Глава 2: Во имя любви и правосудия (1/2)

Девушка передо мной была высокой и худой. Длинные, каштановые волосы обрамляли лицо, и от вида её облика моё сердце забилось в груди по отличной от страха причине. Вышеупомянутые зелёные глаза, казалось, изучали меня, как будто она пыталась понять, что я за человек. Одета девушка была в какую-то льняную рукотворную одежду с подкладкой из кожи, очень похожую на то, что можно было увидеть в музеях моего мира. Выглядела она в этой одежде довольно неплохо. Впрочем, на ткани то тут, то там имелись пятна грязи, явно не от нахождения в камере — они были чёрные и обгорелые.

Я слегка опешил; мгновение я просто завороженно смотрел на неё. Не припомню последний раз, когда я смотрел на женщину в таком ключе.

— Ну? — спросила она нетерпеливо, ожидая любую другую реакцию, кроме разинутой челюсти.

Я поднялся на ноги и, повернувшись к ней, потер пульсирующую от боли голову. Озабоченное любопытство в её взгляде незамедлительно сменилось пугающей враждебностью.

— Андрасте упаси, а ты громадина, — сказала женщина, принимая боксерскую стойку. — Ну, поехали! Давай, покончим с этим быстро.

Она была ненамного меньше меня, но меня всё равно терзали сомнения, что в этом мире найдется много людей, которые выше метра восемьдесят.

К этому моменту мысль о нахождении в тюрьме, наконец, укоренилась в моей голове. Ссориться со своей сокамерницей было не лучшим способом начать моё пребывание здесь. Желая остановить конфликт, я открыл было рот, чтобы её успокоить. Впрочем, женщина довольно впечатляюще замахнулась на меня. Удар пришелся по левой щеке, и я принял его весь и полностью, не в силах отойти от удивления. Я отшатнулся, врезавшись в железную решётку, отделяющую камеру от коридора.

К её чести, она по полной воспользовалась своим преимуществом — двинулась вперед и врезала мне в живот со всей силой, на которую была способна. Ко всему прочему, девушка была чертовски быстра, она бы выбила из меня весь дух этим крепким ударом, не носи я в тот момент броню из моего мира. Похоже, тюремщик хотел, чтобы преимущество было на моей стороне.

Ее кулак ударился о керамические и металлические пластины под защитной тканью. Естественно, она сразу же скривилась от боли и попятилась назад. Я снова выпрямился, приложив руку к лицу, проверяя, не сломано ли что-нибудь. Она потрясла рукой в воздухе, решив держать меня в поле зрения, и без колебаний заняла прежнюю позицию.

Переживая, к чему это может привести, и, честно говоря, не имея никакого желания пытаться навредить такому впечатляюще упорному и энергичному человеку, я попытался снизить накал напряженности.

— Пожалуйста, может, прекратим всё это? — спросил я. — Я не хочу делать тебе больно.

— Зато они хотят, чтобы ты сделал мне больно, иначе тебя бы ко мне не подсадили, — ответила она. — Этого в особенности хочет тот лысый.

Я нахмурился. Вот вам и правосудие страны, которая может возводить такие чудеса. Я не видел логики в её словах. Если тюремщик хотел сломить заключенного, почему же не сделал это сам? Не похоже, чтобы здесь сильно пеклись о надзоре.

— Не понимаю, почему меня посадили к тебе, а не тех двух громил? — спросил я. — В чём смысл?

— У меня есть нужная им информация, но если я раню кого-нибудь из них, на меня повесят лишнее обвинение, — ответила она, ни на дюйм не расслабляя свою боевую стойку. — Они не дворяне, у них нет на это права. Они сказали мне, что собираются поместить сюда кого-то опасного, чтобы преподать мне урок. Подразумевая, что со мной будут плохо обращаться, пока я не сдамся и не запою.

Я всё ещё не до конца понимал, что она имела в виду, но зато понял, что законы того места, где я находился, были совершенно чужды мне — стоит хотя бы вспомнить абсурдность моего обвинения. Я поверил в её историю просто потому, что она соответствовала тем фактам, которые мне удалось собрать. Она думала, что меня поместили сюда, чтобы я избил и надругался над ней — неудивительно, что она была готова наброситься.

