Удел дураков (1/2)
Ким Тэхён ничего не ждет и ничего не хочет.
Он из тех, кто уже прошел точку невозврата, и теперь жизнь потоком несет его к умиранию. Это легко. Для него легко. Иные цеплялись бы за любую возможность спастись, жадно хватали бы ртом воздух в первобытном желании продлить свое существование…
Ким Тэхён о подобном даже не задумывается. Не до философии, знаете-ли. Легко умирать или сложно — какая разница, если ты все равно уже умираешь? Раз уж это происходит, следовательно, нужно просто подождать. Борьба отнимает силы, а Ким и без того уже слишком устал.
Поначалу ему негде было спать. Тогда он забыл про гордость и провел несколько суток в полудреме на голом асфальте, иногда поднимаясь и тратя последние воны на дешевую еду из ларька через дорогу. Потом, когда стало нечего есть, проблема с жильем ушла на второй план. Раньше он думал, что слишком молод для того, чтобы задумываться о деньгах. Их можно было тратить легко и просто, даже не держа при этом в руках, а просто прикладывая к терминалу кусочек пластика. Об остальном он мог не заботиться.
И вот сейчас у него мир дрожит перед глазами от голода и усталости. Осуждающие взгляды прохожих пробуждали в нем стыд лишь в первое время. Потом привык. Смирился с мыслью, что похож на дворняжку.
— Эй, эй, а ну-ка убирайся отсюда! Развалился на дороге, — протестует владелец продуктового ларька, когда Тэхён подбирается ближе к порогу, прислонившись спиной к стене и вытянув ноги. — Посетители из-за тебя мимо проходят.
— Отсоси, — тихо фыркает Ким, гулко сглотнув.
От этого человека пахнет копченой рыбой и специями, а Тэхён не ел уже несколько дней.
— Хам! Я полицию позову…
Тэхён даже голову не поворачивает в его сторону. И без того чувствует себя достаточно жалким, не хватало еще реагировать на какие-то истеричные угрозы. В конце концов, улица общая, и он может лежать, где захочет. А может и не лежать. Может встать и переместиться в другое место, где теснее стоят дома и реже проходят незнакомые люди. Так он и поступает. До тех пор, пока не обнаруживает себя на самом дне.
У порога хост-клуба.
Яркая неоновая вывеска. Витиеватая надпись «Требуются сотрудники» на двери. Изнутри доносится музыка и смех мужчин. Свист, хохот, крики, стоны. Запах. От этого запаха тошнит. Он может пройти мимо. Он должен. Но не проходит. Он жалок.
Толкает входную дверь и почти вваливается в помещение, освещенного лишь полосками неоновых лент, расположенных на полу и вдоль стен. В углу за невысокой стойкой стоит человек, лица которого Ким разглядеть не может — глаза пока не привыкли к темноте, да и слезятся сильно.
— Я… Кхм.
Тэхён осознает, что ему нечего сказать. Зачем он зашел?
— Я ошибся, — выдавливает он, слабо качнувшись в сторону человека за стойкой, а потом медленно разворачивается к двери. Нужно сохранить остатки достоинства. В борделях не подают милостыню.
Ким Тэхён никогда не станет просить милостыню. Ким Тэхён умрет, как дворняжка, но цепляться за жизнь, как какой-нибудь плебей… Работать за копейки, спать в крохотной комнатушке — нет уж, увольте. На подобное он не пойдет. Его вышвырнули за порог, значит, так тому и быть. Прежней жизни ему уже не видать, так высоко уже не забраться. Его сбросили с Олимпа на самое дно Аидова царства, а в преисподней положено умирать.
Так тому и быть.
— Постой, — быстро произносит человек из-за стойки. — Постой. Ты не в порядке.
Тэхён оборачивается и тут же отшатывается, потому как незнакомец приблизился к нему со спины и теперь стоит почти вплотную.
— Какое вам дело? — спрашивает омега немного высокомерно, но недостаточно для того, чтобы это выглядело убедительно.
