Возрождение (1/2)

Брата Башара должны доставить сегодня. Адмирал сообщает ей, куда именно спрятали ребёнка, и Т/И пробирает от ужаса. Tres 2b<span class="footnote" id="fn_29403217_0"></span>

Одна из самых отдалённых планет системы, она отражает так мало света, что в космосе выглядит чернее, чем уголь. Чернее, чем сама ночь.

На планету ссылали в качестве наказания — пожизненное заточение в полной темноте и тишине. Т/И думает, что могла бы сойти там с ума.

Адмирал тяжёлыми шагами извещает о своём прибытии, и Т/И уточняет:

— Как давно младший кузен находится на Tres 2b?

— С момента падения вашего Дома.

Т/И отсчитывает начало и выдыхает:

— Почти четыре года. Но…

Ее прерывает шум садящегося на площадь шаттла. Она кутается в плащ чуть сильнее, поднимает воротник, пытаясь избежать сильного ветра, что разбивает холодные капли о горячую кожу шеи.

Корабль затихает, глушит моторы, и Т/И присматривается. Ей интересно, как изменился мальчик. Она помнит лишь смутные черты, но одно ей очевидно — ему так и не дали имени.

Она снова вздыхает, ощущая непомерно огромные ошибки, что вершила ее семья.

Имя тоже нужно заслужить.

С именем — ты имеешь право на уважение, а без — не стоишь и песчинки.

Т/И выныривает из воспоминаний и вглядывается в «стену» дождя, к ней движется несколько фигур, к ней идёт ребенок.

Издали он напоминает Пола, того Пола, что исчез почти семь лет назад.

Волосы его, словно смоль, фигура ещё щуплая и угловатая. Кажется, коснёшься — сломаешь. Она отсчитывает его возраст и припоминает — десять.

Он ещё слишком далеко, чтобы она могла рассмотреть его лицо, увидеть его глаза. Девушка знает, что в них не будет привычного золота, но все ещё надеется, верит, что младший брат Башара будет лучше, будет роднее.

Дождь продолжает скрывать от сардаукар ее волнение, ей почти ненавистна эта влага, которая прячет от взора самое главное.

Ещё немного, ближе, Т/И снова считает — двадцать три-пятнадцать-семь-пять-три…— голос в голове дрогнет, когда она видит его вблизи — ребёнок перед ней слеп.

Глаза его белёсы, подёрнуты дымкой тумана, отражающей снега Тландиты. Ребёнок сжимается, пытается спрятаться, но слышит рядом шаги и выпрямляется. Т/И приближается, и он слишком резко тянет к ней руку, и ладонь его едва заметно дрожит. Т/И стопорится, не знает, как поступить, но вспоминает Пола, их первую встречу, и касается мальчика.

Тот с выдохом словно выпускает из себя все страхи, впивается в ее пальцы сильнее. Губы его бледнеют от холода, и вся кожа словно теряет привычный детский румянец.

— Т/И, это ведь ты? — он закусывает губу и сводит брови.

Девушка молчит, прислушивается к его интонации, готовая различить в ней ненависть, ярость и столь наивную обиду, но выделяет лишь оттенки надежды.

Снова переводит взгляд на свою руку в его ладони, крохотные пальчики, четко различимые линии вен, полные жизни подобно ручьям. Она ведёт большим пальцем по выступающей косточке его мизинца.

Замёрз.

Он слеп, а слепец не имеет прав на управление их Домом. Знал ли Башар? Сделал ли это осознанно, или этот дар был от планеты, на которой его спрятали. Заточили?

Обрекли на смерть?

Ребёнок вздыхает от касания, дёргается от громких звуков вновь улетающего шаттла и Т/И не выдерживает. Она падает перед ним на колени, ровняет их ростом, и обнимает, притягивая худую фигуру ближе. Тело его пробирает дрожь от леденящего дождя и сильного ветра, девушка прислушивается к громким ударам сердца и снова считает.

— Т/И, почему ты молчишь?

Вопрос сбивает ее с мысли, внутри что-то с хрустом ломается, и ей так странно от того, что любви становится достаточно и для этого мальчика. Она «отщипывает» часть от той привязанности, что принадлежит Полу, и, улыбаясь, шепчет:

— Я просто искала подходящие слова.

Тельце ребёнка в ее объятиях обмякает, становясь похожим на глину — лепи все, что вздумается, воспитывай так, как будет удобно.

