part 28. (1/2)

Кьяра сидит за письменным столом. Она перебирает свою личную библиотеку и старые рисунки. Отец снова в разъездах, а у неё случилась простуда. Ему сообщать, конечно же, не стала, просто после того, как приехал на дом врач, передала помощнице по хозяйству список с лекарствами, а сама отправилась развлекать себя в свою комнату. Оля, которая должна была с ней сидеть, ещё с самого утра уехала на марафет к какой-то важной вечеринке — это своему отцу дочь тоже не сообщила.

Кьяра вообще из тех самостоятельных подростков, что всё понимают, но не подают вида. Знает же, что папе нужно работать, а тёте — иногда развеяться, иначе оба будут в плохом настроении. Ей даже на какое-то время показалось, что между её самыми дорогими людьми пробежала искра, но затем все надежды на нормальную семью рассыпались в прах. Нет, с отцом ей было хорошо, но она видела же, как каждый вечер Арсений в одиночестве сидел у окна, рассеяно перебирал свои проекты, журналы по архитектуре и прочую ерунду, просто потому, что ему нечем было заняться: работа выполнена, дома всё идеально, а дочь вроде как уже давно спит.

Но Кьяра не спала. Она подглядывала за отцом и чутко ощущала его одиночество, которое, к сожалению, только собственным ребёнком не заполнишь.

И она никогда не лезла с советами. Знала: не имеет права. Не доросла ещё, как говорила Оля. Папа взрослый, он сам разберётся. И папа вроде бы даже и разбирался, только не в том, что было по-настоящему нужно ему, так считала всегда Кьяра. У них на протяжении всей жизни были тёплые и доверительные отношения, и девочка шестым чувством осознавала, что её советы могут всё испортить.

Но она читает книги. Про любовь. И может быть, это в её голове всё так просто и понятно, а в жизни всё намного тяжелее, чем пишут авторы романов. Ей неоткуда было узнать об этом.

Она перекладывает книги, расставляя по новой, придуманной ей схеме. Раньше ей казалось логичным расставить произведения в порядке прочтения. Так было интересно наблюдать за тем, как меняется её вкус. Но с взрослением это уже перестало иметь такое значение для неё, ведь теперь, когда ей больше важна функциональность, она решила расставить книги по авторам в алфавитном порядке. Некоторые рассказы или повести ей требовались для школьных работ, она уже давно обогнала своих сверстников в прочтении классики, а искать таким способом намного проще.

День подходит к концу, так же как и бурная деятельность девочки. Её руки доходят до буквы «Ш», где перед Шекспиром и прочими идёт такая знакомая фамилия, что Кьяра невольно улыбается. Антон Шастун. У неё есть все его книги. В самых дорогих изданиях и обложках. Даже несколько зарубежных выпусков, так она практиковала как-то английский, зачитывая до дыр знакомые произведения.

И тут её пальцы касаются одной книги. Книги, которую она купила в тайне от отца на свои карманные деньги, потому что знала, что он ни за что не позволит ей иметь в своей коллекции такое чтиво.

«Мы познакомились в день твоей смерти». </p>

Кьяра листает страницы. В отличие от остальных, эту книгу она читала лишь раз, забравшись под одеяло ночью, светя фонариком от телефона, перескакивая с одной страницы на другую и опасаясь, что в любой момент может быть пойманной, а следом — потерять доверие и недочитанную книгу. Отца перевоспитывать поздно, она это точно знает. Поэтому они просто никогда не разговаривают об этом. Так будет лучше всем.

Но сейчас ею никто особо не интересуется, она часто дома одна, папа прилетит лишь через несколько дней, а потом сразу же поедет на свою любимую работу к своему любимому Серёже. Но она не злится. Она всегда всё понимает. Так что абсолютно никто не мешает ей спокойно за чашкой чая с лимоном и самодельными вафлями, перечитать книгу, насладившись каждой каплей этого произведения искусства. А потом она позвонит и напишет Антону, чтобы рассказать ему обо всём. Уж он-то не будет стучать папе, Кьяра это точно знает.

Она откладывает книгу в ящик стола и мысленно планирует своё завтрашнее утро. Завтра, как Оля опять куда-нибудь уедет, она начнёт чтение.

И Кьяра пока ещё даже не представляет, к каким открытиям приведёт её решение.

Это только впереди.

***</p>

— Что вы планируете делать? — Эмиль сидит на столе, свесив ноги и внимательно рассматривая содержание монитора босса.

— С того момента, как мы потеряли его, произошло многое, — Дима переводит взгляд на ассистента и грустно улыбается. — Он ведёт себя непредсказуемо. Я не уверен, что мы можем его контролировать.