Мое впечатление от нового мира пробивало днище за днищем. Взбешённый всеми обстоятельствами, я прислонился спиной к решётке и потер виски. Ну что за бардак.

— Я не трону тебя, — твердо заверил я. — Эти гавнюки и мне поднасрали, чёрта с два я стану для них ручным пёсиком, которому только укажи, кого кусать. Если я могу как-то доказать это, пожалуйста, скажи мне.

Я поднял перед собой руки.

Она снова оглядела меня с головы до ног и опустила кулаки. За её руками скрывалась немалая сила, и я действительно не хотел, чтобы меня снова ими ударили. Я не собирался бить её, ни за что.

— Твои ботинки, — сказала она наконец.

— А? — спросил я, не уверенный, расслышал ли я её правильно.

— Дай мне свои ботинки, и будет у нас мир, — нагло заявила она, указывая мне под ноги. — Без них ты не тронешь меня.

Очевидно, она намекала, что мои пальцы ног в таком случае будут довольно уязвимы.

Я на секунду перевёл взгляд на свои ноги, а потом снова на неё. Именно тогда я заметил, что её ноги были босые. Нетрудно догадаться, почему они ей так понадобились.

Мое презрение к моим похитителям выросло ещё на одну ступеньку, и оно очень быстро приближалось к территории «убей их всех». Я подошёл к деревянной скамейке, служившей в нашей камере кроватью, и сел на ближайший к решетке край. Она шагнула немного назад, когда я двинулся, но я кивнул, соглашаясь на её предложение, и она вернулась на прежнее место. Я развязал свои ботинки, снял их и поставил вместе перед ней.

Она взяла пару башмаков сверху, между большим и указательным пальцами, повертела ими, рассматривая на уровне глаз. Она странно посмотрела на меня, как будто была смущена тем, что держала в руках. Под конец её вроде бы достаточно удовлетворило увиденное, и она решила надеть ботинки, сев на другой конец скамейки, чтобы примерить их.

Довольный тем, что приобрел немного доверия, я поджал под себя ноги, чтобы не испачкать носки дрянью на полу, и прислонился к стене. Пока она возилась со шнурками, я не мог не прокомментировать одну вещь.

— Извини, не твоего размера, — сказал я.

— Всё равно лучше, чем ничего, — ответила она с улыбкой. — Из чего они сделаны?

— Гортекс, — сказал я, словно это пустяк. — Сомневаюсь, что ты знаешь, что это такое.

На самом деле, я и сам не знал, что это такое, кроме того, что это не натуральный материал.

— И будешь прав, — сказала она, снова опуская ноги на пол. — Крепкие, хотя охранники могут украсть их, как и мои.

— Там, откуда я родом, таких много, — достаточно честно сказал я.

Тем не менее, другая пара ботинок лежала в камере хранения, и, если не хочу ходить босым, придётся как-то заглянуть туда. Причем имеется шанс, что та пара будет мне не по размеру.

После мы в молчании, уставившись на стенку перед собой, сидели на скамье. Я, весь в измазанной грязью форме пустынного образца и без ботинок. Она, в грязной рабочей одёжке и ботинках, которыми она болтала, чтобы посмотреть не спадут ли они и нужно ли их завязать потуже. Я устоял перед искушением посмотреть на неё, когда она это делала. Ни к чему было пугать её — это лишь подпортит то малое доверие, которое я завоевал.

По прошествии нескольких минут пугать уже начала она.

Она перестала поправлять под себя новую обувку и сама принялась пялиться на меня. Потом стало только хуже. Девушка скользнула, чтобы сесть прямо рядом со мной, и начала трогать мою форму. Нашивки с символами моего старого мира, ткань рукава и бронежилет. Затем она принялась тыкать пальцем в мой голубой берет, всё ещё засунутый за плечевой ремень. Она даже постучала костяшками пальцев по бронежилету, покрывающему мой торс.

Очевидно, эта девушка была эксцентричной особой, поэтому я позволил ей продолжить осмотр, не говоря ни слова. Это не было неприятным опытом, тут стоит признать, что я был сражён дамой.