Адмирал позади неё откашливается, Т/И отрицательно качает головой и чеканит:

— Ребёнок. Вернулся. Домой.

Слепец не имеет прав на власть, а значит не опасен, а значит… никого не нужно убивать.

— Т/И? — мальчик путает ладонь в ее волосах. — Мне не будет страшно? Башара ведь больше нет?

***

Всю следующую неделю Т/И учится жить с тем, что поступилась правилами семьи. Это получается слишком легко.

Она привыкает видеть рядом ребёнка — не Пола, — и эта мысль тоже укладывается очень точно.

Мальчик избегает шумов, ходит, держась за стену, и впивается в ее руку так, будто боится потеряться. Т/И не спрашивает, что было на Tres 2b — не уверена, что желает знать.

У мальчика красивые линии скул, изящная форма губ и чуть вздернутый носик — он почти напоминает ей Атрейдеса. Т/И смотрит на него по ночам перед тем, как ребёнок окончательно проваливается в сон, и ей кажется, что он вырастет красивым. Почти великолепным. Она вздыхает и думает лишь об одном: когда она вернётся обратно, к Полу, сможет ли она и дальше делить любовь на двоих?

Т/И одевает его в цвета ее Дома, приучает говорить то, что он хочет в действительности, но плавно напоминает о смирении. Ребёнок жмётся к ней котёнком, ходит хвостом весь день и успокаивается только тогда, когда слышит ее голос.

Т/И начинает говорить чаще, разговаривать больше.

Когда дни исчисляются месяцами, Т/И решает начать игру.

Фигуры двигаются на доске.

Она пишет письма Малым Домам, что раннее были в подчинении у Арейсов, и одному Великому. Девушка догадывается, что те могут знать о возвращении Салусы в ее руки, но контакт не налажен, и власть ее эфемерна.

Она знает, что письма проходят тщательную проверку и лишь одобренные комиссией императора могут быть отправлены дальше — Т/И понимает, что впервые будет использовать голос на подданных Шаддама IV.

Когда все готово, она вызывает к себе адмирала, уведомляя, что ей нужно отправить послания. Мужчина молча приходит в кабинет в компании Мартина, в руках у него небольшая коробка, и он, приближаясь к столу, протягивает ей.

Т/И переводит на него удивлённый взгляд, но забирает из рук предложенное.

— Что это? — она открывает крышку и смотрит на содержимое с налётом отвращения.

Мартин, огибая стол, встаёт позади неё.

— Башар использовал этот перстень, как символ вашего Дома, — сардаукар указывает на письма, что писала девушка. — Скреплял печать перед отправкой.

Т/И смотрит на изображение льва, в пасте которого лежит убитая змея, и молчит.

— Госпожа, позволите?

Голос Мартина разбивает тишину, и она, не оборачиваясь, передаёт ему перстень.

— Вот же подонок! — воин раздается смехом, и Т/И чувствует, как уголок губ непроизвольно приподнимается.

Она переводит взгляд на адмирала.

— Башар скреплял все письма такой печатью?

— Да, леди Арейс, включая письма в бывшие колонии и Малые Дома империи.

Мартин хохочет громче и добавляет:

— А ведь всем успел отлизать, мразь.

— Мартин! — Т/И обрывает его. — Давай без таких выражений.

— Простите, госпожа.

Она вздыхает и опускает взгляд на пергамент.

— Раз у меня нет другого выбора, значит, — Т/И задумывается, — будем возвращаться к ушедшей традиции.

Девушка подносит большой палец к губам, надкусывает кожу до крови и дождавшись выступившей капли, прижимает отпечатком к бумаге. В комнате повисает тишина, и Т/И замечает почти восхищённый взгляд адмирала.

— Что?

Мужчина откашливается, и ей снова не считать эмоций.

— Мне вспомнился ваш дед, он подписывал все указы схожим образом.

След от пальца высыхает и девушка всматривается в разводы крови. Слишком вульгарно по меркам нынешних Великих Домов. В меру точно для той ситуации, в которой она находится. Т/И сворачивает бумагу и кладет ее в конверт, не запечатывая:

— Мне нечего прятать, а подлинность оспорить не сможет никто.

Адмирал кивает и переводит взгляд на Мартина. Т/И оборачивается к нему, и у воина на лице смесь трепета и преданности. Она забирает перстень кузена и, подержав его ещё пару секунд, возвращает все солдату.

— Его расплавить, леди?

