part 15. (2/2)

— Ты чего не спишь? — бормочет сонный Димка. — Спи давай, дурак.

Он закидывает на Шастуна руку и ногу, прижимаясь к нему так близко, как это вообще возможно. Антон несколько секунд лежит, не шевелясь, а затем обнимает мужчину в ответ.

От Димы приятно пахнет — чем-то хорошим и родным. С ним хорошо. Но рядом с ним сердце бьётся так спокойно-спокойно. А вот с Поповым оно буквально грозится выпрыгнуть из груди.

Когда же ты успокоишься, глупое сердце?

* * *</p>

Дима заходит в помещение. Он давно уже не посещал рестораны. Ему это совсем ни к чему. Но Матвиенко настоял на этой встрече, что показалось Позову слишком подозрительным, так что он не смог отказаться.

Официант будто узнаёт его и сразу спешит подойти, чтобы проводить до столика. Это всё так раздражает Позова, что он даже не находит слов и просто следует за молодым пареньком, который ведёт его внутрь ресторана.

Матвиенко он узнаёт сразу же. Тот сидит за столом, закинув ногу на ногу, держа в руках телефон и что-то печатая в нём. Одет как всегда странно: тёмно-зелёное худи без ворота и чёрные штаны. Слышит приближающиеся шаги и вскакивает со своего места.

— Разве так одеваются на деловую встречу?

— Я очень рад, что вы пришли, — мужчина обезоруживающе улыбается ему и отодвигает стул, чтобы тот мог сесть.

— Можно было и без этого… — растерянно бурчит себе под нос Позов, которому тут же становится неудобно за своё ворчание.

— Меню, пожалуйста, — кивает официанту. — Я рад, что вы пришли, повторюсь. У меня есть для вас отличное предложение.

* * *</p>

Арсений заглядывает в кабинет. Через небольшую щель он видит Шастуна, что сидит к нему спиной, и Пашу, который сидит на столе лицом ко входу и внимательно слушает мужчину. Они о чём-то болтают, но о чём — расслышать практически невозможно, слишком далеко.

В голове из одной части полушария мозга в другое бегает фраза Оли: «Дорогой, научись уже не проецировать свои комплексы и травмы на других людях».

Антон не виноват в том, что он такой. И не виноват, что Арсений другой. И Серёжа не виноват в том, что судьбы мужчин так неожиданно пересеклись, а он потерял проект. Они не успели это обсудить, но брюнет точно знает, что друг очень и очень недоволен, но просто не имеет возможности высказать ему это лично. Ну это только пока.

— Я отойду на совещание. Там недолго. На обратном пути возьму кофе. Тебе взять? — голос Воли раздаётся неожиданно совсем рядом, у двери.

— Да, пожалуй.

Дверь распахивается, встречая препятствие в виде стоящего около неё Арсения. Мужчина охает, хватается за лоб, склоняется буквально пополам от боли.

— Арс! Ты что ли? Ты живой? Арс, твою мать! Кто же так делает? — Паша в пару шагов преодолевает расстояние, оказывается рядом с ним и кладёт руку на плечо мужчины. — Ты живой? Сильно я тебя?

— Иди на своё совещание. Без тебя разберусь, — цедит сквозь зубы Попов, отмахиваясь.

— Только потому что я опаздываю! — грозит пальцем непонятно кому. — Но я вернусь и заглажу свою вину, Арс! Прости!

Антон стоит рядом. Подошёл бесшумно, пока Арсений был занят тем, что злился на Волю. Смотрит сочувствующим взглядом на него, не зная, что и предпринять.

— Ты в порядке? Пройдёшь в кабинет? Тебя не тошнит?

— Я в порядке, — бормочет в ответ. Заходит в кабинет, краем глаза видит, как Шастун прикрывает за собой дверь и надеется, что это дело привычки.

— Воды? — протягивает пластиковый стаканчик.

— Спасибо, — дрожащие пальцы пытаются взять стакан, но получается плохо. Кто же знал, что Воля так любит от души распахивать двери?

— Я помогу.

Пальцы Антона ложатся на пальцы Арсения, мягко помогая ему обхватить пластик сильнее и поднести ёмкость ко рту, чтобы сделать насколько жадных глотков.

Его пальцы такие тёплые. Держат руку так крепко и уверенно, холодные кольца давят на кожу, но не сильно, а зелёные глаза не сводят с него пристального взгляда.

Попов б у к в а л ь н о ощущает на себе всё тепло тела мужчины, что стоит так непозволительно близко к нему, слышит его дыхание, и слух улавливает глухой и быстрый стук сердца, которое, как ему кажется, волнуется или переживает из-за чего-то. Скорее из-за кого-то, но Арсений не думает об этом.

На несколько мгновений, буквально на несколько мгновений, он сосредотачивается на том, что чувствует, когда так близко и рядом находится с ним Антон. Дольше положенного не разжимает пальцы, словно изучая прикосновение писателя, пытаясь понять, что же это такое.

— Спасибо, — вырывает свою руку и уже спокойно ставит стакан на стол. Ему становится так некомфортно от случившегося, что хочется сразу же сбежать.

А Антон не может думать ни о ком, кроме этого маленького мальчика с голубыми глазами, который глотает слёзы, лёжа на кровати, избиваемый собственным отцом. Интересно, помнит ли Арсений этот случай? Если помнит, что думает об этом?