— Ты не в порядке, — повторяет незнакомец. Альфа. В полумраке его глаза кажутся Тэхёну золотыми. Он быстро облизывает губы и отступает на шаг.
— Я уже сказал, что зашел сюда по ошибке, — бормочет. — П-пожалуйста… Мне нужно идти.
На негнущихся ногах Тэхён переступает через порог, торопливо заходит за угол и медленно сползает по стене на землю. Зачем он пошел туда? Такая работа — последний рубеж, Тэхён способен на большее, но ему не хочется даже пытаться. От осознания собственного положения сгибается в приступе тошноты, внутренности выворачиваются наизнанку. Сплюнув желчь на тротуар, он закрывает лицо руками и медленно выдыхает.
Поднимется, пусть это и стоит ощутимых усилий, и бредет вдоль переулка. С каждым шагом на душе становится все паршивее. Ничего нет позади, ничего нет впереди. Может, завершить этот путь самостоятельно? Не дожидаться, пока все случиться само собой…
Тэхён покачивается и прислоняется плечом к стене, чтобы удержать равновесие. Оглядывается назад, чтобы убедиться, что за ним никто не следует, и снова садится на землю там, где относительно сухо и не так сильно воняет нечистотами.
— Так все и закончится. Наверное, даже сейчас, — хмыкает, представляя, будто ему действительно есть кому пожаловаться на жизнь. — Сегодня. Было бы хорошо. Устал уже хотеть спать и есть.
— Паршиво выглядишь, — произносит кто-то сверху. — И воняешь. Тебя что, бомжи по кругу пускали?
Тэхён вскидывает голову и сквозь темные пятна перед глазами видит, что над ним стоит тот альфа из хост-бара. Узнал он его скорее по запаху и телосложению, а теперь внимательно изучает лицо. Красив, черт. О подбородок, наверное, даже порезаться можно, если коснуться — до того остер, а темные пряди рвано остриженных волос, падающие на лоб и скрывающие глаза, кажутся досадной помехой, скрывающей нечто прекрасное.
— Ну? — продолжает альфа, и, не получив никакой реакции, легонько пинает ногу Кима мыском кроссовка. — Эй, пацан, ты жив-то хоть?
— Нет, — мрачно бормочет Тэхён, отворачиваясь.
Альфа вздыхает, приседает на корточки рядом с Кимом и протягивает тому пачку сигарет.
— На, закури.
Ким криво хмыкает — вот сигарет ему для полного счастья как раз-таки и не хватало.
— Сам кури свои дешманские, — фыркает, поводя плечом. Альфа в ответ лишь смеется.
— Ой, ну уж простите, Ваше Высочество!
Зажимает сигарету в зубах и чиркает зажигалкой. Тэхён сглатывает и заливается краской, ощутив, как в груди вновь начинает гореть.
— Представь, — альфа прерывается и выпускает ввысь облако горького дыма. — Что я твоя фея-крестная. Расскажи-ка мне, что у тебя произошло?
— А ты ко всем бомжам на улицах пристаешь с такими вопросами? — хихикает Ким, но тут же отдергивает себя, вернув лицу серьезное выражение.
— Нет, фолько к фем, на кофорых одежда сфоифт дорофе, фем моя пофка, — отвечает альфа, не вынимая изо рта сигарету. Затем стряхивает пепел. — И как тебя еще не раздели, в этом-то районе?
Тэхён пожимает плечами. Ловит себя на мысли, что слишком долго смотрит на губы альфы, которые настолько близко, что можно различить каждую трещинку.
— Решили, что паль, наверное, — брякает первое, что приходит в голову, и отводит взгляд.
Зачем он вообще говорит с этим человеком? Зачем этот человек говорит с ним?.. Плевать, это уже не имеет никакого значения. Это стоит просто принять, как данность, как и все, что Тэхён принял до этого.
Альфа отбрасывает сигарету в сторону и приближает лицо к шее Кима, шумно втягивает воздух.
— Разве что-то столь чистое можно принять за подделку?
— Ебанутый? — хрипло спрашивает омега, отодвигаясь. — Отвали.
