Глава 4 (1/1)
Юнги был воодушевлен как никогда.
И поскольку Тэхён, мнение о котором за последние два часа у Юнги изменилось едва ли не в радикально противоположную сторону, был на сегодня, да и вообще на эту неделю, его единственным клиентом, то, дав ему номер Чонгука и распрощавшись с ним, Юнги с чистой совестью закрыл студию и отправился в ближайший супермаркет, чтобы прикупить продуктов и приготовить что-нибудь вкусное на ужин. Возможно, даже мяса, которое в их с Чонгуком рационе было настоящей редкостью.
Забавно, как часто люди верят в какие-то иллюзии. Если ты красив – у тебя нет никаких жизненных проблем. Если ты улыбаешься и шутишь – то с твоим ментальным здоровьем всё в порядке и у тебя легкий характер. Выглядишь не так, как все, – креативный и творческий человек. Владеешь зданием на Каннаме – богатый и состоятельный человек.
Вот только Юнги, кажется, был полным опровержением всех этих фактов.
Да, его внешность была вполне миловидной, спасибо родителям, вот только проблем в его жизни было, есть и будет столько, что не пожелаешь даже заклятому врагу: тот и от половины сломается.
Ехидные улыбки и колкие шутки надежно скрывали пустоту внутри и поставленный когда-то клиентом-психиатром диагноз «клиническая депрессия», лечить которую у него просто не было сил, средств и времени.
Его стиль был всего лишь маркетинговым ходом, который привлекал в студию хоть какое-то количество клиентов. А еще отталкивал большинство желающих с ним познакомиться и начать отношения, а самых стойких, тех, кого не пугали яркий цвет волос, татуировки и нелепый стиль в одежде, отлично добивал дурной характер – второе, что досталось им в наследство от родителей.
А первое… То самое здание и земля на Каннаме. Стоимостью больше двадцати миллионов долларов. Но они были слишком преданными сыновьями и слишком рьяно хранили единственное, что им осталось от погибших почти десять лет назад родителей. И вместо того, чтобы взять и продать его и озолотиться, всё продолжали и продолжали тянуть эту лямку. Содержание внешнего и внутреннего вида здания в должном виде, оплата коммунальных услуг, всех сборов и налогов – всё это стоило им в год почти под сотню тысяч долларов. И они с Чонгуком отчаянно рвали жилы, чтобы заработать эти деньги. Ведь, вопреки всему, модная тату-студия – это не такой уж прибыльный бизнес. Что уж говорить о художнике… Поэтому они с Чонгуком, на самом деле, хватались за любую работу. В прошлом году Чонгук почти весь декабрь подрабатывал тем, что рисовал шаржи на пьяных офисных сотрудников на корпоративах, пусть и совершенно это ненавидел, а Юнги и вовсе пришлось согласиться побыть моделью для одного веб-сайта для старых извращенцев (слава богу, что его лицо было прикрыто маской) и отказаться от полной медицинской страховки, чтобы покрыть все счета. Чонгук тоже хотел принять участие в съемке, но Юнги запретил ему просто категорически. Особенно манипуляции со страховкой, ведь он, неземное творческое создание, даже по дороге от спальни до ванной мог споткнуться и умудриться сломать себе палец. А вот что они будут делать в этом году… Несмотря на то, что сейчас лишь заканчивался февраль, Юнги уже начинал паниковать по этому поводу, экономя каждую вону. И, честно говоря, если бы Ким Тэхён и правда заказал у Чонгука пару репродукций, то это могло бы стать отличным вкладом в их семейный бюджет. И помощью. Ведь для него можно было бы заломить цену в десять, а быть может, и в двадцать раз выше, чем Чонгук брал со своих обычных заказчиков.
Поэтому Юнги считал, что у них есть маленький, но всё же повод для праздника.
Даже если Тэхён ничего в итоге и не закажет.
Просто февраль всегда настолько серый, унылый, тоскливый и отвратительный месяц, что хотелось хотя бы немного себя побаловать. И Чонгука.
Именно для него Юнги купил целый кусок вырезки и еще торт, потому что младший брат всегда сходил с ума от сладкого, сильнее, чем Рокки от сыра, а его улыбка и радость для Юнги всегда были самым главным жизненным приоритетом. Ведь, кроме Чонгука, у него ничего в этой жизни, в том числе смысла, не было.
Закупившись продуктами и со вздохом проводив почти всё, что он заработал за сегодняшний сеанс, на кассе, Юнги вернулся назад.
Разумеется, за те сорок минут, что он отсутствовал, у закрытых дверей тату-студии не выстроилась очередь из жаждущих рисунков на теле, поэтому Юнги почти ничуть не расстроившись обогнул здание, поднялся на небольшое, вымощенное серым, в тон штукатурке фасада, гранитом крыльцо с коваными перилами и, отстучав на панели замка вбитый в подкорку код, распахнул тяжелые металлические двери, оказываясь в крошечной, размером всего в пару квадратных метров прихожей.
Это был один из немногих плюсов владения целым зданием. Если его первый этаж занимала студия и вот этот крошечный, отрезанный от нее клочок пространства под прихожую, то на втором находилось полноценное жилое пространство, их квартира (или что-то вроде того), а на чердаке-мансарде прямо под крышей разместилась студия его младшего братишки, ведь освещение там было преотличное, да и чего уж таить, на втором этаже, разделенном на небольшую кухню-гостиную и их одни на двоих спальню и уборную, просто не хватало места для всех холстов, мольбертов, ведер кистей и красок Чонгука и прочего художественного скарба. А уж когда он полгода назад вдруг нежданно-негаданно увлекся лепкой из гипса и глины и скульптурой…
Поставив пакеты с продуктами на пол, Юнги закрыл за собой двери, сбросил кроссовки, аккуратно поставил их на полку рядом с обувью Чонгука, который, судя по всему, опять весь день проторчал дома и даже не стал заморачиваться на то, чтобы выйти на улицу и подышать свежим воздухом, повесил свое темно-синее модно потертое пальто на вешалку и, вновь загрузившись, начал подниматься наверх по приятно и знакомо поскрипывающим при каждом шаге потертым ступеням. Наверное, покрытие давно следовало заменить, однако его когда-то давным-давно сделал для стандартной для таких зданий бетонных лестничных клеток отец. И во время ремонта… Юнги просто не смог разрушить это. Они и так слишком многое тут поменяли и переделали. Но вот лестница и мансарда, тоже вручную когда-то обитая папой мягким светлым деревом, остались неизменными. Да, они не вписывались в тот современный стиль, в котором была оформлена их квартира, абсолютно не сочетались с дизайном тату-студии, но… в данном случае память была важнее. И Юнги в минуты тревоги и смуты, сидя на этих ступеньках и касаясь их ладонями, как будто чувствовал тепло и поддержку папы и даже как будто слышал его смех. Пусть кто-то мог назвать это клиникой, но… в каких-то моментах Юнги был слишком сентиментален. А еще он очень любил их родителей. И всегда скучал.
Но сегодня у него было удивительно не его привычное меланхолично-февральское настроение, поэтому он, поднимаясь наверх, с улыбкой прокричал:
– Эй, Чонгук, заканчивай то, что ты там делаешь, и спускайся вниз. Помоги мне приготовить ужин, а то я купил нормальные продукты, и будет очень жаль, если я снова спалю их ко всем чертям!