part 6. (1/2)

Антон осторожно разлепляет глаза. Он в машине. Голова саднит от боли, а всё тело невероятно занемело. Не спешит подавать признаки жизни, боковым зрением разглядывает человека слева от него.

Арсений Попов.

Мужчина ведёт машину, откинувшись на спинку водительского кресла. Обе руки на руле, глаза прикрывают солнечные очки. Тихо бренчит радио, и доносится гул с улицы из приоткрытого окна.

— Пришли в себя? — из-за тёмных стёкол очков не видно: смотрит или нет. Но губы растягиваются в доброй улыбке.

— Почему я здесь? — Антон понимает, что его рассекретили, открывает глаза, потягивается и сжимает пальцами виски, словно пытаясь унять головную боль. Куда они едут? Почему и, главное, зачем?

— Вы потеряли сознание. Врач сказал, что, скорее всего, переутомление. У Пашки возникли какие-то дела, так что везти вас домой пришлось мне. Но сначала заедем за моей дочерью в школу, а потом я подброшу вас до дома. Здесь недалеко.

— Понятно.

Отвечает коротко и сухо. Надо бы поблагодарить Попова за то, что тот возится с ним, но как-то не решается. Только чувствует лёгкое раздражение и тревогу из-за происходящей ситуации. Он в его машине, едет вместе с ним забирать его дочь из школы. Что может быть абсурднее?

— Мы можем на «ты»?

— Можем.

— Могу ли я поинтересоваться, почему ты согласился работать со мной? — такой вежливый и дотошно добрый. Аж противно. Шастун незаметно морщится, а Арсений краем глаза улавливает недовольство на его лице, но ничего не говорит.

— Деньги на дороге не валяются.

А что ещё ответить? «Хм, наверное, потому что я вижу вещие сны, а ты, зараза такая, снишься мне тринадцать лет подряд без всякого продыху и каждый раз помираешь, заставляя меня смотреть на это снова и снова». Глупо и абсурдно. Какой же в этом смысл? Они сблизятся и что тогда? Что будет? Может быть, он, Антон, как-то согрешил в прошлой жизни, так что в этой кто-то хочет его таким образом наказать? Подружатся сейчас они с этим Арсением Поповым, а он, хоп, и умрёт. Будет ли Антону больно от этого? Ну конечно же. Неплохая теория, если бы не такая глупая.

— Хорошо, я понял, — мужчина тоже не спешит раскидываться словами. В такт Шастуну он поджимает губы и сосредотачивается на дороге.

А Антон не может не смотреть. Делает вид, что тоже следит за бегущим впереди шоссе, но на деле же пытается разглядеть мужчину поближе. Изящные пальцы крепко сжимают руль, словно боясь потерять его; ногти коротко пострижены, а на фалангах виднеются еле заметные следы карандаша. Он же архитектор. Он много рисует. Или как это по-профессиональному? Чертит? По напряжённой шее бегают тоненькие венки, желваки время от времени шевелятся, а брови хмурятся. Кажется, даже сквозь плотную ткань футболки Шастун замечает, как напряжено тело брюнета. Видимо, из-за него. И из-за ситуации в целом. Не каждый день приходится возить в своей машине незнакомого мужчину.

И тут он допускает ошибку. Не успевает отвести взгляд, не замечает, что автомобиль останавливается на светофоре. Арсений расслабляется, поворачивает голову, снимает очки и внимательно смотрит на Антона. Голубые глаза спокойны и светятся лишь умеренным интересом. Сам он какой-то слишком… как это правильно сказать? Благородный и добродушный. В нём нет ни капли презрения, недовольства и раздражения. Только искренний интерес и невозмутимое спокойствие. Ровно таким же он был на том злосчастном перекрёстке: уверенный в себе и умиротворённый. В своих мыслях и переживаниях.

— Почему ты так смотришь? — спрашивает легко и просто, не стесняясь и не волнуясь.

— Прости, — Антон сам не понимает почему он улыбается. Наверное, из-за абсурдности ситуации. Он краснеет и отводит взор.

Губы Попова трогает еле заметная усмешка, он качает головой и надевает очки обратно. Руки снова вцепляются в руль, а машина трогается с места. В его разуме мысли скачут с кочки на кочку, а самого его никак не покидает ощущение, что этот писатель явно знает его лучше, чем притворяется. Он не очень уверен, что ему нужно делать с этим ощущением, ведь ему ясно дали понять, что он ошибается. «Писатели — они все такие. Странные», — заключил Серёжа Матвиенко после встречи с Антоном в коридоре издательства. И, кажется, это и есть основная причина смешанных чувств Арсения.

— Мы можем не заезжать во двор? — вдруг снова подаёт признаки жизни Антон.

— Почему?

— Ты просто не сможешь выехать обратно. Или выехать так быстро, как бы тебе хотелось, — мужчина виновато разводит руками.