— Сколько твое тело выдержало… Сколько еще выдержит? — продолжает альфа, наслаждаясь растерянностью на лице Тэхёна. Он не дергается и не пытается сбежать, просто смотрит в потемневшие глаза нависшего над ним альфы, ощущая отрешение ко всему происходящему и отвращение к самому себе. — Как тебя зовут?
Тэхён глупо моргает. Его имя. Его имя… Разве он может называть имя своей семьи, если больше к ней не принадлежит?
— Ну же, соври что-нибудь, — продолжает альфа. — Мне ведь нужно тебя как-то называть.
— Не нужно, — хмурится Ким. — Я не хочу впутываться в очередное дерьмо.
— Ха! — альфа растягивает губы в странной улыбке, но при этом лицо его не кажется веселым из-за опущенных бровей. — Ты похож на щенка. Щеночек… Стоит ли мне называть тебя так? Меня вот можешь Хосоком звать.
Тэхёна перекосило. Альфа, воспользовавшись его замешательством, вскакивает на ноги и дергает за собой слабо сопротивляющееся тело Кима.
— Вставай. Я накормлю тебя, — сообщает радостно, а затем добавляет, остановив взгляд на недоверчиво поджатых губах омеги: — Просто так. Ничего не будешь должен.
— А вопросы задавать будешь? — щурится Тэхён. У него на языке едкий привкус и перед глазами мутно.
— Буду.
— Тогда я не согласен.
— Что, щеночек, твои ответы стоят дороже порции горячей лапши?
Тэхён хмурится и выдергивает свою руку из хватки альфы.
— Вот пристал… Заняться больше нечем? На кого притон свой оставил, пока тут прохлаждаешься?
— Боишься, что шлюхи разбегутся, если я выйду из-за стойки? — смеется альфа и небрежно треплет Тэхёна по макушке. — Рад, что тебя так волнует, не лишусь ли я работы.
Работа. Шлюхи. Стойка. Горячий обед.
Все эти слова. Что они значат? Значат ли они вообще хоть что-то?..
Тэхёен очень бледен, кожа кажется бумажной. Он облизывает губы, покачивается, хочет снова облокотиться плечом о стену, но ощущает только глухой удар и холод. Запах грязного, полуразрушенного асфальта становится сильнее.
— Эй, эй, пацан! — альфа не успевает поймать упавшего Тэхёна, быстро склоняется к нему, шлепает по мокрым от испарины щекам, надеясь вернуть в сознание. — Алло, прием? Подох, что-ли…
Тэхён не подох. Просто очень устал.
— Ох, а ты тяжелый, — бормочет альфа, поднимая омегу на руки.
Ким причмокивает губами и морщит нос. Хосок от этой картины перед глазами на миг застывает, прижимает к себе сильнее холодное тело — не уронить бы. Странный мальчик. Странный день. Который, впрочем, еще даже не близится к концу. Тащить мальчишку в притон казалось не лучшей идеей — нечего ему там делать. В дом, что-ли, отнести?
Хосок переносит вес тела мальчишки на правую руку, опустив его ноги на землю и поддерживая поперек тела, левой же растерянно похлопывает того по щекам.
— Эй, малец, родные у тебя есть, кому позвонить можно?
Тэхён бормочет что-то неразборчиво и снова причмокивает.
— Ну пиздец, че, — вздыхает Хосок. — Куда деть-то тебя теперь?
Тащить в дом кого-попало он не любит и, откровенно говоря, не собирался, но и оставлять этого почти что ребенка на улице в таком состоянии не хочется. Небо потемнело, и улицы наполнились шумом, привычным для каждого подобного района. До слуха Хосока доносится громкая брань, хохот, гомон и пьяные выкрики. Плотнее прижав к себе чуть подрагивающее тело, он мрачно ругается и медленно бредет вниз по улочке, которая становится все уже и уже. О хост-баре можно не волноваться, Хосок свою работу уже закончил и за стойкой стоял только потому, что администратор Ли попросил подменить его на несколько минут. Не то, чтобы он очень уж любил помогать всяким сирым и убогим, однако этот омега, завалившийся в бордель с нечитаемым выражением лица, выглядел слишком уж нехорошо.
