Глава 44. You will find me (1/2)

Look at us, we could have it all

So damn right that it should be wrong

Let's not complicate it

If it's love, don't hate it

Don't pull back if you start to fall

Let ourselves get a little lost

Let's not complicate it

If it's love, don't hate it

— Duncan Laurence «Love Don’t Hate It»</p>

Начала семестра Бен ждал, как дня своей казни.

Газеты пестрели лицом главы Аврората, Регулуса Блэка, который, несмотря на запреты министра, продолжал объявлять о режиме повышенной опасности и призывал магическое общество начинать готовиться к борьбе.

Будь это обычное мирное время, никто бы и внимания не обратил на его слова — подумаешь, ещё один параноик на посту главы Аврората — но то, что произошло в Невис Рейндже, перевернуло все их понятия о мирном и военном времени.

Регулус Блэк набирал всё больше влияния в обществе, люди в Хогсмиде стали реже появляться на улицах, а продавцы «чудодейственных артефактов, способных спасти от смерти», заполонили улицы и переулки, громкими криками привлекая покупателей:

— Подходите! Подходите! Кольцо с пальца Лилиан Поттер — защитит от смертоносного луча! Всего десять галлеонов!

— Мередит Блэк носила это ожерелье, и оно спасло ей жизнь! Приобретите за 40 галлеонов, спасите свои жизни!

Семьи Мередит Блэк и Гарри Поттера стали живыми легендами, потомками самого Мерлина, получивших его божественное благословение. Их имена виднелись в каждой газете, и Бен, сполна накрутив себя на каникулах, теперь не мог смотреться в зеркало без нового для него чувства — брезгливости. Он физически ощущал этот груз, чувство вины, осевшее на нём второй кожей.

Позорно струсив, парень так и не написал девушке ни строчки, успокаивая свою неожиданно громкую и болтливую совесть тем, что обязательно поговорит с Мередит при встрече.

К тому же, он действительно хотел просто увидеть её. Бен с улыбкой представлял, как когтевранка будет ходить, задрав нос, и раздавать автографы всем желающим, как же — она ведь теперь знаменитость.

Мысли о Мередит навевали ему воспоминания о другой девушке, которой он причинил боль. На каникулах Натали черкнула ему записку, что с ней всё в порядке, и они с матерью уехали праздновать Рождество во Францию. Бен, не зная, что ответить, почему-то просто сунул письмо под матрац и забыл о нем. Возможно, именно поэтому ему каждую ночь снились кошмары.

День, когда Натали преподнесла ему свой последний сюрприз, оставил свой след в его душе, как шрам от ожога. Хотя, если подумать, тот день наградил шрамами каждого из них.

— Бен, ты вроде бы умный парень, но иногда ведешь себя, извиняюсь, как тупой баран.

Парень закашлялся — Натали никогда не позволяла себе выражаться даже в самой мягкой форме.

— Что?

— Как это, что? Разве ты не видишь? Или боишься увидеть?

— Увидеть…?

— Любовь, Бен. Ты её любишь, она тебя тоже.

— Я не понимаю…

Ложь. Он всё прекрасно понял.

— Ну, хорошо, не любовь, но привязанность. Сильное влечение, называй, как хочешь.

Бен тяжело вздохнул и огляделся в поисках поддержки. На прикроватной тумбе рядом с пустующей кроватью напротив стояла ваза с цветами, но вряд ли она могла помочь. Ну, только если попытаться в ней утопиться.

— Прости меня, Нат. Я не хотел…

Натали собрала одеяло в ком и прижала его к груди, словно искала опору. Её и без того бледное лицо приобрело пепельный, сероватый оттенок.

— Знаю, так сразу по мне не скажешь, но я очень наблюдательна. Гораздо наблюдательнее, чем ты думаешь. И я давно заметила, как ты смотришь на Мередит. Сейчас я прокручиваю в голове все эти месяцы и понимаю, что так было с самого начала года. Да, это действительно так. Все твои взгляды в её сторону, твоя улыбка, когда она появляется неподалёку и, — она невесело усмехнулась. — Однажды ты назвал меня её именем.

— Ты… Ты слышала? — парень вцепился в сиденье стула. Кровь прилила к щекам.

— Ну, конечно слышала, Бен. В последние дни я, может, и стала рассеянной, но не глухой. Намеки Тео и Блейза, твоё учащенное сердцебиение каждый раз, когда Дафна случайно упоминает её в разговоре. Всё говорило об одном, и по началу я не обращала на это внимания, а затем стала всё чаще задумываться над тем, что есть в ней такого, чего нет у меня.

