Глава 78 (2/2)

Утро принесло много проблем. Дженна едва открыла глаза, забыв, каково просыпаться после двух часов нервного полудрёма. Поднявшись с дивана, она пошла собираться, пока братья Розье не набросились на неё, отвлекая от важных дел.

Жители Мраморного дома привыкли вставать ближе к обеду. Когда Леон Розье возвращался с «работы» (если отдых с остальными Пожирателями Смерти можно было назвать так), строгий график устанавливался вновь. Никаких полуночных танцев, прогулок по саду, пьяных разговоров на траве.

Следующим шагом Дженны стало посещение комнаты Эвана. Феликс мог поспать, пока его старший брат стирал усы на лице.

Дженна открыла дверь и вошла в самую пустую комнату подростка в мире. Единственными признаками жизни были учебные принадлежности на столе, чемоданы для Хогвартса, одежда и разосланная постель. Эван лежал лицом на подушке, обняв её двумя руками. На нём была та же одежда, что и вчера вечером — он не вставал всю ночь.

Дженна тихо подошла к нему и потрясла за плечо, пытаясь разбудить.

— Дио.

Эван не сдвинулся с места. Дженна стала сильнее трясти его.

— Дио!

Наконец, он открыл глаза и медленно поднял голову, чтобы взглянуть на потревожившего его прекрасный сон. Увидев Дженну, Эван огляделся, прищурив глаза, будто состояние комнаты подсказывало ему, который час.

— Мари пригласила нас, помнишь?

— Чёрт, это сегодня?

С кивком Дженны Эван простонал и сполз с кровати вместе с одеялом. Повторяя, как ему лень ходить, он пополз к ванной. Дженна не стала спорить с его методами передвижения и ушла, оставив зелье на столе и напомнив, что у Эвана был ровно час до момента, когда им нужно будет выходить.

Если бы не Мари и Беатрис, Дженна бы оставила Эвана страдать от похмелья весь оставшийся день. Но во имя одного хорошего дня компании друзей месть отошла на второй план.

Следом за Эваном Дженна разбудила Феликса и напомнила ему: «Мы вернёмся только вечером» — на что младший Розье никак не отреагировал, только закрыл глаза и перевернулся на другой бок.

Вечером Дженна возвращалась в Мраморный дом только ради младшего Розье, ведь завтра в неизвестное время его отец должен был вернуться. И мистеру Розье, наверняка, не понравится присутствие неизвестной ему ведьмы в семейном поместье.

Дженна хотела остаться, провести больше времени с Феликсом, но она никак не могла переступить через Леона Розье. Ей придётся завтра утром оставить мэнор, возможно, на год, если удача не перейдёт на её сторону в последний момент и позволит вновь встретиться с обоими братьями Розье до Хогвартса.

Дженна и Эван даже не завтракали. Одному из них нужно было подождать, пока подействует зелье, а вторая не собиралась дразнить его видом вкусной еды. На удивление, оба собрались быстро и вышли на несколько минут раньше, только вот Эван всё равно почти бежал, будто не знал, что спешить некуда.

Его виноватый взгляд и натянутая улыбка говорили Дженне всё, что необходимо было знать для понимания стыда Эвана. Он помнил сказанное Феликсу и душил сам себя несказанными извинениями.

Таков был Эван Розье. Он раскаивался молча и не умел просить прощения.

А ещё Эван Розье всегда скрывался от осуждения, даже когда он сам напоминал себе о совершённом поступке.

— Мелкий был просто невыносим! — воскликнул Эван, размахивая руками. — Знаешь, что он попытался сделать? Ты просто не представляешь, насколько омерзительно и низко он поступил!

— Закрой рот.

Дженне не нужно было говорить ему, как отвратительны ей стали его шутки про Феликса, как она не могла понять несерьёзности Эвана в моменты, где следует опустить голову и принять ошибку с её последствиями. Дженна могла сказать ему сотню слов, но куда лучше было ни сказать ни одного.

Одного тяжёлого взгляда хватило для уничтожения хорошего настроения Эвана, но молчание ударило по нему куда сильнее. Как жаль, что даже этого не было достаточно: Дженна не могла избавить Эвана от его нахального характера, как и не могла найти в друге эмпатию.

Её глаза вывернули Эвана наизнанку, показывая самые уродливые уголки внутреннего мира. Попытки забыть прошлое и построить мир вокруг нового Эвана не закончилась хорошо для него. Тот никогда не знал жестокого отца и пустого общества, не видел смерти матери и падения мира вокруг него. Тот Эван не был потерян. Он был счастлив и свободен.

Только Дженна, как никто другой, знала, что с прошлым нужно научиться уживаться, а не делать вид, что груз за спиной не лишает сил двигаться вперёд.

— Не надо только разговоров по душам, — предупредил Эван. — Знаешь же, что я их не люблю.

Он боялся их, поэтому и не любил.

— Хорошо, — сказала Дженна и через несколько секунд напряжённого молчания спросила: — Морфей придёт?

— Он обещал постараться.

— Значит, нет.