— Какой у него срок годности?

— Лет тридцать, не больше. Дальше нужна перепрошивка. Вот, посмотри, — он кивает на экран, где бегают бесконечные линии, а так же мелькают отрывки изображений. — Раньше мы могли видеть только импульсы в те моменты, когда он видел сны, но не могли считать их и расшифровать. Это самая главная проблема. Но сейчас мы можем видеть всё, — мужчина самодовольно складывает руки на груди, а парень не отводит взгляда от картинок, что возникают перед ним на компьютере. — Я пока не очень понимаю, как научить его видеть определённые вещи и высчитывать наиболее вероятное событие.

— Вы сможете контролировать его через чип?

— К этому мы шли все эти годы. Впрочем... слишком много вопросов! Пошёл вон! У тебя полно работы.

Эмиль спрыгивает со стола и беспрекословности удаляется из кабинета.

Масленников провожает его взглядом, а затем опирается ладонями о стол, возвращая внимание к монитору. Он уже успел десятки раз просмотреть эти отрывки, складывая и складывая всё увиденное в общий пазл. Но никак не получается. Никак не сходится. Хмурится и наклоняется ближе.

Неужели всё произошло так, как они думали? Неужели это сработало? Чип действует продуманно и чутко, как умное и живое существо. Но он — машина. Машина, власть над которой они должны были получить, и машина, которую они должны были воспитать. Что же получается? Машина действует по своей продуманной и идеальной схеме, а он никак не может её вычислить.

Дима обеспокоено трёт пальцами подбородок и снова жмёт на кнопку повтора. И вся ночная жизнь Антона Шастуна мелькает перед его взором. Опять и снова. Дима переживает. Его отец допустил оплошность — упустил его. За потерянное время произошло многое: чип вжился в писателя, стал его частью, но, кажется, у него есть механический план, который молодой учёный пока не может разгадать. И этот план совершенно не входит в планы Масленникова. Он рушит всё, а мужчина не понимает, как его остановить. Машина должна подчиняться ему, а не руководить, таков закон.

Но пока Эд рядом с Антоном, они могут контролировать ситуацию. Впрочем, парень уже выполнил свою задачу. Той ночёвки Шастуна у Выграновского вполне хватило, чтобы информация попала к ним, а Антон снова был подвластен им. Косвенно, конечно. Небольшая манипуляция, и чип опять передаёт им всю информацию, что отправляет в человеческий мозг. Но это значит только одно:

игра начинается снова. </p>

И в этот раз у них слишком мало времени, чтобы проиграть её.

***</p>

— Извините, вы случайно не видели эту девушку?

Антон поднимает заспанные глаза на сотрудника турецкой полиции и мотает головой. Он ещё не до конца проснулся, и неприятным бонусом к этому голова просто раскалывается, хотя он вчера не пил ни капли. В чём же дело?

— А что случилось? — всё же решает проявить минимальное участие и познание английского языка.

— Она пропала. Со вчерашнего вечера. Если что-то узнаете, сообщите нам, пожалуйста. Номер полиции висит на стойке ресепшена.

— Д-да, конечно, — растерянно кивает Шастун, моментально просыпаясь. Он смотрит вслед уходящим сотрудникам, которые продолжают опрос гостей.

Медленно бредёт к выходу. По ступенькам спускается вниз, останавливается и вздыхает.

— Привет! — Эд, спешащий на работу, окликивает Антона.

— Привет.

— Ты сегодня утром так... неожиданно ушёл. Как ты?

— Всё в порядке. Спасибо, что приютил.

Он чувствует себя максимально некомфортно рядом с Выграновским и хочет как можно скорее избавиться от этого ощущения. Ему нужно работать — это просто идеальный аргумент.

— Увидимся ещё?

— Да... Увидимся.

Эд разворачивается и смотрит, как мужчина спешит к арендованному автомобилю, садится внутрь, коротко машет ему. И машет ему в ответ. Задумчиво продолжает любоваться Антоном. Возможно, в своих стремлениях выполнить поручение самым наилучшим образом, он перешёл черту невозврата, но теперь ему без разницы. В отеле поднялся кипиш, так что вполне на руку будет уехать. Масленников поддержит его решение, однозначно. Ему очень кстати иметь человека при Шастуне. И так Выграновский планирует усидеть на двух стульях.

А у него это точно получится. Потому что до этого у него никогда не было осечек.

***</p>

Арсений стоит у окна и смотрит вдаль. Знает, скоро приедет Антон, у них очередная встреча с дизайнерами, от неё никуда не деться. Пашка вчера звонил, ликовал над результатами, расспрашивал обо всём в деталях, а вот он просто мечтал и молил про себя, чтобы разговор как можно скорее закончился.