— Паша придёт позже. Я могу подождать его в переговорной.

— Нет… я приехал к тебе.

— Ко мне?

— Я… — нервно сглатывает и на секунду прикусывает верхнюю губу, — хотел бы… извиниться.

— Не стоит, — Антон грустно улыбается и присаживается на край стола. Арсений дублирует его действие. — Я тебе неприятен — такое бывает.

— Нет… ты не… неприятен мне, — буквально выдавливает из себя это.

Это его и пугает. Ему неприятны геи. Он не ненавидит их, но сильно презирает. Но Антон другой. Он добрый, внимательный и интересный человек. Мужчина с ужасом осознаёт с каждым мгновением, что тот не вызывает у него того самого привычного отторжения. Это пугает и отталкивает. Так не должно быть. Не должно быть по мнению Попова. С ним такого не случалось.

— Что ты хочешь от меня, Арсений? Я оставил в покое твою дочь, с тобой мы больше не работаем вместе. Даже можем больше никогда не видеться, если будем приезжать в офис в разное время.

— Кьяра скучает по тебе.

— Она милый ребёнок. В ней что-то есть. Она очень талантливая и умная.

— Прости меня, Антон, — опускает взгляд. — Прости, что грубо обошёлся с тобой, — он буквально выдавливает эти слова, ведь сам не так уж и часто перед кем-то извиняется.

А ведь ему ещё только предстоит как-то докопаться до Шастуна, чтобы выведать, откуда он знает про тот случай с дизайнером. За десять лет никто ни разу не вспомнил об этом. Даже Серёжа никогда не возвращался к этому разговору, как будто того срыва Арсения и вовсе не было. Он хотел, чтобы это стёрлось — оно стёрлось. Так откуда этот парень мог узнать?

— Тебе необязательно извиняться передо мной. Кьяра могла бы просто позвонить мне хотя бы с твоего телефона и сказать, что ты разрешил ей общаться со мной. Мне не нужны твои извинения, понимаешь? Мне всё это не нужно.

Тебе нужно. Тебе же пиздец как н у ж н о. И ты сам знаешь это. Но никогда не сможешь признаться: игнорируешь дурацкую чашку, что меняет цвет от твоего прикосновения, игнорируешь сны, стараясь забывать их сразу же, игнорируешь своё сердце, когда так часто и жалобно бьётся.

Что ты хочешь от меня, глупое сердце? Что ты хочешь мне сказать? Я не хочу прощать этого человека. Я не хочу, чтобы он был рядом со мной. Ты не понимаешь, но так будет лучше.

Он встаёт. Расправляет на себе чёрную рубашку, вздыхает. Ему есть что сказать Арсению Попову, но кому из них будет лучше от этого.

— Ну куда ты? Постой. Опять убегаешь.

— Как и ты, Арсений. Как и ты. Неприятно? Вот это да!

Антон хочется сорваться с места, выйти из кабинета, но брюнет ловит его руку и сжимает запястье тёплыми и сильными пальцами. Тянет на себя, так что мужчине приходится повиноваться и сделать несколько небольших шагов в его сторону.

— Не убегай от меня. Я виноват, признаюсь. Твоя книга была не такая уж и плохая. Я беру свои слова обратно. Ты очень талантлив. Я наговорил ерунды со злости. Я не могу принять… тебя… и всё это, — он жестикулирует свободной рукой. — Но это не моё дело. Просто Кьяра уже который день говорит только о тебе и очень переживает… Она не понимает, почему так случилось.

— Я не скажу, что из-за тебя мы перестали общаться, если ты переживаешь об этом.

— Да, спасибо…

— Арсений, — Антон вдруг так неожиданно перехватывает руку брюнета и сжимает его ладонь, — если захочешь извиниться сам — я буду рад. Ради Кьяры — не стоит. Она чудесная девочка, я решу всё сам. Не ломай себя ради меня. Удачи, — он отпускает руку Попова и выходит из кабинета, плотно закрывая за собой дверь.

Арсений замирает с широко раскрытыми глазами. Поднимает руку к лицу и внимательно рассматривает её, будто прокажённую или испачканную чем-то. Затем оборачивается и растерянно смотрит вслед Антону.

Его только что за руку держал м у ж ч и н а. И этим мужчиной, как бы иронично ни казалось, был именно тот самый, которого он совсем недавно оскорбил и обидел.

Он вращает кисть, разглядывая ладонь со всех сторон, сжимая и разжимая пальцы. Рука Шастуна была тёплой, сильной и одновременно мягкой. Он так аккуратно держал его руку, словно боялся поранить.

Садится в кресло, сглатывает и тяжело вздыхает. Ему нужно ещё привыкать и привыкать к выходкам Антона. Но эта точно уж врежется в его память надолго.

Ему не было противно. Не хотелось вырваться и врезать мужчине. В тот момент он оцепенел, не мог отвести взгляд от писателя, ощущая, что в его организме как будто осталось только два чувства — ощущение прикосновения Антона и его голос, который он слышал. Как будто так и должно было быть.

Он сам не понял, зачем схватил его за руку. Просто боялся, что тот уйдёт, а он, Арсений, больше не найдёт в себе силы приехать к нему, чтобы поговорить.

Антон ушёл. А Арсений остаётся наедине с собой, пытаясь понять и расшифровать то, что произошло с ним сейчас.

Что-то новое, что он пока не в силах объяснить даже самому себе.