part 27. (1/2)

— Здесь очень красиво, — отмечает Антон и оглядывается.

Они находятся в небольшом саду, который огорожен. Сюда не пробраться просто так. По рассказам Эда, здесь выращивают цветы для гостей. В вип номера, по желанию гостя, или в номера для молодожёнов обязательно ставят свежие букеты.

Небольшая теплица, стены и потолок «домиком» который из прозрачного стекла. Тёмной плиткой выстелен пол, по краям посажена сочная зелёная трава, видно, что недавно постриженная, так приятно пахнет здесь: зеленью, ароматами цветов, вскопанной землёй. И вправду, милое местечко.

Эд пристально следит за каждым жестом Антона. Он удовлетворённо ухмыляется, видя, как писатель восторженно осматривается. Осторожно, кошачьей походкой крадётся следом, словно выжидая время для чего-то.

— Рад, что тебе понравилось.

— Почему ты решил меня привести сюда?

— Мне хотелось показать тебе что-то особенное, необычное. Потому что — особенный.

— Да брось, — отмахивается Антон и усмехается.

— Нет, правда. Бестселлер «Мы познакомились в день твоей смерти» — это просто шедевр. Я перечитывал его много раз!

Наглая ложь. Прочёл лишь этой ночью, чтобы была возможность хоть как-то поддержать разговор. Не сказать, что прям уж не понравилось, но явно не настолько, как он описывает Шастуну.

— Это хорошо, — губы мужчины трогает улыбка.

— Вещие сны. Откуда тебе пришла такая идея? Ты как-то сталкивался с этим в реальной жизни?

— В реальной жизни? — коротко и нервно смеётся. — Это же книга. Фантастика. Я писатель.

Заученные фразы, которые он произносит каждый раз, когда кто-то хочет подшутить над ним. Но Эд спрашивает слишком уж серьёзно, так что Антон начинает напрягаться. Какая к чёрту реальная жизнь? Эта реальность принадлежит только ему, его в неё закинули, оставили выживать и справляться самостоятельно. И никто другой не имеет никакого права вторгаться в его круг сумасшествия. Только Диме он может доверить эту тайну, потому что хранить её одному — невыносимо. Но когда знаешь, что есть кто-то, кто разделяет с тобой это безумие, то становится легче. И он неизменно благодарен Димке, что тот согласился взять на себя это бремя.

— Я понял, прости.

И, разумеется, не с Эдом он будет делить то, что с ним происходит. Он, конечно, милый парень, но даже Арсений находится в неведении, так что уж точно не с Выграновским Антон будет откровенничать. И ему так неуютно в этом маленьком пространстве. Потому что здесь, несмотря на красивый и вдохновляющий антураж, достаточно мрачновато, а ещё Эд смотрит так внимательно и пристально, будто что-то знает. Что-то знает и хочет это что-то вытащить и из Антона тоже.

— Я, пожалуй, пойду.

— Как, уже? Я хотел бы с тобой поболтать подольше, если ты не против.

И это шестое чувство внутри мужчины, которое, видимо, отвечает за вещие сны, отчаянно сигнализирует в нём. Словно красный флаг, кнопка «стоп», которую нужно непременно нажать. Он ощущает, что что-то не так. И эта чуйка никогда его не подводила, недаром его сны сбываются. Но сейчас тревога просто пульсирует в его висках, а сам Антон никак не может её себе объяснить.

Он не знает, как отказать парню. Тот и вправду мил и обходителен с ним. Нарвал целый букет цветов, позвал на... видимо, свидание в романтичное и тайное место. В общем, изо всех сил старается ему понравиться. И понравился бы, если бы не эта тревожность, которая бьёт во все колокола, заставляя Шастуна ощущать себя не в своей тарелке.

— Антон? Ты здесь?! Антон!

Он слышит знакомый и такой сейчас спасительный голос, что сразу же рвётся ему навстречу. Ещё никогда в жизни он не был так рад Попову. В этот момент хочется просто молиться ему, не вставая с колен, набивая на них синяки.