Закончив, она потянула меня за рукав. Я повернул голову и обнаружил, что она наклонилась ко мне, чтобы прошептать:

— Ты не из здешних мест, да? — спросила, нет, даже заявила она с немалой уверенностью.

Широкая улыбка скользнула на моё лицо, как я ни старался её сдержать. Полагаю, это было преуменьшением всей эпохи. Я отбросил эти мысли и снова посмотрел на неё, чтобы точно не оскорбить своим ответом. Она просто казалась любопытной, поэтому я сказал ей правду.

— Я даже не знаю, где вообще эти ”здешние места”, — ответил я. — Город, регион, страна... ни-че-го.

Девушка быстро поднялась и, уперев руки в бока, встала передо мной.

— Ну тогда я торжественно приветствую тебя в Халамширале, зимней столице Орлесианской Империи! — объявила она с тем же любимым акцентом мусье аристократической жопы, или в простонародье Золотушка, хотя её орлесианские интонации были всё же сдержанней. Затем она низко поклонилась, потянув за края своей туники, как будто это были складки бального платья. Я рассмеялся, полностью очарованный этой женщиной.

Точно мой типаж.

— И как тебя звать? — спросил я, когда она снова уселась рядом. Она глянула на меня.

— Джули Марто, — сказала она. — А ты?

— Сэм Хант, — ответил я. — К вашим услугам.

Мы тепло пожали друг другу руки, как будто встретились на званом ужине, а не в тюремной камере. Её руки были грубыми, как и ожидалось. Кем-кем, но придворной дамой её точно нельзя было назвать.

— Итак, Сэм, за что тебя? — шутливо спросила Джули. — Нет, дай угадаю... Ты приставал к какой-то овечке, откусил голову нагу, а потом убил фермера, который пытался остановить тебя!

Я обхватила рот руками, пытаясь сдержаться. Я буквально давился смехом. Разговор был просто сумасшедшим, особенно учитывая всё произошедшее. И что, чёрт побери, такое наг?

— Почти. Убил дракона и харкнул на дворянина, который пришел повязать меня, — рассмеялся я.

Мисс Марто нахмурилась.

— Как будто такое возможно, — сказала она, — В чём тебя обвинили?

— О, ни в чём особом. Убийство, отступничество, оскорбление чести дворянина, — сказал я. — Вот только я никого не убивал, о религии здешней знаю ровно ничего, и... ну, я оскорбил дворянина.

Эта сволочь всё-таки этого заслужила.

— Ты не похож на того, кто убьёт без веской на то причины, по крайней мере, пока не откроешь рот. И отступничество? Ты, видать, перешёл дорогу не тому дворянину, — со всей серьёзностью сказала Джули. — Тебя казнят, если признают виновным. Ты вообще маг?

Я фыркнул, позабавившись вопросом. Ещё и магия? В самом деле? Драконов я видел собственными глазами, но магия? Я не купился на это по целому ряду причин.

Во-первых, у меня не было причин полагать, что сам дракон был чем-то иным, кроме как природным явлением. Судя по кислому, серному запаху его огненного дыхания, он явно распылял какую-то форму топлива, а не вызывал пламя из ниоткуда. Всё-таки я ничего не знал о его биологии и о том, почему такое большое существо не имело права на существование

Во-вторых, я сомневался, что Золотушка пользовался бы обычным, хотя и дорогим, мечом, будь магия реальной. Даже если он сам не был магом, он явно мог бы позволить себе какую-нибудь форму магического оружия.

Разумеется, сейчас я понимаю, что магия существует: всё-таки много кто пытался убить меня при помощи неё. Не единожды. Стоит также признаться: я был рад, что она не отшатнулась в ужасе при упоминании моего обвинения в убийстве.

— Нет, я не маг, — сказал я, едва веря, что она правда спросила про это. — А что насчет тебя?

Ее губы скривились так, будто она была оскорблена вопросом.

— Я могу творить магию, — решительно ответила она. — Но не такую.

— Я имел в виду, почему кто-то вроде тебя вообще оказался в таком месте? — уточнил я.

Её улыбка увяла.