— Нат… — парень покачал головой. Как объяснить ей то, чего он сам не до конца понимает?

— Окончательно я убедилась лишь тогда, когда она попала в больницу, а ты впервые на моей памяти извелся так, будто пострадал самый дорогой тебе человек.

— Нат, я ужасен, знаю, прости меня…

— Ну, что за глупости ты говоришь! — она впервые за эту бесконечную минуту посмотрела ему в глаза. — Ты не ужасен, Бен. Я понимаю, сильное чувство не создать по мановению палочки.

— Но я мог бы попытаться!

— Чушь, не надо прыгать выше головы из-за меня. Я не… не смогу быть с тобой, зная, что ты не испытываешь ответных чувств. Это будет пыткой для нас обоих.

Натали замолчала. Эта невинная и светлая девушка сейчас медленно раскрывала потайные дверцы своей души, выпуская тьму, в которой утонет. Добровольно. Ради него.

— Я облажался, — слова покинули его на выдохе, и удивительно, но от этого стало немного легче. Он развалился на стуле, запрокидывая голову к потолку.

— Все мы совершаем ошибки, — Нат пожала плечами. — Ты ведь нагрубил ей, верно?

Ответа она не ждала — успела достаточно изучить его характер.

— И ещё наделал много всего ужасного.

— Ох, Бен. Меня всегда поражало твое яростное стремление защищать тех, кто тебе дорог, даже если это вредит тебе самому. То, как ты оберегал меня от насмешек в начале года, как рьяно держал в секрете факт о существовании своей сестры, чтобы избежать разговоров, как набросился на Мередит, потому что думал, что она навредила мне.

Сердце сжалось, Бен искоса следил за её выражением лица: Натали сморщила нос — хотела расплакаться, но держалась.

— Пообещай мне, Бен, что всё исправишь. Извинишься перед Мередит.

— Я запутался, Нат. Запутался, и не знаю, что чувствую. Кажется, будто всё разом, а в следующий миг — ничего. Как я смогу смотреть ей в глаза, если сам не знаю… Ничего не знаю?

Делиться переживаниями со своей уже бывшей девушкой — отвратительная идея. Безумно отвратительная, особенно когда эта девушка сама на грани нервного срыва.

— Может, именно для этого и начинаются каникулы? Чтобы ты наконец разобрался в себе?

Он повертел эту мысль на языке, распробовал. Она казалась здравой.

— Я только одно тебе скажу, если это любовь, то не стоит всё усложнять и ненавидеть её. Разберись в себе. Я верю, что ты всё сделаешь правильно.

— А ты?

— А что я? — она грустно улыбнулась и развела руками. — Я отлежусь ещё день, потом родители заберут меня домой.

— Может, мне стоит остаться с тобой на это время?

— Нет, Бен, — её глаза заблестели. — Не нужно. Уходи, пожалуйста.

— Я… Ладно. Счастливого Рождества…

Бен поспешно вскочил и отошел от постели, медленно, шаг за шагом удаляясь от грозовой тучи, сгустившейся над их уголком. Вслед ему донеслось тихое:

— И тебе.

Семестр начался неудачно. В Большом Зале на первом ужине её и её подруг не оказалось, а на вопросы о том, где они и что с ними, Теодор, непривычно мрачный для того, кто недавно добился взаимности от жены, лишь раздраженно отмахивался. Как и печальный Блейз, вяло ковырявшийся в тарелке.

Парень извелся, и всю ночь ворочался в своей постели, представляя, как пройдет их с Мер встреча. Он ждал её так сильно, что в один момент у него промелькнула мысль наведаться в Башню Когтеврана прямо посреди ночи.

Увидеть Мередит ему удалось на следующий день. И, Мерлин свидетель, Бен испугался.

От прежней Мер почти ничего не осталось. Бледная, с цветущими синяками под глазами, она двигалась медленно и как-то скомкано, затравленно вздрагивая каждый раз, когда кто-то выходил из-за угла. Её едва прикрывающие плечи волосы теперь вились мягкими волнами, а взгляд… Серо-зеленые глаза опустели.

По замку поползли слухи, из них Бен и узнал в общих чертах, что произошло с Мередит и её семьей в Невис Рейндже. Он чувствовал физическую потребность подойти к ней и сжать в своих объятиях. Девушка и понятия не имела, как сильно он скучал и как сильно хотел облегчить её страдания.

Громкая толпа, очевидно, действовала ей на нервы и пугала, и у него сердце сжималось в болезненном спазме каждый раз, когда подруги обнимали её за плечи и уводили подальше, в спокойные места, чтобы помочь ей прийти в себя.