— Арсений! — подбегает к брюнету, хватает цепкими пальцами его запястья и притягивает к себе. — Прости, пожалуйста, я совсем забыл про работу! У нас же столько работы! — сжимает руки архитектора сильнее, так что тот удивленно морщится от боли.

— Работы? — Шастун явно что-то хочет от него, но он никак не может догнать — что именно.

— Да-да! Ну, помнишь, проект?

— Помню, — кивает Попов и тут же в зелёных глазах парня видит отражение счастья и удовлетворения. Кажется, он хотел услышать именно это.

— Ещё увидимся, Эд!

Антон тащит за собой Арсения, они буквально сбегают из сада и оказываются на улице. И Антону действительно жаль. Жаль бросать Выграновского вот так: подло и прикрываясь чужой спиной, но такова жизнь. Если что-то внутри него включает сигнализацию, то нужно сразу же уходить, слишком хорошо он знает, что может случиться потом...

... Эд смотрит вслед мужчинам и хмурится. Выжидает немного времени, затем достаёт из кармана шорт телефон, делает несколько кликов по экрану и подносит его к уху.

— Привет. Я почти уверен, что это он. Нет, не признался. Но совпадений слишком много. Не беспокойся, у меня есть ещё пять дней, я смогу его заполучить. Он слишком подозрительный, а его дружок следует за ним по пятам. Я что-нибудь придумаю. На связи.

И задумчиво трёт подбородок.

Так близко он ещё никогда не был.

***</p>

Высокий мужчина в очках расхаживает по кабинету. Перед его глазами — чертежи, на доске — формулы, в стене — огромное толстое пуленепробиваемое стекло, сквозь которые открывается вид на огромную лабораторию.

Дверь распахивается, в комнату заходит стройный парень в медицинском халате, поправляет рукой кудрявые короткие волосы и многозначительно кашляет, чтобы привлечь к себе внимание.

— Добрый вечер.

— Какие новости? — хозяин кабинета разворачивается к нему и окидывает безразличным взглядом.

— Он нашёл его. В Турции, Стамбул. Приехал по работе на неделю. Вы были правы, он и вправду стал писателем.

— На какое-то время я упустил его из виду. Но теперь мы снова контролируем его. Отец будет рад услышать хорошие новости.

— Что вы планируете делать дальше?

— Пока наблюдать. Эд должен подобраться к нему как можно ближе и проникнуть в его жизнь как паразит, живущий в разлагающем теле.

— Ещё одна новость.

— Ну?

Парень кладёт на стол фотографию высокого темноволосого мужчины, что сидит рядом с писателем на фото в фойе отеля.

— Они дружат, насколько я понимаю.

— Серьёзно? — усмехается мужчина, затем берёт фотографию и подносит ближе к глазам. — Так становится ещё интереснее. Можешь идти. На сегодня ты свободен.

— И ещё... один вопрос.

— Валяй.

— Вы же всерьёз не убьёте его?

— А вот это уже не твоё дело. Ступай.

Парень послушно кивает и выскальзывает.

А он удовлетворенно улыбается сам себе. Подходит ближе к стеклу, кладёт ладонь на него и ухмыляется. Что-то в этой ухмылке есть такое, что леденит душу и покрывает кожу сотней мурашек от ужаса.

Наконец-то ему есть, что показать отцу и что предъявить. Плод многолетних трудов — Антон Андреевич Шастун опять под их контролем. А сам он снова в игре и очень рад быть полезным, потому что с тех пор, как отец упустил этого парня, он не находил себе места. А ведь тот всегда был на виду, рядом. Этот бриллиант сверкал у них на глазах, а они не могли его отыскать. И вот, сейчас, они близки к своей цели как никогда. И у них есть шанс успешно завершить испытание.

И тогда...

И тогда у них в руках будет открытие века.

***</p>

— Ты как? — Антон отрывается от экрана монитора.

— В порядке со мной всё. Что же это такое ты заладил! — хмурится Арсений и поворачивается к парню. — Это вот что с тобой не так?

— Ничего.

