Успокойся (2/2)
Чонгук грязно выругивается и, справившись с Цунэ, нажимает кнопку на наушнике.
— Да?
— Что там у вас? — голос у Намджуна спокойный.
Не знает.
Он пока не знает.
— Хуй разбери, приезжай сам…
— Нет! — Тэхён, словно очнувшись ото сна, спрыгивает с рук Хосока и выхватывает у Чонгука наушник. — Нет, Намджун! Не приезжай. Хан звонил, — таким голосом, словно интонацией хотел выделить, какой именно Хан, хотя и сам не очень знал, просто Нунг успел рассказать основную часть до приступа. — Что-то с Чимином.
Что-то.
Тэхён просто не может произнести это вслух.
Не может.
И вдвойне не может сказать эти слова Намджуну.
Только не ему.
Он стоит, сгорбленный, перед всеми этими людьми, перед бригадой скорой помощи, которая грузит в машину тело его отца, и просто кривит губы, прижимая к уху наушник так, словно хочет впихнуть его себе в голову. Намджун молчит, ничего не говорит. Его молчание давит на перепонки, и хочется нарушить эту тишину криком, может, даже воплем.
Тэхёну нужно дышать, но он об этом забывает. Никто не решается приблизиться к нему, кроме Хосока, который замечает текущую из носа дорожку крови и снова сгребает тело Тэхёна в охапку, так, словно он без его рук развалится прямо там, где стоял.
— Пиздец, — сухо констатирует Чонгук, опуская голову.
Скорая отъезжает, забирая Нунга и прыгнувшего следом Цунэ, и никто из оставшихся людей не знает, что делать дальше.
— Господин Ким? — Чонгук вынимает из скованных судорогой пальцев Тэхёна свой наушник, пытается связаться с Намджуном. — Ну же, выйди на линию… Ну же!
— Ничего? — интересуется Сиг, хмурясь.
— Ничего…
— Тэхён…
— Он сейчас не в том состоянии, чтобы объяснять, — пресекает Хосок, отворачивая омегу ото всех и прикрывая собой. — Ну же, малыш, все будет хорошо.
Не будет.
У Тэхёна в груди дыра. Он хрипит, слыша, как в ней что-то отвратительно булькает.
***
Намджун вжимает педаль газа в пол и несется вперед, отшвырнув телефон куда-то в глубину салона.
«Хочу, чтобы весь мир знал о том, что я люблю тебя»</p>«Ты так не сумеешь»
Страшно.
До судороги страшно. Так, что больше никаких чувств. Так, что прошибает, выкручивает, выжимает до последней капли.
Пожалуйста, нет.
нетнетнетнетнетнетнетнетнетнетнетнетнетнетнетнетнетнетнетнетнетнетнетнетнетнетнетнетнетнет
Он не мог. Он ведь не стал?..
Он должен был… ему должно было стать лучше.
В салоне автомобиля слишком тихо. Намджун ничего не слышит и ничего не хочет слышать сейчас, кроме одного голоса. Тэхён ничего конкретного не сказал, но Намджун… Он словно изнутри все чувствовал. С самого утра что-то душило, не давало вдохнуть.
Беспокойство.
— Пожалуйста, — нетнетнетпустоэтобудетнесамоестрашное, — пожалуйста…
«Зачем ты размениваешься по мелочам?.. Не говори, что тебе так легче.»
«Что, если это правда?»
Глубокий, шумный вдох. Намджун пытается не задохнуться.
«Пока ты здесь, я разделю с тобой любую земную боль.»
«Это слова. Красивые, но все же не более того.»
Не может быть, чтобы правда… чтобы правда действительно просто слова.
«Просто доверься. И я все сделаю. Все, что нужно, чтобы ты забыл все плохое.»
Не сделал. Не смог.
Не сумел.
«Тебе стоит позволить мне о тебе позаботиться. Сможешь?»
«Думаю, что смогу…»
Как же так?..
Намджун этого не выносит. Дорога перед ним смазывается, и он смаргивает с ресниц влагу, не зная, чем захлебывается, страхом или преждевременной болью. Ему не нужно слышать это от кого-то. Он… то, что не озвучил Тэхён, у Намджуна теперь бьется вместо сердца. Гонит по венам что-то липко-черное, склизкое, тяжелое.
Наверное, теперь так всегда будет. У меня в груди. Что будет, когда я увижу… Его?
Или что-то вместо него.
***
Успокойся.
Успокойся, когда тебе нужно будет одеться и привести себя в порядок, чтобы выйти из дома. Или когда замок заклинит от того, что ты дернул слишком сильно. Или когда привычные пятнадцать минут до продуктового магазина не покажутся такими умиротворительными, потому что ты забыл наушники в квартире на твоем двенадцатом этаже в доме, где отключили свет. Когда прохожий впереди тебя будет идти раздражающе медленно посреди слишком узкого тротуара. Когда под яркими лампами продуктового тебе будет казаться, что стеллажи смыкаются или падают на тебя всем обилием своих жестяных банок, и ты под ними останешься навсегда, потому что тебя не заметят и тебе не помогут выбраться из-под этих завалов.
Успокойся, когда поймешь, что тебе это только кажется.
В твоей корзине свежие овощи и какое-то мясо. Кажется, говядина. Еще что-то, что ты взял машинально, просто потому, что упаковки показались тебе знакомыми. Ты выходишь из магазина с огромным количеством пакетов, но оставляешь их у входа, потому что тебе не хочется все это нести. Тебе, вообще-то, ничего не нужно было. Ты не голоден, не замерз, не напуган. Ты просто ослеп, потому что перед глазами у тебя челка и съехавшая на брови шапка, а ты знаешь, что ничего не изменится, даже если ты ее сейчас поправишь.
Успокойся, когда твой выдох в жерле оживленной улицы никак не прозвучит.
Успокойся, когда тебе больше не захочется существовать.
Просто не делай себе больно.
Сдаваясь, успокойся,
Пак Чимин.