От яркой и уверенной в себе девушки ничего не осталось, и Бену с каждый днем было всё тяжелее собраться и подойти к ней со своим разговором. На фоне того, что она пережила, все слова, да и он сам, казались ему ничтожными и никому, кроме него, ненужными.

Никогда раньше ему не было так паршиво. Муки совести и чувство вины грызли его каждую секунду, и в попытке унять их, Бен сорвал все внутренние двери с петель. Внутри бушевал ураган эмоций.

Гнев, ненависть к себе, ярость, страх, обида, боль — он не помнил, когда в последний раз испытывал такой ужас. Вихри гнетущего беспокойства каждый раз стягивали ему внутренности, стоило Мередит появиться на горизонте.

Кто этот нерешительный парень, и что стало с прежним Беном, которому было плевать на чужое мнение?

Может, Мерлин услышал все его внутренние терзания, может, судьба решила над ним посмеяться, но возможность поговорить с Мередит выпала именно на тот момент, когда он, казалось, совершенно не был готов к разговору.

Бен наблюдал за ветром, яростно раскидывающим снег во дворике во все стороны. Вечерняя тишина коридора на первом этаже убаюкала его, ненадолго успокоила истерзанную душу, поэтому он не сразу обратил внимание на приближающийся стук каблуков. Он слегка повернул голову в сторону того, кто помешал его уединению и едва не упал — закружилась голова.

Мередит приближалась к нему без единой эмоции на лице, а Бен моментально вспыхнул, неосознанно встав на её пути. Девушка сделала шаг в сторону, чтобы обойти его, но он снова преградил ей дорогу.

— Ты что-то хотел? — она вскинула пустые глаза, а сердце Бена, будь оно неладно, зашлось в бешеном ритме. Как одной фразой она заставляла его терять дар речи?

— Я…

Она вперила в него выжидающий взгляд. Бен потер влажные ладони о полы мантии. Молчание затянулось, а он не находил в себе сил прервать его.

— Извини, я сейчас тороплюсь. Если тебе нужна домашняя работа по ЗОТИ, попроси Оливию, она сейчас пишет её за меня. Может, напишет и для тебя.

Бен отпрянул, а Мередит, воспользовавшись его заминкой, обогнула парня и поспешила вперед. Последнее, о чем сейчас мог думать Бен, так это о домашних заданиях.

Он рванул за девушкой.

— Погоди! — слизеринец схватил её за ледяное запястье. — Я… хотел поговорить.

Девушка дернула плечом:

— О чём же?

— О том, что было до каникул.

— А что было до каникул? — Мер вздернула брови.

Не будь ситуация такой волнительной, Бен бы рассмеялся. Мередит замечательно уводила разговор в нужную ей сторону, даже будучи такой.

— Брось, ты прекрасно понимаешь, что я хочу поговорить о случившемся на рождественском балу.

— А, так ты о том, как Натали чуть не умерла не по моей вине? Как меня хотели упечь в Азкабан? Ты об этом?

Мередит дернулась, пытаясь вырваться из захвата, но Бен устал мучиться и чувствовать себя виноватым. Сейчас он извинится, и всё пройдет. Да, он избавится этого груза.

— Нет, Мер, я хотел поговорить о том, что было до этого… Хотя, и об отравлении тоже.

— Забавно, — она вернула себе свой надменный облик, но он постоянно подергивался, как спешно наложенная иллюзия — вот-вот развеется.

Бена охватило жуткое ощущение дежавю. Будто они уже были в такой ситуации, но вспомнить её он не мог. Табун воспоминаний мурашками пробежался по спине.

— Я хотел извиниться, Мередит, — выпалил он молниеносно, чтобы не отступить. — Я обвинил тебя в… ну, ты поняла, в чем, даже не разобравшись в ситуации. Пойми, я просто испугался, был растерян… Мне не стоило бросаться на тебя, я не… не подумал о твоих чувствах.

Слова давались с трудом, а безразличное лицо Мередит ещё больше усугубляло ситуацию. Он вдруг резко почувствовал себя идиотом.

— Мои чувства? — усмехнулась девушка. — Да кого они волнуют вообще…? Даже мне уже нет до них дела…

— Извини меня, Мередит.

Бен опустил голову, не в силах вынести её пустой взгляд. В глубине души он ждал, что она будет кричать и плакать, возможно даже ударит со всей своей девичьей силы… Но Мер молчала, и это было хуже сотни самых больных ударов.

— Это ладно, — протянула наконец она. — А сейчас ты зачем ко мне подошел? Зачем эти ненужные извинения?

Когда-то на третьем курсе Бен наткнулся на подростковый журнал для девочек, который Дафна хранила у себя под подушкой.

