Глава 7 (1/2)

Вот только у «опаздывать» на Чонгука были совершенно иные планы.

Во-первых, его телефон умудрился самым диверсионно-незаметным способом разрядиться. Поставленный напомнить о том, что нужно выходить через час, будильник, конечно же, не сработал, и если бы не Юнги, поднявшийся спросить у Чонгука за полчаса до встречи, собирается ли он сегодня в принципе куда-либо идти, то всё вообще бы полетело ко всем чертям.

Заказ на сто восемьдесят тысяч долларов. Да Чонгуку даже сегодня ночью снились эти деньги! И что он скупил на них целый кондитерский завод и барахтался, как дельфин, в наполненном клубникой и шоколадными тортами бассейне!

Во-вторых, какой-то черт сегодня утром дернул Чонгука влезть в шкафчик, где на верхней полке, по закону жанра на самом краю, стояли чернила для каллиграфии, и как итог – теперь половина его студии, новых холстов, вся его рабочая одежда, а также он сам обзавелись трагично-зебристыми, неотмываемыми абсолютно ничем черными разводами. И Чонгуку пришлось потратить целых десять драгоценных минут на то, чтобы попытаться замазать этот кошмар хотя бы на лице забытым у них когда-то Джином кушоном. Но вышло, конечно, так себе. И если издалека внешний вид Чонгука еще с натяжкой можно было назвать нормальным (не считая бешенного взгляда и едва ли не стоящих дыбом волос), то вот вблизи… он выглядел как жертва извращенного лишая, ну или как свеженький зомби с только-только начинающими проступать трупными пятнами. Впрочем, это была деловая встреча, а не свидание, поэтому Чонгук просто решил не запариваться.

В-третьих, вся одежда Чонгука по какой-то фантастической причине (видимо, по той самой, которая еще в выходные голосом Юнги напоминала ему о стирке, но Чонгук решил, что валяние в постели и просмотр дорамы для него будут куда полезнее и важнее) оказалась грязной. Ему судорожно пришлось пересмотреть и перенюхать целую гору своих вещей, сброшенных в корзину для грязного белья, и… стало понятно, что ему придется идти на встречу с заказчиков вроде как в приличное место либо: а) вонючим и заляпанным, б) в своем старом, застиранном домашнем сером вельветовом костюме, который, кажется, целиком состоял из одних катышков, в) в джинсах и футболке Юнги, мысленно молясь о том, чтобы те попросту не треснули на нем от любого неловкого движения.

Решив, что он не будет запариваться и тут, Чонгук натянул на себя свой родной любимый домашний костюм, который с кроссовками, но в особенности – почти целиком спрятанный под огромным черным пуховиком и ярко-алым, связанным специально в подарок для него Юсу шарфом, выглядел очень даже ничего. Потому что его просто не было видно.

Но взглянув на себя в висящее возле выходной двери зеркало, Чонгук не смог сдержать ехидной улыбки. Ну каков красавчик. Просто прелесть и мечта. Торчащие дыбом наполовину черные от чернил, наполовину русые волосы, полосатое лицо и еще костюмчик, как будто его сняли с бездомного. Оставалось лишь надеяться на то, что этот Ким Тэхён достаточное количество времени общался с художниками и видал и более эксцентричных творческих личностей, так что его не испугаешь подобным внешним видом. А может, он и вовсе сочтет это доказательством истинности творческой натуры Чонгука. Ну или просто милой придурью. Уж Чонгук постарается, чтобы всё именно так и было. И чтобы заказ был его и он не потерял эти драгоценные, мысленно уже давно потраченные денежки.

До их встречи в кофейне оставалось еще семь минут.

Дорога до нее бегом зимой занимала ровно пять – Чонгук, не раз и не два назначавший свидания там и на них же туда и опаздывавший, прекрасно это знал, поэтому у него было еще целых две минуты, чтобы забежать к вернувшемуся в Min’s Tattoos Юнги и, прежде чем тот успеет открыть рот и сказать или спросить хоть что-нибудь, передать ему еще утреннее послание наверняка уже закипевшего и испарившегося за это время от ярости Джина:

– Хён, ответь Джину-хёну, пожалуйста, он уже нешуточно злится, что ты его игнорируешь, и обещал побить меня, если я не заставлю тебя взять трубку, – на одном дыхании выпалил Чонгук и для убедительности, чтобы Юнги точно понял, что всё и правда серьезно, добавил: – Всё правда очень серьезно, хён. Он пишет мне БЕЗ смайликов. И ставит ТОЧКИ в конце предложений. Я опасаюсь за свою безопасность, так что, будь добр, поговори с ним или хотя бы напиши ему, пожалуйста. – Чонгук состроил самое умилительно-просительное выражение лица из всех, что были в его арсенале, прекрасно зная, что Юнги поведется.

И, не дожидаясь ответа брата, возражения или комментариев, пулей вылетел из студии, оставляя ошарашенного и даже не успевшего пожелать ему напоследок удачи Юнги один на один с новостями об очень злом и жаждущем вербального контакта Джине, а сам бегом рванул в сторону кофейни, мысленно молясь о том, чтобы на его пути не было ни одного красного светофора, а Ким Тэхён оказался не слишком-то пунктуальным человеком или пунктуальным, но, например, попавшим в какую-нибудь небольшую задержавшую его на пару-тройку минут пробку. И, слава богу, его молитвам суждено было сбыться. Ведь когда раскрасневшийся, тяжело дышащий Чонгук влетел в кофейню, то там не было ни единого посетителя. Только залипшие в свои телефоны и даже не потрудившиеся от них оторваться, когда над входными дверьми звякнул колокольчик, оповещая персонал о приходе Чонгука, молоденькая официантка в форменном платье и пожилой статный, готовящий просто восхитительный кофе бариста.

Ну и отлично.

Оставив пуховик и шарф на вешалке, Чонгук заказал себе один американо, решив, что его гость позаботится о себе сам, и занял удобный уютный столик в самом углу кофейни, тот самый, за которым он уже провел не один десяток хороших и плохих, неловких, нелепых и откровенно жутких первых свиданий, и, развалившись на стуле, спокойно отдышался, даже пригладил и собрал в низкий хвостик волосы, закрепив их внезапно обнаружившейся на запястье резинкой – всё приличнее.