— Неуплата налогов, два случая нападения на шевалье, — сказала она, опуская голову. — Я ударила их. Они застали меня в полудрёме, и я отреагировала, не подумав. Очень глупо было так поступать, я могла откупиться от них.

Мне не понравилось, куда её история могла привести... а потом я вспомнил свою ситуацию.

— Нет, ты правильно поступила, — тут же сказал я. — Кажется, меня сюда тоже притащил шевалье. Ну и пусть все они катятся к чёрту.

Она посмотрела на меня так, словно я выжил из ума. Или что я просто глуповатый иностранец, которым и был. Я вздохнул и подумал, как лучше выразиться.

— Если ты не можешь как-либо повлиять на происходящее, так почему должна платить? — продолжил я. — Что делает этих благородных такими благородными?

— Благородными делают их армии, которые могут убить нас, если мы скажем слово поперёк, — с места ответила Джули. — Они, конечно, твердят, что всему причина кровь, но у меня есть глаза и уши. Золото и сталь — аргумент поубедительнее.

Я наклонил голову набок, признавая её довод. Не сказать, что власть народа для моего мира была чем-то естественным. Нет, потребовались реальные усилия и целая прорва кровопролития, чтобы установить такое правление, а потом ещё и ещё, чтобы сохранить его. История правлений на Земле знала не меньше тирании, чем Тедас, но к тому времени, когда я родился, существовала настоящая надежда на лучшее, даже если много где ещё заправляли деньги.

— Если не будешь бороться, ничего и не изменится, — сказал я. — Там, откуда я родом, нет аристократии. Сам народ выбирает себе лидеров, и они вольны делать всё, что им заблагорассудится, до тех пор, пока это никому не вредит. По бо́льшей части.

Джули снова наклонилась и с прищуром посмотрела на меня. Мне показалось, что она изначально мне не верила, но потом я рассказал ей историю, которая, наверное, звучала слишком уж неправдоподобно. Однако, я её недооценивал. Она не только приняла на правду мои россказни, она сама уже это знала.

— Ну конечно, — сказала она, её тон указывал на скепсис. — Ещё раз, откуда ты?

Мои глаза метнулись вверх, пока я решал, что ей сказать. Я хотел рассказать ей, что я из другого мира, что меня притащили сюда вместе с другими, и что теперь все они мертвы, кроме меня. Но сейчас было неподходящее время. За своё промедление с ответом я получил тычок локтем в бок, и вновь посмотрел на девушку.

— Не лги, — строго сказала она. — Тебе грозит смерть, а мне — тюрьма до конца моей короткой жизни. Будь честен.

Я вздрогнул от её пытливой дотошности, не говоря уже о её проницательности. Я правда хотел рассказать ей, первому дружелюбному лицу, которое повстречал с самого моего прибытия в это причудливое место. Вот только признаться я был не готов.

— Я не могу рассказать, ты не поверишь, — сказал я наконец.

Джули от злости всплеснула руками, а потом хлопнула ими по бёдрам.

— Пфф, с тобой вообще не весело! — заявила она. — Важно ли, поверю я или нет?

Она говорила так, как будто я всё равно собирался всё выдумать, и именно такую качественную ложь она хотела от меня услышать.

— Да, важно, — без промедления ответил я.

Как бы она мне ни нравилась, я чувствовал, что ещё недостаточно хорошо знаю её, чтобы доверить такую тайну. Может быть, она смогла бы продать эту интересную историю властям за помилование. Или её могли бы обвинить во лжи, попытайся она рассказать, что привело бы к более суровому для неё наказанию. Любой исход выглядел нежелательным.

Кроме того, то, что она считала меня сумасшедшим — не лучший способ завоевать её доверие. Я был один, и с таким отношением долго не протяну, а она оказалась в таком же несправедливом положении, как и я. По этим причинам я хотел защитить её. Я знаю, как это может прозвучать, но такова простая истина.

Она покачала головой. После этого мы снова какое-то время молчали; она обдумывала то, что я сказал, а я думал о том, каким большим остолопом был, рассказав это. Всё казалось бессмысленным, так как у меня имелись варианты либо сбежать, либо предстать перед судом и ожидать казни. Моя умственная усталость ещё не успела пройти. Джули же двинулась вдоль скамьи, прислонившись к углу и прикрыв глаза.