Мужчина отводит взгляд и закусывает нижнюю губу. Он всё пытался понять, не слишком часто он дёргает Попова, но в этом уже нет никакой необходимости, архитектор своим раздражённым тоном очень ясно дал ему понять, что совсем не кстати эти заботливые порывы со стороны Антона.

Встаёт из-за стола, расстроенно передёргивает плечами и выходит прочь. Выходит из номера и идёт по бесконечному коридору. Знает, что нельзя так: Арсений в любой момент может уехать, а он не успеет его спасти. Это уже его жизненное кредо — спасать Арсения из всевозможных передряг. И даже нельзя потребовать с него благодарности, так было бы в разы легче. Но нет. Он плетёт интриги и строит планы за спиной у брюнета, потому что точно знает — одно слово и тот будет считать его чокнутым, ей-богу. Не жизнь, а какое-то сплошное приключение.

И на удивление, Антон слышит сзади себя шум. Арсений торопливо идёт за ним следом. Волосы растрёпанны после бега, футболка прилипла к вспотевшей груди, а встревоженные голубые глаза смотрят только на него. Писатель разворачивается на сто восемьдесят градусов и криво улыбается. Он готов нырнуть и купаться во внимании Арсения, только бы это не заканчивалось. Никогда.

— Прости, я перегнул палку.

Мужчина тяжело дышит, а Шастун не может отвести взора от его грудной клетки. И так хочется коснуться. Арсений такой сексуальный. И он никогда не догадывался, что его может кто-то так бесконечно заводить в естественной среде, даже потный и уставший.

— Пойдём искупаемся?

— Хорошо.

Мужчина спускается вместе с ним на лифте. Идут к выходу из отеля, провожаемые ненавидящим взглядом Эдом. К сожалению, он сейчас на рабочем месте, так что не может просто так взять и подойти к Антону, дразня Арсения. А последний откровенно наслаждается этим преимуществом и гордо проплывает с презрительной гримасой мимо парня.

Вечернее море встречает их приятным и освежающим после палящего солнца ветерком. Пляж пустой, волны бросаются на песок, оставляя после себя воздушную пену. Антон садится на песок, опускает ноги в воду и обхватывает колени руками. Он просто рад, что Попов так неожиданно и просто согласился пойти с ним на пляж. Для него это лучший подарок.

— Купаться не будешь?

Выражение лица Антона меняется, мятный зелёный цвет глаз темнеет, а взгляд становится тяжёлым и внимательным. Арсений снимает с себя футболку, вешает на спинку шезлонга и заходит в воду по щиколотку. Писатель поражено смотрит на его широкую спину, крепкие плечи, стройные ноги. Он не может оторваться, просто пожирает его. И если честно, он бы предпочёл не влюбляться в кого-то так сильно, чтобы потом не разочаровываться.

— Да, пожалуй.

Он не отстаёт от архитектора, тоже скидывает с себя футболку и бросает её на песок. Заходит в воду, проходит мимо него и лениво потягивается. Море действительно сентябрьски тёплое. Уже не такое раскалённое, но ещё хранящее в себе оставленную летнюю теплоту. Антон вытягивает перед собой руки, вдыхает в лёгкие побольше воздуха и ныряет, некоторое время плывя под водой, а затем выныривая и уверенными размашистыми движениями рук в стиле «кроль» унося своё тело дальше от берега. Арсений следует за ним, плывёт так же быстро и уверенно.

Солнце близится к черте горизонта. Вечер обещает быть приятным и томным. Плавать и вправду одно сплошное удовольствие. Они сначала плывут до буйков, затем даже отплывают дальше, к небольшим рифам, что виднеются из-под морской глади. Волны бросаются на них, затрудняют передвижение, но море с легкостью выталкивает тела на поверхность, так что плавать максимально комфортно.

Антон переворачивается на спину и плывёт вдоль берега. Заплывать дальше он не рискует — давно не было практики. Анализируя свою жизнь здесь, в Стамбуле, он вдруг понимает, что делает сейчас слишком многое, что не делал так давно: просто гуляет, играет в волейбол, плавает, загорает, пробует новую еду. И это наполняет его и делает живым. И ему так не хочется терять эту жизнь и все её прекрасные моменты. Ведь именно тогда, когда Арсений Попов ворвался в неё, всё начало с бешеной скоростью меняться. Только вот писательство пока хромает. Будто архитектор заполнил в нем всю пустоту, которую ранее он пытался заполнить своими книгами.