— Ах да, я забыл, — архитектор снова снимает с носа солнечные очки и кладёт их в кейс на приборной панели. — Ты же у нас известный писатель.

— Я не могу это никак изменить.

— Перед моей дочерью будешь объясняться сам, — грозит ему пальцем брюнет, паркует машину у ворот внушительного здания и жестом велит оставаться в машине.

А Антон и не против. Если быть честным, ему просто хочется поскорее попасть домой. Он пару раз за дорогу успевает подумать про вариант с такси, но ему слишком неловко так неблагодарно бросать Попова здесь, поэтому он лишь вжимается в кресло, надеясь, что никто из проходящих мимо школьников не решит заглянуть в окно дорогой машины, что светит фарами у ворот. И тут его внимание привлекает чей-то крик снаружи, который приближается настолько стремительно, что он не успевает среагировать.

— Да ладно! — дверь автомобиля распахивается, и Шастун уже готовится отражать нападки малолетних поклонниц, как его лицо, ровно как и лицо оппонентки, растягивается в удивлённой гримасе. — Антон Шастун! — девочка, стоящая перед ним, роняет на асфальт рюкзак и мешок со сменкой, хватается за голову и издаёт звук, чем-то схожий с ультразвуком.

— Кьяра! Я же просил! — Арсений появляется рядом, немного раздражённый и расстроенный. — Нам нельзя привлекать внимание.

— Нельзя? — школьница послушно замолкает, несколько раз поспешно кивает, поднимает с земли вещи и ныряет в раскрытую отцом дверь пассажирского сидения. Не проходит и мгновения, как её любопытные голубые глаза мелькают между водительским сидением и сидением Антона. Попов вздыхает, захлопывает обе двери и обходит машину сзади, чтобы сесть. — А мы с вами виделись! Я была на вашей автограф-сессии! — гордо сообщает девочка. — Но потом вы куда-то убежали… а жаль… У нас здесь что, какая-то секретная операция? Вы прячетесь? А от кого? От ЦРУ? — мужчина не успевает следить за её потоком речи и лишь растерянно и часто моргает глазами.

— Кьяра, — Арсений пристёгивается, оборачивается к дочери и его взгляд тяжелеет, — успокойся, пожалуйста. Будь добра, пристегнись. Ты как? — он смотрит на растерянного Шастуна и как-то даже ласково улыбается. — Прости, такая она у меня. Она же твоя фанатка. Не злись, — на последней фразе он понижает тон голос и наклоняется к мужчине.

Антон лишь кивает, натягивает полоску ремня, дёргает слишком сильно, пытается пристегнуться, но ничего не выходит. На лоб спадают пряди волос, что сразу же прилипают к вспотевшей коже. Попов несколько секунд следит за страданиями парня, не выдерживает и наклоняется ещё ближе. Его пальцы касаются пальцев Шастуна, мягко обхватывают его руку, отводят её назад и снова тянут вперёд — ремень послушно тянется следом. Характерный щелчок. Готово. Брюнет отстраняется, улыбается и поворачивает ключ зажигания. Где-то сзади сопит носик его дочери.

Мужчина лишь закрывает глаза, выбирая стратегию притворяться мёртвым, и вытягивает, насколько это возможно, длинные ноги. Слушает гул дороги за окном, разговор отца и дочери. Арсений спрашивает малышку про оценки, строго отчитывает за то, что дёрнула его с работы. Та лишь что-то лопочет в ответ, и Антон понимает: она совсем не боится отца. И, кажется, у них хорошие отношения. Попов пытается строить из себя строгого и правильного отца, но совсем скоро в тоне его голоса слышится улыбка, и диалог плавно переходит в будничное русло — простое обсуждение всех дел и проблем насущных.

— Извини, — Антон вздрагивает и просыпается. — Мы скоро приедем, просыпайся, — голос мужчины звучит приглушённо и успокаивающе, словно он боялся напугать его.

— А мы разве не поедем к нам в гости? — личико Кьяры снова показывается между сидениями. — Я могла бы показать вам свою коллекцию книг и плакатов.

— Каких плакатов? — хмурится Арсений.

— Никаких. Ты же не одобряешь моих увлечений, пап.

— Если это увлечения тридцатилетними мужчинами, то конечно, — Шастун, уже окончательно проснувшийся, с интересом слушает перепалку отца и дочери, еле сдерживая улыбку.

— Не слушайте папу, — девочка быстро хлопает ресницами и очаровательно улыбается Антону. — У меня есть все ваши постеры. С иллюстрациями из книг и с ваших фотосессий. Когда папа уезжает в командировки, я развешиваю их в своей комнате! — судя по лицу Попова, он был совершенно не в курсе этой затеи, и его багровеющий лоб — свидетельство тому.