Я не был уверен, притворялась она спящей или нет, но после этого её не трогал.

_______________________</p>

Следующие пару часов я обдумывал, что скажу судье. Я придумал историю, основанную на том, что я знал и о чём догадывался об этом новом мире. Вероятно, такая история не выдержит никакой серьёзной проверки, но мне нужно было что-то сказать, чтобы выиграть время. Я назвал это планом Б и решил поработать над планом А.

Я осмотрел камеру на наличие изъянов.

Камень казался твёрдым, но строительный раствор выглядел так, как будто его можно было соскрести, проявив немного настойчивости. Я стёр часть его рукой, и при этом мои пальцы оказались покрыты бетонной пылью. Внешние стены, возможно, и выглядели прочными, как у самого замка, но вот внутренние были очень хлипкими. Это было лучше, чем ничего, однако я сомневался, что у меня будет время выкопать себе выход из тюрьмы.

Меня могут продержать в камере самое большее несколько дней, и, скорее всего, переведут в отдельную камеру, как только тюремщик поймет, что я не надругался с его подачи над Джули. Не говоря уже о том, что моё оружие и снаряжение находились в другом конце коридора за запертой дверью, а побег без вещей, вполне вероятно, приведёт к моему быстрому возвращению в камеру.

Мои поиски переместились к окошку. То была узкая прорезь, длинная, но тонкая щель в стене, которая пропускала в камеру лишь скудное количество света. Из этого я предположил, что тюрьма имела вид чего-то вроде старого замка. Она располагалась в нижней половине внутренней стены и, несомненно, служила сральней. Мы находились не на первом этаже, и я определенно был недостаточно тощ, чтобы пролезть через это отверстие, так что тут не вариант. Такой план всё равно оставил бы меня без оружия и еды посреди города в стране, которую я не знал.

Наконец, я проверил металлические прутья самой камеры. Они занимали всю четвертую стену нашей комнатушки и ощущались более прочными, чем каменная кладка. Металл я не смог распознать, цвет был каким-то не таким, более ярким, чем должен был быть, и не ржавеющим. Поперечина проходила через все прутья, так что не было никакой возможности связать две перекладины вместе и использовать мой ремень, чтобы согнуть одну. Сама дверная решетка представляла собой раму с такими же прутьями на ней, на штифтовых петлях, с большим замочным механизмом. С первого взгляда я мог сказать, что со временем я, возможно, мог бы вскрыть замок, но у меня не было этого самого времени.

Раздосадованный отсутствием выхода, я встал и попытался снять дверь с петель. Дверь сдвинулась, но я не мог как следует ухватиться за металл. Прутья были квадратной формы, так что края впились мне в кожу, когда я вложил в них всю свою силу, от чего я даже немного порезался. В конечном итоге я сдался, и дверь вернулась на своё место.

Я потёр окровавленные руки и отошёл от двери.

— Бесполезно, — сказала Джули, подходя ко мне со спины. — Это железо, покрытое сильверитом; дорого, конечно, но зато держит заключенных на ура. Решётка слишком тяжелая, чтобы поднять, и слишком прочная, чтобы сломать или согнуть.

Она казалась хорошо осведомленной в этом вопросе, так что я поверил ей на слово.

— Попытаться всё равно стоило, — сказал я. — Меня это место сведёт с ума.

Джули в притворном утешении похлопала меня по плечу, тихо вздохнув про себя. Она вернулась обратно к своему углу, но на полпути остановилась как вкопанная. Звук ключей, открывающих замки в коридоре, эхом разнесся по тюрьме. Пришло время суда, догадался я.

— Вот, забирай свои ботинки, — сказала она, садясь и быстро снимая пару. — И подыграй.

Я не имел ни малейшего понятия, о чём она. Тем временем быстро приближался топот ног. Я высунул голову из нашей решетки, чтобы посмотреть. Это были Лысый и два высоких увальня, первый размахивал ключами и насвистывал. Я нахмурился, догадываясь, что ему не терпится увидеть дело моих рук. Меня посетили подозрения, что наказание за то, что я разочаровал его, будет суровым, но я не собирался причинять кому-то вред только для того, чтобы избежать этого самому. Я, наверное, скрытый мазохист в душе.

