36. Выстрел (2/2)
И тут Пчёлкина прорвало. Он закрыл лицо ладонями, не в силах больше сдерживаться. Невозможно было это выдерживать. Витя отошел к окну и уронил локти на подоконник.
- Прости нас, брат… - еле сдерживаясь, Саша крепко сжал плечо Фила. – Если сможешь – прости…
За окном ветер рвал тонкие ветки деревьев и выл где-то под сводами крыши. Вьюга заметала огромный сад с вечно зелеными пихтами. В зале мрачно и темно. Так же, как и в душе Пчёлкина.
Сквозь плотно занавешенные шторы не было видно, как к воротам подъехало такси. А потом в дверь раздался ненавязчивый, но уверенный стук. Витя склонил голову на бок, прислушиваясь. Стук повторился. Пришлось подняться и, опираясь о стену, двинуться в коридор. В царящей темноте Пчёла споткнулся о разбросанные им же вещи, выругался и ударил по выключателю. Не сработал. Щелкнул еще раз.
- Когда в этом коридоре будет работать выключатель? Уже два месяца обещаешь.
- Сделаю, ну? Не грозись, гроза. Пойдем спать.
Со всей дури долбанул снова. Заискрив, свет, наконец, зажегся. Пчёлкин добрался до двери и распахнул ее.
- Ты?
- Здоров, - Дунаев оперся ладонью о косяк двери. – Впустишь?
Витя молча отступил в сторону, впуская мужчину. Тот медленно побрел на кухню, поставил на стол бутылку «горькой» и смерил взглядом вошедшего следом Пчёлу. Тот оценил ситуацию, молча достал из шкафа две рюмки и упал на стул. Андрей опустился рядом, откупорил водку.
- Нам теперь делить нечего, Пчёла.
- А мы и не делили… - хмыкнул Пчёлкин, осушив рюмку.
- Да, любила она только тебя… И верила всегда только тебе.
- Пришел поиздеваться?
- Ты не понял меня, - Дунаев выпил и горько усмехнулся, - я про то, что… Знаю, о чем ты думаешь. Знаю, что винишь себя. Но она была счастлива с тобой, Пчёлкин. И другой судьбы для себя не хотела. Она любила вас всех. Вы все были, как одно целое. Как семья… Вспомни, сколько раз вы ее пятую точку спасали.
- А в этот раз не смогли. Я не смог.
- В этот раз она спасла вас.
- Ценой своей жизни, Дунаев.
- Хреновый из меня утешитель… - Андрей наполнил рюмки. – Но я очень хочу, чтобы ты понял, к чему я это… Женька бы не хотела, чтобы ты винил себя.
Пчёлкин молчал, уронив локти на стол, скрыл дрожащий подбородок в ладонях. Все вокруг было такое привычное, обставленное с любовью умелыми руками Женьки, и все было другое. Обеденный стол, телевизор, который Женя смотрела, пока готовила, шкаф со стеклянными дверцами, за которыми симметрично была расставлена простая, со вкусом подобранная посуда, большая кадушка с цветами около окна - все это было такое же, как всегда, и все было чужое. Друзья всегда говорили, что в доме у Пчёлкиных уютно и комфортно, и все знали, что это она, Женька, делала уютным и комфортным все, что окружало ее. И вот все это стояло перед мужчинами, точно обнаженное.
Им было страшно потушить свет, разойтись, остаться каждому наедине со своими мыслями и ощущениями. И так они молча сидели до самого рассвета, - одни часы тикали.
- Я ее любил с первого курса. И люблю сейчас. Но знал, что перетягивать одеяло на себя никогда не буду. Хотел, чтобы она была счастлива. И если бы мне пришлось отдать за нее жизнь, я бы это сделал. И так же бы не хотел, чтобы она потом мучилась от чувства вины. У вас сын. Частичка ее самой. Надо жить ради него… жить ради ее памяти.
- Всё это так, - помолчав, согласился Витя. – Но сейчас это невозможно… Противоестественно, понимаешь? Я везде ее вижу, ищу везде. Сюда захожу, все еще надеясь по привычке… а потом осознаю, что ее нет. А мне тогда что здесь делать?.. Как мне в таком состоянии быть рядом с сыном?
Оба замолчали. Но молчали впервые обо одном и том же.
- Живи, Пчёла. Живи за двоих.