— Нет, ни в коем случае. Пусть останется как память тому позору, что испытал наш Дом.

Следом вручает ему конверты и ждёт. Сардаукар молчит, смотрит на неё не мигая и произносит то, чего Т/И ожидает меньше всего:

— Они, — он указывает на стопку писем, — будут отправлены без извещения об этом Императора.

Т/И закусывает губу и переводит взгляд на рану на большом пальце — кровь опять приносит ее Дому силу.

— Почему?

— При вас будущее становится очень чётким.

***

Ответы приходят с задержкой в три дня. Т/И успевает перенервничать и начать сомневаться в словах адмирала, но убеждается, что зря.

Когда она вскрывает конверты, в каждом из них пустота и это означает согласие. Она благодарна тому, что слова тоже подвластны счету, а оттого и значимы.

Встреча, о которой она писала в письмах, назначена на тридцать пятое число согласно лунному календарю, от которого отталкивалось летоисчисление ее семьи. До события остаётся двадцать три часа.

Она вылетает из кабинета, направляется в свои покои и почти наталкивается на адмирала. Лицо того на секунду выражает удивление, но Т/И откашливается и возвращает привычное расстояние.

— Простите, леди, я шёл к вам. Пришли новости от императора.

Т/И сглатывает слишком шумно, снова думает о предательстве, но сдерживает эмоции и спрашивает:

— В чем дело?

— На Секундус прибудет барон, ему необходимо предоставить новый отряд сардаукар, — адмирал задумывается. — У него договорённость с Шаддамом IV.

— А после?

— Харконенны отбывают на Арракис.

Девушка давит ногтями на ладони, оставляя следы полумесяца. Арракис, Владимир, Пол.

До встречи остаётся двадцать два часа и сорок три минуты.

— Конечно, встретьте барона положенным образом. Сколько остаётся до его прилёта?

Мужчина чеканит:

— Три дня.

Т/И привыкает к тому, что все вокруг превращается в числа.

Она кивает ему по привычке, и сардаукар отходит в сторону.

Коридоры мельтешат одинаковой серостью, девушка сворачивает и раскрывает с шумом дверь. Кузен, сидящий на ее кровати, дергается.

— Т/И? — он поворачивает голову в ее сторону и впивается пальцами в одеяло.

— Да, малыш.

— Ты злишься?

— Тороплюсь, мальчик.

Она двигается в его сторону и подхватывает на руки, кузен обнимает ее за шею и тяжело дышит. Т/И ведет ладонью по его волосам и втягивает запах.

Ребёнок пахнет пионами.

Т/И ведет щекой по его и прижимает ближе.

— Все ещё боишься Мартина?

— Он большой и шумный.

Девушка заходится смехом и присаживается на край кровати, усаживая кузена на колени.

— Лучше, когда человек большой и шумный, чем когда его не слышно. Потому что тишина, — Т/И убирает прядь волос со лба, — всегда таит в себе опасность.

— Но ты ведь очень тихая.

Девушка снова смеётся:

— И тем не менее ты меня слышишь.

Мальчик хмурит бровки и опускает голову. Она смотрит, как он спорит сам с собой, а затем ребёнок шепчет:

— А меня слышно?

— Лучше, малыш, — Т/И прижимает его к груди и упирается подбородком в макушку. — Я тебя чую.

***

Т/И облачается в обычную военную форму, придерживается строгих тонов, склоняясь к чёрному. Старается убрать все золото, чтобы ничего не отвлекало от глаз.

До встречи остаётся девяносто две минуты.

Она слышит, как за дверью раздаются шаги, и заранее произносит:

— Входите!

Мартин появляется на пороге, одетый в серую форму сардаукар. Т/И переводит на него удивлённый взгляд и мужчина ей улыбается.

— Главам Домов будет привычнее видеть меня в прежнем обмундировании.

— А как одевался отец?

Воин оглядывает Т/И и кивает:

— Примерно схожим образом, только у Лорда было больше открытой кожи. В вашем случае — неприемлемо.

— А волосы?

— Госпожа, не волнуйтесь, вы выглядите превосходно.

Она отводит взгляд от Мартина и надевает перчатки.

— Где ребёнок?

— Я оставил его с адмиралом. Двое мужчин, полных неловкости, — Мартин проводит ладонью по волосам. — Вы дадите ему имя?

Т/И затягивает ремень туже:

— Я подумаю об этом позже. Малышу пока лучше без него.