Теряю тебя (1/2)

— Хочешь кофе? — Юнги притормаживает у одной из попавшихся на пути заправок.

— Нет.

— Чай?

— Нет.

— Сок? Вода? Сидр? Пиво? Соджу?

-…

— Понятно, — снова выруливает на трассу, и до первой перемены машины они едут в тишине.

Чимин прокручивает в голове произошедшее, раз за разом возвращается к исходной точке, пытается понять, но не может собрать воедино все осколки. Его воспоминания неточны и отрывочны, в его голове нет ничего, кроме оттиском наложившегося лица Намджуна. Лица, которое ему тепло улыбалось. И губ, которые ему сказали:

— Пожалуйста, не смотри назад.

Закричать. Что-нибудь разбить. Закричать еще раз. Нет, не так.

Кричать. Кричать в долгосрочном действии, срывая связки, выплевывая внутренности, разрушаясь и разъедаясь изнутри. Вопить, пока не слезет кожа, и голос не станет похож на ничто.

Ему хочется все остановить, хочется выйти из игры… но наружу пути нет. Только внутрь себя, где сплошная терновая сеть из осколков того, что когда-то гулко билось. Хочешь — выскреби все это из грудной клетки и иди вперед.

Нет другого пути.

Он отпустил, значит, Чимин тоже должен отпустить.

— Ты побледнел, — обеспокоенно произносит Юнги.

«Ты ему не нужен,» — слышит Чимин. И отворачивается к окну, ничего не отвечая.

Чимин хорошо помнит только ночной холод и визг шин, которые едва удерживали сцепление, когда Намджун на полной скорости вынудил Юнги прижаться к обочине и остановиться. Плохо помнит, как Намджун вытаскивал Мина из машины за шкирку, как провинившегося щенка, как долго отчитывал, а потом выволок на асфальт бессознательное тело Тэхёна.

Как Чимин испугался, увидев брата в таком состоянии… как отчаянно пытался привести его в чувства!

Вспоминать об этом невыносимо. Но Чимин раз за разом вспоминает, мучает себя, потому что без этого целая картина не сложится, а ему очень хочется все понять. Очень. Хочется. Не рассыпаться.

Но Чимин рассыпается. Расходится по швам, рассыпается героиновой пылью по салону автомобиля, в котором Юнги увозит их обоих к границе, оставляя позади всю их прошлую жизнь. Оставляя Намджуна, Тэхёна, отца, Чонгука, Хосока… Ничего этого больше никогда не будет в их жизни. Никто из этих людей больше никогда не покажется на глаза, не свяжется по телефону, даже случайно не встретится на улице.

«— Ты думал, я не узнаю? — Намджун держит Юнги за воротник и слегка встряхивает. — М? Думал, кроме тебя больше никто не знал о планах Хонга и Ким Бона?.. — взгляд у Мина напуганный, а Ким почти смеется от переполняющей его ярости. — Хотел сбежать, оставив за собой приличную кучку грехов? Не выйдет, Мин Юнги. Я не дам тебе уйти так просто.»

Дело даже не в разрушении. Дело не в том, что Намджун узнал о проделанной Юнги работе до того, как тот успел покинуть страну.

Дело в том, что в итоге он ему это позволил. И теперь Юнги действительно покидает страну с поддельными документами в бардачке, вот только не с Тэхёном, как планировал изначально.

А с Пак Чимином на заднем сидении своего автомобиля.

«— Садись, — коротко и хлестко.

— Нет, — Чимин цепляется за машину Намджуна руками и отбрыкивается ногами, скребет ногтями по дверце и окошку. Чужие руки отрывают его и почти отшвыривают в сторону с такой легкостью, что тело Чимина от неожиданности слабеет и по инерции падает на асфальт, сшибая ладошки и колени. — Не смей! Не смей, блядский Ким Намджун! Я не сяду в эту машину! Я никуда не поеду!..

— Сядешь, — ни капли сомнений в голосе. — И поедешь. Я считаю до трех.

— Нет.

— Один.»

В салоне у Юнги тихо и до сих пор пахнет Тэхёном. Чимину плохо от мысли, что Намджун решил поменять двух братьев местами. У Юнги было два поддельных паспорта, а Чимин, если взъерошить волосы и доплатить на посту, очень похож на Тэхёна на фотографии. Их запросто пропустят. Намджун знал, что делает.

Чимину хочется открыть дверь и выйти на ходу, но Мин все заблокировал. Сам мрачнее тучи, альфа с беспокойством поглядывает на своего вынужденного пассажира через зеркальце заднего вида и очень надеется, что он не станет делать глупостей.

«— О чем ты? — голос у Юнги дрожит от волнения, он смотрит, как Намджун вытаскивает Тэхёна из машины, но ничего не может с этим сделать. — Ты не можешь так поступить. Что мне делать с твоим омегой?.. Что мне делать без моего?»

— Ты должен был думать об этом раньше, — пресекает Ким. — Сейчас уже поздно. Перевезешь Чимина через границу, там его встретит человек по имени Хан…

— Нет, нет, нет, н… Нет!

— Два, — Намджун продолжает считать.»

— Перестань реветь, — просит Юнги, для которого запах слез Чимина уже становится невыносимо отчетливым. — Разве ты не хотел освободиться от всего этого?

Хотел?

Разве Чимин хотел, чтобы сердце в груди лопалось? Разве хотел, чтобы слезы выжигали роговицы, даже тогда, когда он убеждал себя перестать и тёр глаза пальцами, словно мог бы заставить влагу впитаться обратно.

Разве мог он хотеть, чтобы ему душу вырезали хирургическим скальпелем, срезая попутно все нервные узлы и срывая с костей чернеющую плоть? Он не хотел сидеть в машине и думать о том, что не ощущает себя здесь и сейчас. Тело и разум настолько онемели, что он не ощущает себя собой. С каждой секундой они уезжают все дальше, а Намджун с Тэхёном — в противоположном направлении. Тоже отдаляются.

Как это убрать? Как прекратить?..

— Я не этого хотел.

«— Я был не прав, я так не хочу, не так, не так, господи, пожалуйста, только не так!.. Нет, нет… Намджун! Куда? — Намджун подхватывает сидящего на коленях Чимина и тащит к машине Юнги. — Пожалуйста, пожалуйста, слышишь?..

— Три, — альфа захлопывает перед носом Чимина дверь и пожимает руку Юнги в знак символического прощения. Последнюю фразу Чимин читает по губам: — Я люблю тебя, малыш. Очень люблю.»

***

До границы они меняют три машины, после прохождения паспортного контроля садятся на электричку. У обоих почти нет вещей. У Юнги его собственная спортивная сумка с предметами первой необходимости, у Чимина такая же, которую Мин собрал для Тэхёна. Размеры у братьев омег почти одинаковые, не считая того, что Чимин сильно похудел, но на это сейчас, по большому счету, всем плевать. Чимин все действия выполняет молча и как-то заторможено, особо не вникая в процесс. Делает то, что говорят, и никак не протестует. Всю свою боль и обиду он выплакал ночью в машине. Теперь просто сидел, уставший и измотанный, в кресле электрического поезда, и старался ни о чем не думать.

Ему больше ничего не остается, если так решил Намджун. В конечном итоге, Юнги прав.