Часть 7 (2/2)

— Я, наверное, пойду.

Киришима быстро побросал тетрадки и пенал в портфель, снял халат и направился к двери. Взявшись за ручку, он зачем-то обернулся. Бакуго всё стоял вот так, как будто его кто-то заморозил заклинанием. Неподвижный, словно статуя из музея. Киришима мотнул головой, пробормотал прощание и вышел из кабинета. Бакуго так и не обернулся.

Когда Киришима вышел из больницы, глаза против воли нашли окна нужного кабинета. Жалюзи были задвинуты, но Эйджиро знал, чувствовал, что Катсуки смотрит. Как тогда, на арене. Взгляд, который нашёл бы его в толпе сотни людей, пусть их бы и разделяло десятки метров. Красные, как два факела, глаза, полные адреналина.

Киришима натянул капюшон толстовки чуть ли не по брови и быстрым шагом пошёл прочь. Сегодня надо будет как следует помолиться.

***</p>

— Отец Пётр, здравствуйте!

Эйджиро обернулся и увидел в дверях Онодеру-сан. Она с яркой улыбкой спешила к нему по проходу между лавочками. Киришима отошёл от иконстаса. Почему она так радостно улыбается?

Савако подошла к Эйджиро и взяла его за руки.

— Вы просто не представляете! Он услышал! Услышал меня! — она затрясла руками и казалось, сейчас разрыдается от счастья.

— Онодера-сан, давайте присядем и вы мне всё расскажете.

Киришима усадил её на лавку, пока она продолжала восклицать о том, что Бог услышал её молитвы.

— Представляете, моей девочке стало лучше! Она сегодня даже вышла со мной на прогулку по садику во дворе больницы! Это ли не чудо, отец Пётр!

От её слов в груди Киришимы разлилось приятное тепло.

— Я очень рад за вас и вашу дочку.

— Она уже давно так не смеялась. И поела с аппетитом, представляете! Пускай она пока слаба, но ведь болезнь отступила! — тараторила Савако как заведённая.

— А что говорят доктора? — в голове Эйджиро появился образ одного конкретного доктора, но думать о нём сейчас совершенно не нужно. Киришима ведь справлялся с этой задачей последнюю неделю, надо продолжать в том же духе.

— Ей предстоит важная операция. Врачи опасались, что она слишком слабая, и организм не выдержит, но теперь я уверена, что всё будет хорошо. Моя девочка обязательно пойдёт на поправку. — Она заглянула в глаза Эйджиро. — Спасибо вам, отец Пётр.

— Но я ведь ничего не сделал, — смутился Киришима.

— Не говорите так. Вы помогли мне поговорить с Богом. Убедили, что я могу обратиться к нему с просьбой, что он услышит мою молитву и подарит здоровье Комико.

Они долго говорили. Савако рассказывала о том, какая её дочка замечательная, о её успехах в музыке и учёбе.

— Из-за слабости она давно не играла. У неё так хорошо получалось раньше. Я чувствую, как ей этого не хватает. Знаете, я давно заказала у одного именитого мастера хороший кото*****. Будет подарком Комико на выздоровление и возвращение домой. Она будет так рада!

— Не сомневаюсь, Онодера-сан.

В такие моменты Киришима ни секунды не жалел, что решил связать свою жизнь с церковью. Пускай он не знает ничего о лекарствах или о том, под каким углом резать плоть, но он тоже помогает людям. Помогает им обрести душевный покой и надежду на лучшее. А это уже что-то да значит.

Савако ещё раз десять поблагодарила Эйджиро и снова помолилась, после чего засобиралась в больницу, пообещав, что потом придёт вместе с дочкой.

Киришима провожал её взглядом, как она шла по тропинке до ворот забора. Теперь её походка выглядела более лёгкой, как будто за спиной у этой женщины выросли крылья. Как же славно, что она пришла в их церковь. Эйджиро улыбнулся и поспешил обратно, дел было невпроворот.

неделю спустя</p>

Когда Киришима был занят молитвой к обедне, дверь церкви отворилась. Он обернулся и радостно улыбнулся. В дверях стояла Онодера-сан. Наверное, снова хотела рассказать про здоровье Комико. Киришима направился к ней, чтобы тепло поприветствовать, только вот когда он заглянул ей в глаза, его как будто пригвоздили к месту.

Взгляд Савако был пустым и безжизненным, перед ним стояла пустая, лишённая чувств человеческая оболочка.

— Онодера-сан? — неуверенно позвал её Эйджиро.

Она сделала пару шагов, но ноги её подкосились, и Савако рухнула прямо на пол. Она закрыла лицо руками и Киришима услышал вой. Жуткий, надрывный, идущий глубоко из сердца. Как будто тысяча органов разом грянули ради синхронного марша смерти.

— Что с вами, встаньте, Бога ради, — забормотал Киришима, пытаясь поднять Савако с пола. Она что-то причитала вперемешку с рыданиями так, что нельзя было разобрать ни слова. Под рясу Эйджиро заполз липкий страх. Прямо с воротника он начал забираться вдоль по позвоночнику, заставляя кожу покрыться мерзкими мурашками.

Онодера-сан отняла, наконец, руки от лица. У неё потекла тушь, смешиваясь со слезами, оставляя грязые разводы на щеках, а в глазах плескалось отчаяние.

— Моя девочка, моя Комико, — всё бормотала она, прижимая руки к груди, словно боялась, что что-то вырвется из неё.

Внутри Эйджиро всё разом оборвалось. В рясе стало тесно и душно, как в смирительной рубашке.

— Её больше нет, — хрипло крикнула Савако и схватилась за полу рясы Эйджиро, как будто это могло хоть сколько-нибудь помочь.

— Что здесь за шум?

В зал вошёл отец Бернард. Он с удивлением посмотрел на плачущую женщину и совершенного растерянного Эйджиро.

Матерь божья, да что же это такое?