Пчёлкин пристально посмотрел на него. И как будто взглянул на друга жены под другим углом: лицо Дунаева пугало – серое, осунувшееся, с огромными черными кругами под глазами. И виной этому не только отпечаток скорби по Женьке.
- Хреново выгляжу? - голосом, лишенным всяких эмоций, спросил Андрей.
- По шкале от одного до десяти? Минус сто.
Они оба усмехнулись.
- Я серьезно болен, - голос звучал сухо и спокойно, как будто Дунаев говорил ему о прогнозе погоды на завтрашний день. Глаза – колючие, будто неживые. – Лейкоз.
Пчёлкин от услышанного чуть поддался назад.
- Дунаев, ты же врач… Как так-то?
Тот равнодушно пожал плечами.
- Знаю несколько спецов, позвоню им завтра.
- Нет. Я ничего делать не буду, - отрезал Андрей. – Знаю, как это происходит. Не хочу. Проживу столько, сколько мне отмерено.
- Думаешь, Женька бы позволила? – взыграл на той же ноте Витя.
- Её бы, возможно, послушал… Только толка бы всё равно не было, - Дунаев обновил рюмки. – Но есть один плюс… Скоро ее увижу.
- Не по-товарищески, Дунаев.
- А я и не отрицаю.
- А говоришь, делить нечего.
- Да это я так… - Андрей выпил и схватился за сигарету. – Ладно, всё это лирика. У меня к тебе просьба будет… Ты мог бы дать мне на память какую-нибудь ее вещь?..
Пчёлкин помолчал немного и согласно кивнул. Поднялся, дошел до шкафа в детской и распахнул самый нижний ящик. Под ровно уложенными женькиной рукой стопками вещей отыскалась старая, потертая коробочка из-под сладкого подарка. Витя вернулся в кухню.
- Она очень его любила, - хмыкнул он, протягивая коробку Дунаеву.
Тот распахнул крышку и увидел пожелтевшего вязанного кролика. Именно его двадцать пять лет назад Валерка Филатов подарил в новый год своей маленькой сестренке Женьке. Андрей сжал в ладонях игрушку.
- Известно, кто?
Пчёлкин понял, о чем речь.
- Известно… Ждём удобного момента…
Снова помолчали. Выпили.
- Ладно, пора мне. Извини, что как снег на голову… Тошно стало.
- Я впервые был рад тебя видеть, - честно признался Витя, и Дунаев увидел на его губах едва заметную улыбку.
Уже стоя в дверях, Андрей протянул руку, и Пчёлкин крепко сжал ее, а затем, поддавшись порыву, мужчины кротко обнялись. Барьер негласного десятилетнего соперничества пал.
- Ты насчет спецов все же подумай, Дунаев.
Андрей отрицательно покачал головой и захлопнул дверь.
Январь 2000-го
- Папка, - Юрка остановился у ног Пчёлкина и взглянул на отца снизу вверх, - а мама… совсем улетела?
Витя подтянул сына за руки, усадил к себе на колени и прижал его голову к груди. Мальчик взволнованно ждал ответа. А Пчёла гладил его по вьющимся светлым волосам, как раньше это всегда делала Женька.
- Нет, сынок. Она всегда рядом с нами, - мужчина коснулся груди Юрки там, где билось маленькое сердечко, - вот тут. И когда тебе будет нужен совет, прислушайся к своему сердцу. И ты услышишь нашу маму.
Юрка поджал дрожащие губки и зарылся носом в отвороты пальто отца. Витя еще крепче сжал сына в объятиях, уткнувшись в его волосы. Так и просидели на детской площадке, пока не увидели Беловых. Саша шагал в их сторону вместе с Олей, которая вела за собой Ваньку.
- Физкульт-привет, - хмыкнул Белый, когда они поравнялись со скамейкой.
- Юрка, пойдем играть? – Ваня потянул младшего Пчёлкина, вырывая его из плена отцовских рук.
Мальчишки бегали по детской площадке, кидались снежками, валялись в сугробах, и до Беловых и Пчёлкина доносился их звонкий смех. Оля присела по праву руку от Пчёлы, обвила друга за предплечье и положила голову на его твердое, напряженное плечо. Слова были лишние. Только присутствие, жесты и действия сейчас говорили лучше слов. Им всем было плохо. По-своему. А что остается делать, когда человеку рядом плохо, особенно, если плохо близкому человеку? Только разделить боль.
- Ну что, есть новости? – глядя на радостно прыгнувшего в кучу снега Юру, наконец, спросил Витя.