Регулус опять оказался заперт в собственном доме с матерью и отцом. Дженна должна была вскоре составить ему компанию, помочь рекламной компании Вальбурги Блэк против Поттеров, содержа их дочь в тёмной клетке вместе с хрупким пианистом, занимавшим свои руки, лишь бы отвлечься от гниющей плоти матери.

Только Дженна могла выскользнуть из хватки Вальбурги Блэк, а Регулус был скован, а ключ к его цепям — давно потерян.

— Мари расстроится, — осторожно продолжила она.

— Морфея самого сожрёт вина.

Дженна остановилась. Они прошли пару метров от ворот на территорию поместья Розье, и Эван уже заставил её почувствовать все возможные эмоции за утро. Она злилась и переживала в одно и то же время.

— Ты точно не хочешь ничего сказать? — спросила Дженна.

Эван остановился в двух шагах от неё и резко обернулся.

— А что если хочу?

— Так скажи, ты из-за своих самокопаний не заметил, как мы вышли на пятнадцать минут раньше.

— Это влияние Морфея, клянусь, — посмеялся Эван, качая головой.

— Хочешь кратко высказаться и никогда больше не поднимать тему? — мягко предложила Дженна, пока Эван не передумал и продолжил идти.

— Лучший вариант, да, так и сделаем, да-да.

Последний раз, когда они серьёзно говорили один на один, был на первом курсе. Тогда Дженна впервые услышала про Феликса и миссис Розье. Эван выговорился и позволил ей услышать правду в его слов, взяв слово, что никто посторонний не услышит о правде за всегда весёлым слизеринцем.

После Эвану и Дженне не нужны были слова. Они прекрасно понимали, что чувствует противоположная сторона, и различали дрожь в голосе, тень печали в глазах и резкость в движениях каждый раз. Но слова нужны, чтобы выпустить правду наружу и опустошить вскипающую голову.

Эван как раз вот-вот взорвётся от внутреннего напряжения и ненависти.

— Начнём с того, что я дерьмовый брат. И жалкий человек. И мама ни за что бы не называла меня сыном, если бы она была жива, конечно, — он на секунду отвернулся от Дженны, делая вид, что убирает волосы с глаз, а не слёзы. — Посмотри на меня. Загрустил, напился, проблевался и теперь плачу. Просто плачу.

Дженна аккуратно дотронулась до плеча Эвана и, не встретив сопротивления, подошла ещё ближе, обнимая со спины дрожащего ничего в себе непонимающего Эвана. Её Эвана. Упираясь лбом в его спину, Дженна слушала, как он плачет, не показывая ей своего лица, но крепко держа её за руки.

— Эв, — позвала она его, позабыв про злость.

Это же был Эван. Как долго можно злиться на человека, сияющего осколками разбитого стекла?

— Я был один, и мне вдруг стало так...

Его слова пропали в тихих всхлипах, будто он боялся, что кто-то увидит и услышит его, что люди заметят не свет, отражающийся на них, а посмотрят прямо не него.

Как смотрит Дженна.

— Я просто залез к отцу в кабинет, взял ту красивую бутылку. Помнишь, за книгами стояла? Ох, он меня убьёт, когда узнает.

Эван смеялся, наполняя Дженну печалью. Насколько глупо было с его стороны идти против отца, представляя, что ждёт после. Безрассудно, бессмысленно.

— Зачем? Зачем ты пошёл туда?

Эван отошёл от Дженны, оттолкнув её от себя. Его настроение сменилось: она задела его, одним вопросом сломив стену, возведённую для защиты сердца от охотящихся за истиной руками.

— Так я не такой скучный.

Дженна смотрела на него, пока он медленно поворачивал голову, позволяя ей взглянуть на лицо Эвана Розье. Того, кто прятался под кожей, умолял не забывать его, просил смеяться над самыми плохими шутками, не терпел крика и осуждения. Этот Эван хотел исправить все свои ошибки, но боялся быть замеченным за актом слабости.

— Я даже не хочу ничего исправлять. Мы переступим порог школы и умрём. Все. Пусть Феликс меня ненавидит и не скучает, когда придётся выбирать могильную плиту.

«Он будет скучать», — хотела крикнуть Дженна, но молчала, слушала, не перебивала.

— Я провёл его через Ад, а не детство. Вместе с нашим дорогим папашей. Семейная традиция почти.

— Эв, ты не похож на своего отца.

Дженну перебили до того, как она успокоила его, заставила посмотреть на историю с её стороны, показала единственного злодея. Эван не хотел слышать ни слова утешения или понимания.

Ему хватило избавления от эмоций, половину из которых он оставил в себе. Всю вину, ненависть к себе, страх будущего. Дженна знала о них, но ей запрещено было озвучивать мысли.

Почему тогда он говорит об этом только с ней?

Эван стёр слёзы со щёк и выдохнул, возвращая улыбку на лицо. И вновь он выглядел счастливым, беззаботным подростком, а не сломленным ребёнком. Только Дженна моргнула.

— Я не просил комментариев, Джи. Знаю, ты меня любишь, но, к сожалению, этого недостаточно, чтобы спасти кого-то.

С этими словами Эван пошёл вперёд, не представляя, что ударил Дженну сильнее, чем каждый, кто ранил её в прошлом.