Мужчина не замечает, как отплывает слишком далеко от Попова. Ноги уже подмёрзли. Несмотря на то, что очень тепло, они уже слишком много времени провели в воде. И он с ужасом осознаёт, что правую ногу начинает предательски сводить судорога, да такая сильная, что писатель буквально не может шевельнуться, пытается рукой дотянутся до конечности, чтобы размять её, но только слишком поздно понимает, что это просто безумная идея. Сейчас самое главное — удержаться на плаву и беречь силы. Что делать дальше, он разберётся потом.

Но у Антона не получается, ноги немеют окончательно, а руки беспорядочно барахтаются и бьют по воде, лёгкие слиплись, ему тяжело дышать и уж тем более он не может издать ни звука, только жадно хватает губами воздух, чтобы хоть как-то заставить себя дышать снова.

В последний момент, когда глаза закатываются и закрываются, Антон чувствует, как сильная рука хватает его под руку и выдёргивают наверх, вторая вытаскивает его за волосы. Он скулит от боли, но выплёвывает солёную воду, кашляет и открывает опухшие глаза.

— За что за волосы?! — начинает двигать руками и ногами, чтобы удержаться на плаву, но Арсений не отпускает его, обнимает за талию и заглядывает в зелёные глаза.

— Ты как? А за волосы, потому что утопленников спасают так. Иначе ты меня бы за собой потянул.

— Да не утопленник я, просто ногу судорогой свело, — бурчит в ответ мужчина.

Они плывут к берегу вместе. Антон уже пришёл в себя, размялся и чувствует себя нормально, но Попов всё равно не снимает руки с его плеча, гребя одной рукой.

Вылезают на берег. Шастун клацает зубами и ёжится. К вечеру уже прохладнее, потому что нет солнца. В целом, душно, но у воды ощущается достаточно зябко. Арсений срывает с шезлонга полотенце и накидывает на плечи мужчины. Делает всё молча и сосредоточенно. Резкими движениями рук обтирает замёрзшую кожу Антона.

— Не пугай меня так больше.

Он, убеждаясь, что мужчина прикрыт махровым полотенцем, садится рядом.

— Я не специально. Судорога ногу свела, говорю же. А там и воды наглотался. Переживал за меня?

— Конечно, переживал.

Он говорит это так просто и так обыденно, но счастливая усмешка всё же озаряет лицо писателя.

— Я в порядке.

— Я рад. А теперь объясни, — Арсений разворачивается в его сторону. — Зачем ты донимаешь меня своими расспросами?

— У меня плохое предчувствие, — упрямо опускает взгляд.

— Что за предчувствие?

— Просто такое чувство, будто случится что-то плохое, вот и всё. У меня хорошо развита интуиция. Как тогда, в больнице...

— Это не важно, — отмахивается архитектор.

А его собеседник только усмехается. Очень удобно. Из-за своей слабости и вольности, он вряд ли будет ещё поднимать тему появления Антона в больнице. И это, чёрт возьми, как нельзя кстати. Ему уже не так принципиально, чтобы мужчина объяснился перед ним, а вот самому объяснятся слишком не хотелось. Он ненавидит лгать. Тем более тому, кого любишь.

— Ты умеешь и плавать, и в волейбол играешь. Просто какой-то чудо-спортсмен, — переводит тему и пользуется случаем узнать его поближе. Давно у них не было этих разговоров по душам.

— Не забывай, мой отец работал в МЧС, — откликается Арсений. — Мы постоянно занимались спортом, а утром делали зарядку. Лето я проводил дома, у нас недалеко была речка. А в университете был капитаном волейбольной команды.

— Наверное, у тебя была очень насыщенная жизнь. Ты скучаешь по ней?

