part 13. (2/2)

* * *</p>

Антон злится. Нет, не злится. Он просто в ярости. Вылетает из ненавистного здания, дрожащими руками ищет в карманах брелок от автомобиля, открывает дверцу, садится внутрь и вжимается изо всех сил в сидение. Не пристёгивается, не обращает внимания на орущий сигнал о непристёгнутом пассажире, выруливает с парковки офиса и выезжает на трассу.

Локоть левой руки облокачивается на дверцу машины, ладонь правой — зажимает рот. Он давит на газ, из приоткрытого окна бешеный ветер залетает в салон, трепля его и без того лохматые волосы, хлестая ими по щекам.

Он злится. Он невероятно злится. Злится на бесполезного Арсения, злится на Димку, который вечно всё делает невпопад, а, самое главное, он злится на себя. Он просто сходит с ума от гнева. Пытается понять, откуда в нём взялась эта непонятная никчёмность, которая заставляла его воображать, что он может просто взять и начать мечтать о рандомном мужике, который на деле просто неотёсанный кусок грязи.

— Я н е н а в и ж у тебя, Арсений Попов, — цедит сквозь зубы так, что дёсна начинают ныть от тупой боли. — Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу. С чего я вообще взял, что ты мне, блять, нужен? С чего?

Останавливается на обочине лишь спустя время. Вываливается из машины, падает на колени. Его выворачивает насквозь завтраком. Точнее, тем подобием завтрака, что он хоть как-то смог засунуть в себя с утра. Знал же, что нельзя так гонять. Но какая теперь разница. Всё это позади. И теперь нужно как-то идти дальше.

* * *</p>

Арсений внимательно смотрит, как уборщица собирает осколки монитора и прочие детали ноутбука, тщательно моет пол в кабинете, а затем и вовсе удаляется.

— Что здесь произошло, может, расскажешь? — интересуется Матвиенко, стоящий у окна.

— Ничего криминального. Ерунда.

— Ага, рассказывай больше. Все видели, как Шастун вылетел из твоего офиса, только пятки сверкали. Ты разбил его ноутбук?

— Я не изверг, — равнодушно отвечает Попов и тяжело садится в своё рабочее кресло.

— Это из-за того утра что ли? Из-за менеджера его?

— Какая тебе разница, Серёж! Это тебя касается примерно на ноль процентов! — взмахивает руками и усиленно трёт виски.

— Не забывай, брат. Проект был не только твой. Нам делать всё с нуля? Ты шутишь надо мной что ли? — Сергей отходит от окна и уже нервно барабанит пальцами по столу, склонившись над ним и оперевшись руками.

— Послушай, — морщится Арсений. — Не я разбил этот дурацкий ноутбук. Он сам его разбил о колено, а потом ушёл. Всё, конец. С буклетом что-нибудь придумаем. Не он первый, не он последний.

— Попов, ты не можешь доводить всех людей до белой горячки только потому, что им не нравятся женщины, понимаешь ты это или нет?

— Замолчи. Он общался с моей дочерью.

— Ты не прав. Ты настолько блядски не прав, что я даже отказываюсь с тобой продолжать беседу!

— И слава Богу! — выкрикивает ему вслед брюнет.

— Пойду найду и трахну какого-нибудь сладенького мальчика назло тебе, — мужчина покидает кабинет, демонстративно размахивая рукой. — Вспомни своего ландшафтного дизайнера. Вспомни и задумайся, Попов. Пока!

— Какой-то дурдом, — бормочет и утыкается лицом в свои же ладони, не имея сил даже пошевелиться.

Он не чувствует себя неправым. Но при этом чувствует досаду от того, что всё сложилось именно так. Неправильно. Это было неправильно. Ему хватило просто снова увидеть Шастуна, чтобы эта злость снова завладела им. И он ничего не смог поделать. Когда речь заходит о его дочери, то он просто не в силах совладать с собой.

Антон так стоял перед ним. Арсению кажется, что он никогда не забудет этот затравленный и яростный взгляд исподлобья, которым тот решетил его насквозь. Даже пытался что-то сказать. А потом сделал… сделал то, что сделал. Это было вообще последнее, что Попов ожидал от всегда спокойного и дружелюбного Антона Шастуна. Кажется, даже поранился, кромсая этот дурацкий макбук о своё колено, Арсений не смог разглядеть, потому что мужчина сразу же ушёл.

Встаёт из-за стола и подходит к окну, пальцами ослабляет удавку галстука и глазами бесцельно бродит по пейзажу мегаполиса за стеклом. Просил же Серёжу никогда не напоминать про этого дизайнера. Просил. А итог?

Десять лет назад в его компании работал парнишка. Стриженные ёжиком волосы, очки и весёлые карие глаза — таким он запомнился брюнету, кажется, на всю жизнь. Всегда смеялся, был в центре внимания, бегал у Попова на побегушках, а за спиной все сотрудницы шептались, какой же он хорошенький.

Но зачем же его вспоминать?