Моментально покрывшись краской, он пропустил картинки с нижним бельем, и нашел статью о том, как парень должен извиняться перед девушкой. Один из советов звучал так: просить прощения до последнего, пока девушка не сдастся.

Неуверенный, что это сработает, Бен взял Мередит за руку и сжал её в своих ладонях в попытке согреть. Прижал к своей груди.

— Прости меня, я не думал, что причиню тебе боль. По правде говоря, я думал только о себе. Это неправильно, ты не заслужила такого.

— Зачем? — она задрожала, и голос её охрип, как в лихорадке. — Зачем… ты говоришь мне всё это? Я не…

Бен глубоко вдохнул. Вот он стоит здесь, перед ней, разбитый и сломленный собственными же ошибками, ждет её приговора, а сердце в это время неустанно кричало о том, что тот давно всё решил. Возможно, ещё тогда, в том лунном кабинете, когда снимал с неё маску и расплетал её волосы.

— Я не до конца осознаю, что это такое, но… Я точно знаю, что нас влечёт друг к другу, эти взгляды, разговоры, поцелуи. Мне кажется, это какое-то чувство…

— Чувство! О каких чувствах ты говоришь? С чего ты решил, что у меня есть к тебе влечение и чувства? — Мередит раздраженно вздохнула и высвободила свою ладонь. Без её руки холод расколол его грудь надвое. — Ты такой наивный, Бен. Думаешь, тот вечер что-то для меня значит?

— Но ты сказала…

— Я много чего говорила, Бен, но это не значит, что все нужно принимать за чистую монету. Я рада, что тебе понравился поцелуй, но этого больше не повторится. Забудь о нём и… Как ты тогда сказал? Ах да, выброси из головы эту чушь и живи спокойно.

По щелчку пальцев кислород исчез из легких, будто его никогда там не бывало. Такое же ощущение Бен испытал, когда впервые упал с метлы на занятиях по Полётам.

Только теперь он не мог вспомнить, какой раз был всё же больнее: тот, на занятии, или этот, после её слов?

В конце концов, особой разницы нет. Всё одно — падение.

— Послушай меня, Мер, я правда сожалею.

Девушка, отошедшая на пару шагов, обернулась к нему, и на миг — на один жалкий миг — в её глазах вновь мелькнул живой огонек гнева.

— Нет, это ты послушай меня, Бен! Допустим, могут быть какие-то чувства. Но о какой взаимности может идти речь, когда каждый раз ты отталкиваешь меня так сильно и далеко, что у меня уже нет сил бороться?! Я устала! Я старалась, намекала, делала первые шаги, но ты отталкивал меня, отталкивал каждый чертов раз! Сначала даешь надежду своими взглядами и совершенно невозможной улыбкой, обнимаешь, целуешь, Мордред тебя задери, а затем уходишь к Натали! Думаешь, я стану это терпеть? Буду терпеливо ждать, когда ты наконец решишься, и сделаешь хоть шаг навстречу ко мне?! Нет, Бен, нет! Хватит с меня!

Бен стоял, и каждую секунду, с каждым её словом его ударяла молния. Раз за разом, заставляя всё сильнее склонить голову. Больно, чертовски больно и обидно. Не за себя, за девушку перед собой.

Он думал, что избавление придет, как только он извинится. Вся боль отступит, едва Мередит облегченно улыбнется в ответ на его сожаления.

Чёрта с два. Всё стало только хуже. Внутри вспыхнул никем не сдерживаемый гнев.

— Я знаю, что я кретин, знаю, что во всем виноват, но пожалуйста, Мередит, прости меня.

— Думаешь, это что-то меняет? Меняет?! Я прошу тебя, Бен, уходи! — она зажмурилась и всхлипнула. — Просто… уходи, как ты всегда это делаешь.

Мередит развернулась и побежала вперед, и на этот раз Бен не стал её останавливать. Он так и остался стоять в коридоре, прислушиваясь к её отдаляющимся рыданиям.

***</p>

Народ в гостиной толпился, утопая во впечатлениях от начала первой в этом новом году учебной недели.

Бена злили их восторженные, а кое-где и разочарованные возгласы полные надежд и усталости. Он хотел, чтобы они всё замолчали. Чтобы всё стихло, и он остался один, в тишине, в которой позволил бы себе утонуть.

Назойливый голос внутри тоже не прекращал свою праведную болтовню, но тут он поделать ничего не мог, хоть собственноручно вскрывай собственную грудь и пытайся вырвать эту боль изнутри.

Как хотелось забыться! Забыться, и утихнуть. Заснуть, если сознание позволит.