— Наверное... — брюнет упирается взглядом вперёд, смотрит на успокоившееся море и задумчиво рисует пальцем что-то на песке. — Немного ностальгии, не более. Завтра всегда лучше, чем вчера.

— Возможно.

— А ты скучаешь по прошлому?

— Я? Нет. В моём прошлом нет ничего, по чему можно было бы скучать. Настоящее дарит мне намного больше счастья.

— Настоящее? — Арсений отрывается от песка и смотрит на Антона.

— Да. Это настоящее. Где есть ты, где есть я.

— Ты хочешь сказать, что я дарю тебе счастье?

Антон улыбается и на секунду стеснительно закусывает губу. Он и вправду дарит ему огромное счастье. Так и есть.

— Моя жизнь изменилась, когда в ней появился ты. И я чувствую, что не хочу возвращать себе прежнюю жизнь, где не было тебя.

А он молчит. Ничего не говорит в ответ. Будто обдумывает его слова, пытается проанализировать и сделать для себя какой-то вывод. И эта тишина такая нужная и такая важная. Потому что Арсений не отверг его, не засмеялся, не накричал. Просто сидит рядом, молчит и о чём-то размышляет. Пусть будет так.

Полотенце соскальзывает с плеча Шастуна. Архитектор замечает это, вздрагивает, наклоняется, поправляет ткань, на секунду кладёт руку на плечо мужчины. И этой секунды хватает, чтобы Антон поймал его пальцы, задержал их на себе и просто не отпускал больше. Брюнету приходится пододвинуться ближе, потому что парень слишком сильно тянет его руку.

Так они и сидят вдвоём. Антон, закутанный в полотенце, рядом сидит Арсений, рука которого закинута на плечо мужчины, а их лица совсем близко. Внутри него всё отчаянно сжимается. Он скашивает глаза, видит перед собой шастуновское лицо. Пухлые розовые губы, насупленные брови, чуть оттопыренные уши и серьёзные зелёные глаза. Они как бесконечный хвойный лес, в котором можно заблудиться, заплутать и никогда не найти дорогу обратно, вот такой он загадочный и непонятный ему Антон Шастун.

— Пойдём в номер? — осипшим от волнения голосом спрашивает Арсений. Не может оторваться от мужчины, но в глубине души понимает, что это лучше прекратить скорее. Чем быстрее, тем лучше.

— Да, сейчас пойдём.

Антон кивает. Облизывает солёные губы и часто-часто дышит. Рядом с Поповым ему всегда не хватает воздуха. Рядом с ним весь мир складывается в нужный пазл, а сердце успокаивается и бьётся так счастливо и так умиротворённо.

Он влюблён в него уже месяцы. С каждым разом, когда он видит архитектора, то снова и снова прыгает с высоты в это сладкое чувство, голова приятно кружится, а в ногах слабость. Не знает, сколько ещё ему нужно терпеть, чтобы сделать это; какой интервал выдержать, чтобы наконец-то позволить себе эту вольность. Кажется, Арсения можно ждать вечность, но эта вечность сводит писателя с ума. Ему хочется касаться, ощущать своей кожей его кожу, провести языком по такой бархатной шее, укусить за мочку уха, прижаться своим носом к его носу.

И в это момент весь мир замирает. Они сидят на пляже вдвоём, и никого больше нет вокруг. Только они, море и тихий ветерок.

Антон наклоняется к брюнету. Последнее, что он видит перед тем, как прикрыть веки, это удивлённые и испуганные голубые глаза. Касается своими губами губ Арсения, мягко вовлекает его в поцелуй. Его губы такие желанные, вкусные и умопомрачительные. Он не успевает понять, отвечает ли Попов на поцелуй, просто вбирает в себя как можно больше его вкуса, запаха и наслаждения от близости, которая заставляет его трепетать.

Он целует и чувствует вкус собственных слёз, что так предательски стекают по щекам. Этот момент сотнями иголочек пронзает его тело, низ живота каменеет, во рту всё пересыхает, губы царапает щетина Попова, так что он решает даже кончиком языка коснуться её, и это так возбуждающе и горячо отдаётся в его паху.