- Есть. Скоро всё кончится, Пчёл.
И это «скоро» настало именно сегодня, когда к въезду на детскую площадку въехали две иномарки и один микроавтобус. Первая машина подала сигнал, блеснув фарами.
- Я сейчас, - пообещал Белов и пошел к автомобилю. Он открыл заднюю дверь и уселся на заднее сиденье к Введенскому. Игорь Леонидович пожал Белому руку, и впервые за столько лет депутат услышал волнение в его голосе:
- Ты подумал?
- А тут нечего думать, Игорь Леонидыч.
- Ты почти выдержал, мы его закроем.
- Я выдержал, но какой ценой? Там сидит мой друг, - Саша указал на площадку через плотно затонированное стекло. – А рядом с ним малыш, которому еще даже нет пяти. Эта тварь порезала их жену и мать, как скотину. И вы мне говорите подумать?
- Если Каверин умрет сейчас, то все карты вскроются. Понимаешь, Саш?
Белый молчал. И Введенский понимал, что никакие уговоры не свернут эту глыбу.
- Хрен с тобой, Белов. Он в автобусе.
Белый вышел из машины и пошел к микроавтобусу. Пчёлкин, напряженный весь, как натянутая струна, поднялся со скамьи, коснулся плеча измученной тревогой Оли, давая понять, что сейчас вернется, и уверенным шагом направился к другу. Под ремнем терся пистолет.
Едва Саша зашел в автобус и заметил закованного в наручники Каверина, как услышал позади отборный мат. Это Витя прорывался сквозь преградивших ему дорогу кгбэшников.
- Стоять!
- Я пройду, ты понял?! – рычал Пчёлкин.
- Не положено, сказал!
Злость придала мужчине такую силу, что сдвинуть бойца в два раза шире себя ему не составило большого труда. Белов едва успел перехватить Пчёлу за плечо, когда тот буквально ввалился в автобус.
В салоне царил зловещий полумрак, и друзья увидели дьявольский блеск прямо перед собой – Каверин, сверкнув зрачками, расплылся в хищном оскале. Пчёлкин решительным движением вынул свой «кольт» и как одержимый кинулся на противника.
Один, второй и через круговой разворот третий сокрушительный удар.
- Ты! Тварь! – рукоятка пистолета пробила висок, и Каверин, не удержав равновесия, упал с сидения, напрасно пытаясь прикрыть голову повязанными руками. Пчёлкин схватил его за шею и приставил к подбородку холодное дуло оружия. Предохранитель опасно щелкнул. – В глаза, сука! Смотри мне в глаза, мразь!
- Стоп! Пчёла! – Белов в последний момент обхватил друга со спины и рывком дернул на себя.
Раздался выстрел.
Витя упал навзничь, накрывая собой тяжело дышащего Сашу. В эту же секунду в микроавтобус ворвался Введенский и двое бойцов. Каверин, пошатнувшись, выпрямил спину и взглянул на них исподлобья. Пуля прострелила соседнее от него кресло.
- Чёрт бы вас всех подрал, - выругался Игорь Леонидович.
Сейчас положение дела осознавали все – убийство врага, так или иначе, привело бы Александра Белова к обнулению всех счетов.
Саша поднял Пчёлу и, хлопнув его по плечу, подтолкнул на выход, а затем двинулся к дверям сам, когда услышал довольный, тихий смех Каверина. Момент – и его ботинок с размаха ударил по самодовольному Володиному лицу. Грязь оттаявшего снега смешалась с кровью, хлынувшей из разбитых губ и носа Каверина.
- Сгори в аду, сука.
- Подожду тебя, Саша, - прохрипел униженный враг.
Пчёлкин на негнущихся ногах дошел до ближайшего сугроба и рухнул в заледенелый снег. К мужчинам уже бежала испуганная Оля, а за ней, как по ниточке, - Юрка и Ванька.
- Что? – Белова застыла напротив, глядя на опущенную голову Вити. – Саша, что?
- Всё пучком, Олька, - Белый крепко сжал плечо друга и рухнул рядом с ним в тот же самый сугроб.
Мальчишки бросились к рукам мужчин, и так и замерли они, сцепленные одним чувством, слыша, как ревет сзади мотор, как с жалостным свистом шуршат шины, и только Оля наблюдала, как отъезжают от детской площадки две иномарки, а за ними – злополучный автобус, увозящий в мрачное, недалекое будущее бывшего славного опера Володю Каверина.