* * *</p>

Арсений идёт по коридору. Буквально пару дней назад маленькая Кьяра пошла в детский сад. Работы много, как и всегда, они с Серёжкой пашут за четверых. Заказов мало, а он, Арсений Попов, совсем недавно окончил архитектурный университет. Учебные годы пролетели в лихорадке: проблемы с Алёной, рождение Кьяры, их попытки с Матвиенко открыть своё дело, нервные срывы, ссоры, проблемы с деньгами и страх; безумный страх, что он не справится и подведёт дочь.

Впереди коридора слышится шум. Сотрудники весело смеются, кто-то что-то кричит — атмосфера счастья, которая идёт в противовес тому, что творится на душе Попова. Идёт быстрее, оказывается в комнате отдыха. Молодые ребята — его подчинённые, сидят на мягких пуфиках в комнате, в центре — тот самый мальчишка-дизайнер и ещё какой-то парень, Арсений его практически не помнит. А он выглядел всегда моложе, лет на семнадцать-восемнадцать, хотя бы немногим младше своего начальника.

— Что здесь происходит? — интересуется сухо и устало, на эмоции у него, кажется, совсем нет сил. — Почему не работаем?

— А у нас перерыв, Арсений Сергеевич, — мальчишка нагло улыбается ему.

— Играем в правду или действие! — выкрикивает кто-то из сотрудников.

— Кое-кто проиграл, — насмешливо добавляет Матвиенко, который, оказывается, всё это время присутствовал в комнате отдыха и наблюдал за развитием событий.

— Давайте-давайте! — подначивает толпа. Попов, который не понимает ровным счётом ничего, просто смотрит.

И они начинают целоваться. Ребята начинают отсчёт, будто на свадьбе, считая хором, Серёжа смеётся.

— Один! Два! Три! Четыре! Пять! Шесть!

Шесть. Именно столько секунд Попову требуется, чтобы прийти в ярость от увиденного. Он краснеет, затем белеет, пальцами беспомощно оттягивает ворот рубашки, будто задыхается и набирает в грудь побольше воздуха.

— Прекратите! Немедленно прекратите!

— А что? — молодой дизайнер отрывается от коллеги. — Вы у нас гомофоб, Арсений Сергеевич? Не нравится вам? — он смеётся и провокационно хватает обеими руками напарника по поцелую за ягодицы.

— Остановись, — голос архитектора дрожит от злости.

— Почему? Люди, вот, не против, — указывает пальцем на смеющуюся толпу. — Или, может быть, вы сами любитель мальчиков и поэтому так отчаянно нападаете на меня, а? Признайтесь, Арсений Сергеевич, не бойтесь! — присутствующие неловко замолкают, понимая, что он перешёл грань, Матвиенко обеспокоено стреляет глазами то на подчинённого, то на Арсения, не очень понимая, что ему делать.

Попов снова дёргает ворот рубашки, расстёгивая несколько верхних пуговиц, быстро и решительно подходит к смеющемуся парню и, ни секунды не думая, бьёт наотмашь кулаком по его весёлому лицу. Удар приходится по скуле, так что мальчишка не выдерживает силы, которая приходится на его щуплое тело, и безвольно падает ничком на пол.

— Арсений! — только и успевает выкрикнуть ошарашенный Серёжа, как все бросаются к лежащему парню.

Арсений только шире открывает глаза, жадно ловя пересохшими губами воздух, отступает на несколько шагов назад и в ужасе смотрит на струйку багровой крови, которая стекает к его ногам.

— Вызови врача! Быстро! — бросает кому-то указание Матвиенко, берёт друга под руку и тащит прочь. А перед глазами того снова и снова мелькает удивлённое лицо сотрудника, который падает на плитку лицом вниз. — Пойдём, идиот! Пойдём же! Они разберутся сами.

На следующий день</p>

— Ты как? — осторожно интересуется Серёжа, входя в кабинете с чашкой кофе и листом бумаги. — Ты вообще спал?

— Нет, — коротко отрезает Попов, забирает из рук друга чашку и выпивает её за несколько глотков. — Что это? — кивает на лист бумаги в руках гостя. Тот молча протягивает ему его и пожимает плечами. — Серёг, ты серьёзно?

— Да, он написал заявление на увольнение. Попросил уволить его одним днём. Сам к тебе идти отказался.

— Допустим, — мужчина откладывает лист, отодвигая его в сторону, и сцепляет пальцы в замок. — Нужно что-то делать. Заплатить?

— Я предлагал. Он отказался от денег. Отказался от общения с тобой. И, кажется, поменял номер. Родители собираются упечь его в дурку после сплетней о том, что он гей.

— Что мне делать, Серёж? Что мне делать?

— Арс, — Матвиенко останавливается у двери и оборачивается, — ты мне друг. И именно поэтому я сейчас здесь. Но свои проблемы и косяки давай будешь решать сам, — он уходит, а Арсений выдыхает, роняя лицо в ладони, снова, и так не похоже на него, горбясь в плечах, будто изо всех сил пытаясь исчезнуть.

* * *</p>

Антон просыпается.

За окном светает, и он понимает, что больше уже не уснёт.

— Как же ты заебал мне сниться, блядский Арсений Попов.