Антон скоро зайдёт в эту дверь. Встретится с ним взглядом. И что-то нужно будет ему сказать. Как-то поздороваться и как-то жить дальше. Но смогут ли они? Он уже остыл после вчерашней эмоциональной истерики. И хоть Шастун никогда о ней не узнает, ему всё равно немного совестно. Несколько часов он убил, разъезжая по вечернему Стамбулу в поисках проклятой чашки. Как такое возможно — в столице страны не найти дурацкую кружку? Но такой больше не было. Он осмотрел, кажется, сотню, в памяти пытаясь восстановить образ, но всё не то. Магазины закрывались одни за другим, но он всё ездил и ездил по городу до поздней ночи.

Просто нет. Другой такой просто нет. Арсений всё ещё пытается разобраться: какого же она была цвета. Разум убеждает его, что она была чёрная. Иссиня-чёрная. Чёрная как смоль. Чёрный матовый цвет, его не спутать ни с чем. Но почему же он собирал красные осколки? Тогда, сидя на полу. Почему они были красными? Мозг отказывается это признавать. Это просто невозможно.

Мужчина встряхивает головой и поправляет чёлку. Он так и не придумал, что скажет Антону при встрече. Надо извиниться? Сказать, что он не хотел? Тот наверняка запомнил каждое сказанное им слово. Это уж точно. Как всегда, Попов агрессирует, а Шастун попадает под его горячую руку. Несмотря на то, что писатель был откровенно не прав, всё это — чересчур.

Поднимает голову.

Это случается быстрее, чем он предполагал.

Антон Шастун.

Парень стоит перед ним, сверкая своими изумрудными глазами. И только сейчас Арсений обращает внимание на то, какие они не только грустные, но и глубокие, проницательные. Они будто видят намного больше, чем кажется.

И что же сказать? С чего начать?

И это оказывается сложнее, чем он думает.

— Доброе утро.

Спасает ситуацию. На этом спасибо. Ставит на стол стаканчик с кофе. После этого жеста архитектор ощущает себя последней тварью.

— Привет. Как ты?

— Удивительно. Второй человек за день, кто задаёт мне этот вопрос.

«А кто первый?» — хочет было спросить Арсений, но вовремя осекается. Он понимает, кто это. И ему почему-то даже не хочется думать об этом. Что они делали этой ночью? Что же там произошло? Но он никогда не спросит об этом. И никогда не узнает.

— У нас много работы. Ты готов?

— Я готов всегда.

Неужели не извинится? Неужели настолько ему противно и всё равно? Пытливый взгляд Антона исследует Арсения. Его невозможно прочесть, не выдаёт ни единой эмоции. А он ждёт. Хотя бы минимального раскаяния. Они не правы оба, но Шастуну так хочется, чтобы мужчина извинился первым. Это многое значит для него. Но тот только листает папку, затем кладёт её на стол и поднимает глаза.

— Тогда вперёд.

Антон пожимает плечами и идёт к выходу. Выходит, следит за тем, как Арсений закрывает дверь кабинета на ключ.

— Нам далеко?

Они идут по длинному коридору, на стенах которого развешаны картины — что-то из серии современного минимализма. Непонятного многим, но такого популярного и дорогого. Заходят в лифт, что как будто услужливо поджидает их на этаже.

— Нет, недалеко. Поедем на моей машине. Потом заберём твою, как вернёмся с совещания.

— Идёт.

Как будто ничего и не было. Как будто вчера они не целовались на пляже. Как будто вчера Попов не влепил ему пощёчину. Как будто вчера он не выгнал Шастуна из собственного номера. Как будто всё, что было между ними — это какая-то шутка и совсем ненужная ерунда. Антон молчит, смотрит в пол и хмурится. Ощущает, как кабина останавливается.

— Кстати, какого цвета была твоя любимая чашка, не подскажешь? — как бы между делом интересуется Арсений.

— Чёрного. Стоп. Почему ты говоришь «была»? — архитектор наблюдает за тем, как меняется выражение лица собеседника.

— Я разбил её вчера. Прости. Так вышло.

Он выходит из лифта и идёт к выходу.

Поражённый Антона замирает на пороге лифта и удивленно смотрит ему вслед. В голове такой непослушный рой мыслей, что он даже не понимает, как ему реагировать. Приходит в себя только после того как двери кабинки бьют его по плечам, пытаясь закрыться.

Выпрыгивает на ковёр офиса и следует за Арсением.

***</p>