Два голоса (1/2)
Спасите меня.
— Тэхён, ты помнишь, что произошло?
Заберите, спасите меня.
— Ты помнишь, что произошло две недели назад?
Сколько сможете… Спасите хотя бы часть.
— Тэхён, смотри на меня. Ты понимаешь мои вопросы?
Оставьте меня. Уходите!
— Тэхён, Тэхён!.. Держите его!
Свет слишком яркий.
Темнота бездонна.
Можно падать вечность.
***
Кожа покрыта ожогами. Язвами, ранами, струпьями, влажными и незаживающими. Они липнут к сухим простыням, присыхают, прикипают, и их приходится отдирать с мясом, чтобы пошевелиться. Тэхён не чувствует пульс, не чувствует, как легкие наполняются кислородом — ему кажется, что водой. Ему кажется, он на дне.
Ему кажется, кожа остается на постельном белье желтовато-бурыми разводами, а сам он обнажен до мышц, до внутренностей, до голых костей. Он выпотрошен, распят, сожжен изнутри и снаружи. Он не слышит собственных мыслей, только чужой голос, холодный и злой, рычащий. Этот голос толкает в спину, кричит в барабанные перепонки так, что хочется выскоблить из головы все, что там есть, лишь бы только его не слышать, но он, этот голос, наверное, будет звучать и тогда, эхом отражаясь от стенок черепной коробки.
Чьи-то руки смиряют его тело, прижимают к постели. Успокаивают. Наверное, папины. Запах похож на запах Цунэ, но Тэхён не уверен.
Он не концентрируется.
В темноте только он, тот, с кого содрали кожу, и голос — тот, который содрал.
***
— Так, еще раз, — специалист выглядит обеспокоенным, но Тэхён не может этого заметить. Он смотрит сквозь. — Ты помнишь, что произошло?
А вы не видите?
— Ответь, пожалуйста, на вопрос.
Спасите меня!
— Ты можешь не бояться и рассказать мне все честно. Я здесь, чтобы помочь тебе.
Вытащите меня, пожалуйста…
«Исчезни!»
Я не хочу… Не хочу исчезать.
— Тэхён, я не смогу помочь тебе, если ты будешь молчать.
Я кричу! Кричу вам!..
— Кивни, пожалуйста, если слышишь меня и понимаешь.
Тэхён кивает. Голова тяжелая, веки тяжелые. Позвоночник не выдерживает, кажется, плавится, гнется. Тэхёну кажется, он упал бы, если бы его не держал кто-то другой.
«Трус.»
***
Темнота пахнет Хосоком. Пахнет дешевыми сигаретами, пылью и фруктовым шампунем. Он успел принять душ? Или он пах так и раньше?
«Нет»
Разве?
У Хосока сухие, теплые руки. Он снимает с Тэхёна насквозь пропитавшуюся потом футболку и, в очередной раз обтерев влажным полотенцем, переодевает.
Тэхён чувствует на языке кислый привкус. Еще чувствует, что глотать больно. Так, словно долго кричал и сорвал голос. Но он не кричал.
Не кричал ведь?
«Ты — нет»
Спасите меня…
***
Пока за закрытыми дверьми спальни Цунэ, Хосок и приглашенный специалист возятся с Тэхёном, Чимин в коридоре дожидается Юнги и, дождавшись, отводит его в сторону.
— Послушай, — мнется, не зная, как продолжить. Снова мнет пальцы. — Думаю, мне лучше будет продолжить оставаться в отеле.
— Почему? — Юнги не кажется удивленным. Конечно, он все понимает, понимает, как сильно Чимину не хочется светиться перед Цунэ, особенно в момент, когда Тэхён в странном состоянии. — Я говорил уже, носи свою фамилию с гордостью, ты все равно часть этой семьи…
— Я знаю, — Пак улыбается краешком губ. — Знаю. Но мне так будет комфортнее.
— ТэТэ не обрадуется, когда придет в себя, — с капелькой укоризны в голосе.
— Нашему принцу стоит привыкнуть, — у Чимина во взгляде мелькает раздражение.
