Подавись (2/2)
— Как ты способен говорить об этом так спокойно, я не понимаю! — младший омега принимается ходить по комнате, отчего телефон в его руках дрожит, а звук становится прерывистым. — Не обязательно бросаться в крайности, в городе много специалистов, никто и никогда не откажет отцу, и у нас есть возможность подобрать для тебя лучшего специалиста и лучшую терапию… — он говорит торопливо и на одном дыхании, произнося все слова одним неразделенным предложением.
— Чимин.
— Нет, ты послушай…
— Чимин!
Младший, наконец, переводит взгляд на изображение брата на экране своего телефона. У Тэхёна глаза на мокром месте и подбородок дрожит, а еще он чуть отдалил камеру, и теперь Чимин видит его ключицы и грудь, где вся кожа в синяках.
— Я разрушаюсь, — тихо произносит Тэхён. Отклоняется, закатывает рукава свободной кофты, показывает запястья и часть предплечий. — Там, внизу, хуже. Больнее. Раньше такого не было никогда, но в эти несколько дней… Я сам не помню, но медработники говорят, я сам это делаю.
Чимин застывает. Тело Тэхёна можно изучать, как карту ожогов и вмятин, и Пак не понимает, как такое могло случиться всего за несколько последних дней. По правде, ожоги там есть и старые, от нагретого навершия зажигалки на руках и бедрах, а поверх - свежие, влажные от сукровицы и припухшие алым.
— Когда… — он сглатывает и поднимает на старшего перепуганный взгляд. — был твой последний приступ?
— Два дня назад, — еще более тихий ответ. — Папа думал, я не приду в себя. Мое тело… застыло, совсем не двигалось. Как у пластиковой куклы.
— Ты…
— Как видишь, — Тэхён неловко пожимает плечами и морщится от боли. — Ошиблись. И все же я боюсь, что это будет повторяться. А это… — вздыхает, качает головой, ухмыляясь. — Это будет повторяться, Чим-Чим.
Какое-то время они молчат. Чимин не смотрит на экран, словно боится пересекаться с Тэхёном взглядами.
— Хосок ушел два дня назад, — произносит Тэхён после паузы как ни в чем не бывало.
— Ты из-за этого, да? — Чимин снова принимается взволнованно и хаотично ходить по комнате. — Из-за него ты… все так…
— Думаю, нет. Думаю, все дело в том, что я с этим, — Тэхён тычет пальцем себе в висок, имея ввиду свое ментальное состояние. — Больше бороться не хочу. Мне нужна помощь, малыш, — прикрывает глаза. — Помощь и лечение, и чем раньше, тем лучше. Мне жаль, если это тебя так расстраивает.
— Я, — заикаясь и чувствуя себя неловко, младший подносит телефон так близко к лицу, что на экране Тэхёна с высоким разрешением видно его поры. — Это я должен извиняться перед тобой, Тэхён, — слова звучат с хрустом, с надрывом. Отрываются от неба, выливаются в комнату, как что-то тягуче-раскаленное. — Прости меня.
Тэхён мягко улыбается и проводит пальцем по изображению Чимина.
— Не беспокойся, Чим, — его голос звучит действительно успокаивающе. — Хорошо заботься о себе, и помни, что я тебя очень люблю.
— И я, хён, — Чимин очень хотел сдержаться, но все же хлюпает носом.
— Ну вот, — старший улыбается шире.
Потом они говорят еще немного о всяких мелочах, но когда вызов прерывается, Чимин прижимает ладонь к губам и беззвучно вопит, так, что на шее вздуваются вены и щеки вмиг становятся мокрыми от пота и слез. Он крепко жмурится и боится открывать глаза, потому что, кажется, вся темнота мира сейчас сосредоточена вокруг. Ему страшно. Страшно за брата, страшно, что ничем нельзя помочь.
Страшно, что Чимин такой беспомощный, что такой отвратительно безответственный и эгоистичный. Он мог бы быть другим. Мог не разрушать себя, чтобы потом иметь силы помочь Тэхёну тоже не разрушаться. Можно сколько угодно врать себе о том, что выбора не было, Чимин всегда будет знать, что сам во всем виноват.
Во всем, что с ним случилось, и во всем, что он не смог предотвратить.
«Из меня ничего не получилось, » - напечатать, отправить. </p>Подождать, пока Намджун просмотрит. Затем еще раз напечатать, еще раз отправить, и еще, еще, еще…
Бесконечный поток боли, бесконечный набор глупых слов из дурацких букв. Чимину нужно от них освободиться, а Намджун все равно ничего не ответит. Не ответит, потому что ему тоже, наверное, тяжело… Чимин уважает его решение и позицию.
«Меня пугает то, каким я становлюсь»</p>
«Не слышу ничего, кроме своего отчаяния»</p>
«Ничего, кроме того, как кровь бьется в моих венах и продлевает мою бесполезную жизнь»</p>
«Ты любил меня так сильно, что понимал и принимал всегда. Прости, что не сумел так же» </p>
«Прости, что я… никогда» </p>
«Прости, что я такой» </p>
«Прости меня, Намджун» </p>
«Прости меня за то, что сейчас я желаю, чтобы тебя никогда не существовало»</p>
«Ненавижу то, что вижу себя сейчас в зеркале безумно вопящим» </p>
«Наверное, мне тоже дорога в психушку. Нам всем»</p>
«Стоит мне продолжать кричать? Наверное, я напугал соседей. Иногда забываю о том, что я теперь не икона для фанатов и не богатый сынок богатого отца»</p>
«Так стоит мне перестать?»</p>
Может, Чимину кажется, что если он будет задавать вопросы, Намджун все-таки ответит.
«Я соврал» </p>
«И был не прав»</p>
«Не хочу, чтобы тебя не существовало» </p>
«Хочу, чтобы весь мир знал о том, что я люблю тебя» </p>
«И чтобы мир этим подавился»</p>
Если бы Чимин произнес эти слова раньше, все сложилось бы по-другому. Но он не мог.
Раньше он до них не мог дойти, потому что еще не знал, что если долго прогонять Намджуна, можно действительно остаться без него. Без его улыбки, без его ямочек, без его запаха и его рук, без еды, которую он приносил, и поцелуев, на которые Чимин в трезвом уме никогда не отвечал.
Без Намджуна.
Насовсем.
***
Звук входящего уведомления пугает Чимина возможностью того, что это, скорее всего, сообщение от кого-то еще.
Не от Намджуна.
Дрожащими пальцами омега смазывает экран блокировки и впивается взглядом в слова, которые...
«Ты так не сумеешь»
От Намджуна.
Этот хруст… Это у Чимина где-то внутри. Где-то под ребрами. Что-то выливается через рот, застревает в зубах. Течет по губам и выплескивается на пол уродливо-бурыми комками. Чимина тошнит, и он шарит руками по своему телу, беспорядочно надавливая, словно сомневается, что все еще не исчез.
«Все, что я умею, это делать нам больно»</p>Звучит, как прощание. Звучит, как самый громкий крик, который не закончится плачем.
Он закончится хрипом.