Глава 41 (2/2)

Сириусу не спалось. После порции укрепляющего зелья, принесённого Кричером, мужчина чувствовал себя вполне сносно. Поэтому, после недолгого колебания и тщетных попыток снова заснуть, Блэк, хоть и не без труда, но всё же встал с кровати и вышел в коридор. Никуда конкретно Сириус не направлялся — ему просто хотелось немного походить, размять ноги. Почувствовать себя полноценным человеком, а не беспомощным инвалидом.

Ноги сами собой привели мужчину к портрету матери. Портьеры были задёрнуты. Да даже если бы холст был открыт, Сириус всё равно не знал, что сказать. Что он идиот? По собственной глупости разорвал все отношения с семьёй, поддавшись непонятному стремлению быть «не таким как все». Не хотел быть тёмным, как все Блэки. Хотел доказать, что чего-то стоит без поддержки семьи. И в конечном итоге загнал себя в бездну, из которой не может найти выхода до сих пор.

Вздохнув, Сириус опустил ладонь на край рамы, мягко проведя пальцами по шершавой древесине. Он помнил холодные глаза матери во время их многочисленных ссор с отцом. Только вот сейчас, мысленно возвращаясь назад, он думал, а были ли они холодными? Или мать, как и подобает истинной леди, просто хорошо скрывала свои эмоции? У неё самой ответ уже не узнаешь — она мертва. У него даже не было возможности проститься с ней. И всё, что ему осталось — крикливый портрет с отпечатком сущности той, что когда-то подарила ему жизнь.

— Миледи… — разомкнув пересохшие губы, тихо позвал Сириус, будучи уже не в силах носить внутри это бремя.

Стоило ему заговорить, как портьеры тут же раздвинулись, явив взору Вальбургу.

— Сириус? — голос женщины слегка дрогнул от волнения. — Ты очнулся.

— Да, мадам, — мужчина судорожно сглотнул внезапно возникший в горле ком. — Очнулся.

Глаза женщины хаотично бегали по лицу сына, выискивая мельчайшие изменения в его облике. Она уже успела взять себя в руки, и теперь её лицо выражало привычное равнодушие. Но Сириуса уже было не обмануть: он видел, что она волновалась за него и была рада его выздоровлению.

— Я хотел поговорить с вами, мадам, — откашлявшись, после недолгой паузы вновь заговорил он. — Позволите?

Вальбурга благосклонно кивнула.

— Позови Кричера, пусть принесёт тебе стул, — властно распорядилась она. — Ты едва стоишь на ногах.

Сириус на это проявление заботы криво усмехнулся, но перечить не стал. Вызванный домовик без промедления исполнил приказ, и уже спустя минуту мужчина опустился на мягкое сиденье, давая возможность отдохнуть ногам, успевшим отвыкнуть даже от такой смехотворной нагрузки.

— Итак, о чём ты хотел поговорить? — поинтересовалась Вальбурга, пристально глядя в лицо сына.

— Я… — Сириус запнулся, подбирая слова. — Наверно, я хотел извиниться. Я был не самым хорошим сыном.

— Ты разбил нам с отцом сердце, — согласно кивнула Вальбурга. Черты её лица едва уловимо смягчилась.

— Да. — Не стал спорить Сириус. — Я был упрямый и глупый. Мне казалось, что я лучше вас знаю, как мне жить и что делать. Вы с отцом и Регулусом с вашим слепым следованием замшелым традициям казались мне узколобыми дураками. А в итоге дураком оказался именно я.

— Я рада, что ты это понял, — губы Вальбурги тронула мягкая улыбка. — У тебя ещё есть время всё исправить.

Сириус посмотрел на неё совершенно больными глазами.

— Есть ли оно у меня? — с горечью спросил он. — Я не уверен. — Мужчина уронил подбородок на грудь и трясущимися руками закрыл лицо. Всё его тело сотрясали беззвучные рыдания. — Я такой дурак, мама! Я столько всего натворил!

— Сириус, — в голосе Вальбурги прозвучала неприкрытая нежность и любовь, которые она при жизни не позволяла себе демонстрировать. — Мой глупый, маленький мальчик…

Вздрогнув, мужчина оторвал руки от лица и поднял глаза, чтобы столкнуться с тёплым бархатным взглядом напротив. Внутри у Сириуса словно лопнула туго натянутая тетива: порывисто поднявшись на ноги, он подошёл вплотную к портрету и аккуратно уткнулся лбом в холст. Боковым зрением он заметил, как мать слегка приподняла руку, словно собиралась погладить его по голове, но затем опустила её обратно — прикосновения были им недоступны. И от осознания этого Сириус ощущал терпкую горечь во рту. Да, у него был этот портрет. Он мог попросить прощения и даже получить его. Но как же этого было мало!

— Прости меня, — всхлипнув, пробормотал Сириус, ухватившись пальцами за края рамы. — Я опоздал.

Вальбурга грустно улыбнулась. Ей нечем было его утешить. Она и сама прекрасно понимала, что портрет совсем не то же самое, что живой человек. Но другой альтернативы у них не было.

— По крайней мере, теперь ты знаешь цену своей глупости и эгоизму, — заметила она, и, поддавшись искушению, провела ладонью над всклокоченной макушкой сына. — У тебя есть крестник. И он нуждается в тебе. С ним ты ещё можешь успеть.

— Да, — Сириус приподнял голову и неуверенно улыбнулся. — Спасибо, мам.

Ответом ему стала горькая улыбка и тихое:

— Всегда пожалуйста, сын.