— Ты недоговариваешь, но я, так и быть, позволю тебе самому выбрать время для разговора, — Юнги отвлекается на телефон, чтобы напечатать сообщение, и снова поворачивает голову к омеге. — Попрошу отвезти тебя в отель.
— Мне нечего тебе сказать, Юнги-и, — качает головой Чимин. — Правда, нечего.
— В любом случае, ты знаешь… все, что касается принца ТэТэ, ты можешь мне доверить.
Чимин кивает, слегка улыбнувшись, и тихонько покидает квартиру Цунэ.
***
В жерле людских пороков невыносимо жарко. Чимин хотел бы научиться справляться без заменителей, хотел бы не обманывать собственный организм, подсовывая ему алкоголь и таблетки и при этом убеждая, что именно это ему и нужно. Не нужно. И все же Чимин снова в Silkot, сидит у барной стойки и мажет взглядом по макушкам танцующих, думая, присоединиться к ним сейчас или чуть позже. В какой-то момент скашивает взгляд и замечает на соседнем стуле знакомого человека.
— Чонгук? — чуть приподнимает брови, не выпуская изо рта коктейльную трубочку, отчего выглядит довольно забавно.
— Здравствуй, дружок, — ухмыляется Чонгук и пододвигает свой стул поближе, наклоняется к чужому лицу, чтобы они могли друг друга слышать в зале с грохочущей музыкой. — Снова испытываешь удачу? Когда-нибудь тебя в этом клубе выебут.
— Наверное, очевидно, — пожимает плечами Пак. На нем сегодня сетчатая майка, ничего не скрывающая и похожая на рыбацкую сеть, и три ряда жемчужных бус на шее. Выглядит, как русал, смотрит, как демон. — Но ты тоже, я вижу, любишь это место. Уже во второй раз здесь пересекаемся…
— Я здесь по делу, — и снова эта косая ухмылка. Чимин ловит себя на мысли, что уже слишком долго разглядывает кольцо в губе Чона.
— Ясно, — разговор грозится себя исчерпать.
Чимин допивает коктейль и отворачивается, чтобы попросить еще, и в этот момент Чонгук продвигает к нему по стойке поближе телефон с включенным экраном:
— Взгляни.
Чимин, не задумываясь, смотрит на открытую фотографию. И чувствует, как жар ударяет в голову — на экране телефона быстрое фото, сделанное папарацци, на котором Намджун вместе с рыжим омегой выходят из здания популярного ресторана.
— Что это? — голос сиплый. На пьяную голову у Чимина не получается его контролировать. — Зачем ты мне это…
— Смотри-смотри, — у Чонгука выражение лица не меняется, все такое же снисходительно-насмешливое. — Ты себя травишь, пока он крутится в копании сыночка важной шишки.
— Я себя не травлю, — упрямо и по-детски.
— Сказки не рассказывай! — качает головой Чонгук.
— Ой, отстань, — Чимин пробует подняться со стула, но плюхается обратно. Ноги не держат. — Откуда ты вообще знаешь эту… историю?.. Кто тебе платит? Знаешь, мне и без тебя нервных нянек хватает.
— Принц ТэТэ, — коротко отвечает Чонгук, затем, подумав, добавляет. — Он нанял меня, чтобы я приглядывал за тобой.
— Это бессмысленно.
— Мне кажется, смысл есть, ты близок к тому, чтобы начать выжигать себе вены…
— Я сам решу, сколько и когда принимать, — Чимин все же поднимается на ноги и, махнув на прощание прежде, чем шагнуть в танцующую толпу, фыркает. — Это мое решение.
— Оно вышло из-под контроля! — кричит Чонгук, но басы заглушают его голос. — Дурак…
Чимин, может, и дурак, но плевать на это хотел. Он танцует, чувствуя чужие руки на бедрах и ягодицах, двигается в такт или чуть быстрее и сквозь помутневшее сознание едва различает силуэты. Свет мигает, режет яркостью и в следующее мгновение исчезает вовсе. Картинка перед глазами сбивчива и неполна.