Впрочем, мне не пришлось выяснять, что он мог приготовить для меня.

Когда я снова повернулся к Джули, то обнаружил, что она свернулась калачиком на скамейке, обхватив руками колени. Её волосы были растрепаны и спутались, закрывая лицо. Её одежда была наполовину сорвана с неё, обнажая плечи и живот. Её ноги снова были босые, мои ботинки были спрятаны под скамьёй. Она слегка покачнулась на своей скамьи и что-то пробормотала себе под нос. Мои глаза в шоке расширились от этого зрелища. Мне стало интересно, чего она добивается, но потом меня осенило.

Она притворялась, что я сделал то, для чего меня посадили в эту камеру. Я не понимал, почему она вообще тратит на это усилия, но искушение поаплодировать её игре было почти искренним. Станиславский был бы доволен. Я часто говорил, что ей следует стать актрисой, а не тем, чем она на самом деле зарабатывала на жизнь, но да не суть важно.

Наконец, к нашей камере подошел Лысый, на его лице расползлась большая зубастая ухмылка, когда он увидел Джули.

— Так-так-так, только поглядите! — довольно сказал он. — Смотрю, у вас тут было весело. Ты реально с ней постарался, а?

— Можно и так сказать, — ответил я, сдерживая порыв схватить его через решетку и свернуть ему его лысую башку.

— Вижу, это обошлось тебе, надеюсь, не слишком дорого, — продолжил он.

Я странно посмотрел на него, не сразу поняв, что он имеет в виду, пока он не указал на свою щёку. Он имел в виду то место, куда Джули ударила меня, и позже я обнаружил, что там красовалась довольно отчетливая красная отметина.

— Ничего такого, чего я не переживу, — сказал я, покачав головой.

Лысый повернулся к обитательнице камеры, облизав губы.

— Теперь ты готова говорить? — спросил он. — Или мне стоит оставить этого красавца с тобой на всю ночь?

Джули повернула к нам голову и бросила на него сквозь волосы мрачный взгляд, её глаза кричали о непокорности. Она высунула язык, а потом снова перевела внимание на стену и продолжила своё бормотание. Тюремщик просто покачал головой с улыбкой на лице, и его приспешникам в равной степени было весело.

— Создатель милосердный, а она из упрямых, да? — сказал он, обращаясь ко мне. — Но ты ведь переубедишь её, верно, мон ами<span class="footnote" id="fn_30794448_0"></span>?

Я был немного сбит с толку, так как это был второй раз, когда кто-то говорил на другом языке, который я узнал. Но лысый мужчина пытливо смотрел на меня, и я не собирался спрашивать его об этом. Вместо этого я вытянул обе руки по обе стороны от себя.

— Как я могу отказаться от такого щедрого предложения, — отшутился я.

Лысый вновь расхохотался, не подозревая, что шутка была направлена против него. Он велел открыть камеру и снова загремел кандалами. Зная, чего он хочет, я подошел к нему и протянул руки, в то время как двое других охранников с предупреждением уставились на Джули. Клянусь, они могли бы быть близнецами, хотя трудно вспомнить такие подробности после стольких лет.

— Прости, дружище, нужно соблюсти приличия, — сказал он, снова надевая на меня кандалы. — Я замолвил за тебя словечко, так что тебе не заткнут рот кляпом. Тебе будет позволено говорить, хотя я бы не советовал этого делать.

Молчание звучало как приглашение к ранней смерти, поэтому я задался вопросом, что, во имя всего святого, означал его совет.

— Очень любезно с твоей стороны, — ответил я, когда дверь камеры снова закрылась.

— Насколько я понимаю, ты уже мертвец, так что воспользуйся своими последними часами, чтобы помочь мне с этой проблемкой, — продолжил Лысый, когда Джули сделала ему непристойный жест большим пальцем. — Тут явно стоит использовать воображение.

Я кивнул, сдерживая свое отвращение к дружелюбию этого человека.