— Ну вот, пришли почти, — бормочет альфа скорее самому себе, нежели Тэхёну. — Потерпи еще немного, малец.
Завалившись в лифт и поднявшись на нужный этаж, Хосок прислоняет Тэхёна к стенке, придерживая слегка одной рукой и отпирая дверь другой. Омега морщится и тихонько стонет. Хосок залип. В тесном подъезде этот звук прозвучал слишком громко.
— Тише, вот так, давай-ка не падай, — быстренько втащив омегу в квартиру, Хосок прикрывает ногой дверь.
У альфы небольшая двухкомнатная квартира — потертые полы, пыльный коврик в коридоре, переходящем в гостиную, заставленную всяким хламом и обклеенную местами ободранными желтоватыми обоями. Если пройти гостиную и толкнуть хлипкую дверь — кухня, где вместо стола два сдвинутых ящика, три сплюснутые подушки вместо стульев. Внешний вид Хосока не вяжется с такой обстановкой — в рабочей форме, состоящей из темных классических брюк и рубашки, он похож на человека, которому в этих ободранных стенах, под этим низким потолком не место.
И все же это его дом.
Хосок решает, что лучше всего расположить омегу на продавленном диване в гостиной. Приняв горизонтальное положение, Тэхён поджимает ноги к груди и вжимает голову в плечи, задрожав. Альфа усмехается и достает из шкафа плед. Потом подтаскивает к дивану стул, садится и несколько минут неотрывно рассматривает лицо мальчишки. Болезненно худой, с сухими губами и припухшими веками. Совсем мелкий, не больше семнадцати лет, и хрупкий, совсем тонкий. Как много времени он провел на улице? Беря в расчет состояние омеги и учитывая свой собственный опыт, Хосок может предположить, что дольше нескольких дней. Возможно, неделю. Или дольше.
Вздохнув, альфа тяжело поднимется и вытаскивает из дальнего шкафа запылившуюся аптечку, ставит разогреваться на переносную плитку остатки вчерашнего ужина. От запаха еды Тэхён неловко шевелится.
— Давай-ка, парень, — Хосок садится рядом с Кимом с тарелкой супа и прикладывает тыльную сторону ладони к его лбу, проверяя, нет ли жара. Кожа парня гладкая и холодная, а на висках выступает испарина. — Давай, открой глазки.
Тэхён морщит нос и трет воспаленные веки, медленно приходя в чувство. Просыпаться не хочется, все тело болит от долгих дней, проведенных на холодной земле, и голова, кажется, сейчас взорвется. Приоткрыв глаза и увидев перед собой едва знакомое лицо альфы, Тэхён тихонько вскрикивает и отпрыгивает в сторону, схватившись за плед так, словно то был спасительный щит.
— Эй, ты что, ебнулся? — недовольно бурчит Хосок, который от резкого движения омеги чуть было не разлил суп на диван. — Чего дергаешься? — поставив тарелку на подлокотник, он чуть отодвигается, давая Тэхёну больше места. — На вот, ешь.
— Что это? — хрипло спрашивает Тэхён, недоверчиво косясь на глубокую тарелку. Принюхивается.
— Суп из семи залуп, — нервно рявкает Хосок, начиная злиться. Этот мальчишка оказался на улице фактически без гроша за душой и еще нос воротит от его стряпни! — Есть будешь или мне это вылить?
Тэхён расширившимися от испуга и удивления глазами следит за тем, как альфа хватает тарелку и поднимается с места.
— Стой, ладно, ладно, — вздыхает, сминая в кулачках плед. — Извини… Я буду.
— То-то же, — фыркает альфа и даже присвистывает, наблюдая за тем, как Ким буквально набрасывается на еду. — Так что, познакомимся?
Голос Хосока звучит довольно приветливо, и для полноты эффекта он даже поиграл бровями. Тэхён не оценил и, громко шваркнув лапшой, протянул обратно пустую тарелку, которую Хосок автоматически забирает.