part 2. (1/2)

Антон медленно заходит за ширму. Делает несколько шагов вперёд и замирает. Растерянный взгляд окидывает помещение и останавливается на просторном зале, в котором в стройные ряды расставлены стулья.

Это всё его? Это всё ему? Это всё для него? Даже не верится. Скоро этот зал заполнится людьми, которые будут внимательно слушать его какие-то вступительные слова, а затем выстроятся в очередь, чтобы он расписался в их книгах, принял их подарки и даже сделал с кем-то фото.

Популярность для него — мираж. Он не ощущает её, не гордится ею и не наслаждается. Просто хочет писать свои книги, получать за это деньги и читать отзывы и споры своих читателей в интернете. На этом всё. Не понимает, как люди, которые совсем его не знают, могут любить его и обожать. За что? За то, что он пишет книги, которые им нравятся? За то, как он выглядит? Неужели это всё, что нужно незнакомым людям, чтобы полюбить его?

Прохаживается по залу, пальцы скользят по мягким спинкам стульев, а глаза рассеяно бегают по скромному, но стильному оформлению. Развешаны плакаты с рисунками и иллюстрациями из его книг. Он не любит книги с картинками, считает это поблажкой для читателя. Он — писатель, выполняет свою работу и пишет для них истории, они — читатели, и их работа — читать и фантазировать. Рисовать образы, продумывать детали и воплощать их в жизнь в своём мозгу. Он совсем не против рисунков фанатов, но предпочитает не звать их иллюстрациями. Это не иллюстрации. Они просто так видят. Пусть будет.

— Как тебе? — Дима подходит к другу и мягко кладёт руку на его плечо.

— Хочется выпить, — хрипло отвечает тот.

— Тебе просто нужно пережить этот день, понимаешь? Провести автограф-конференцию, заехать в издательство и всё.

— И всё?

— Будешь пить сколько влезет. Главное, не переборщи, Шаст.

Антон кивает и садится на первый попавшийся стул. Он бы рад не пить, но не может. Нет, может. Он не чувствует физической зависимости от алкоголя, но чувствуют моральную потребность в крепком сне и пустой голове. Именно это даёт ему алкоголь. И ничего больше. Даже наркотики не влияют на него так как алкоголь. Все трезвые дни, кажется, он проживает в ожидании того момента, когда его губы коснутся холодного стакана, а горло обожжёт «Барсело Империал»<span class="footnote" id="fn_31235521_0"></span>.

Иногда, конечно, он может не пить. И не спать. Часто во снах он черпает идеи для развития сюжетов, иногда ему снятся хорошие сны. И жить становится легче. Только таинственный незнакомец с того злосчастного проспекта не даёт ему покоя, но он уже привык. Привык к своим переживаниям и нервозности из-за этого сна. Это нормально. Но он действительно рад, что до сих пор видит этот сон. Иногда ему кажется, что он готов пожертвовать своим покоем, только бы это дурацкое сновидение не сбывалось никогда. Почему? Из-за чего? Из-за той девочки с голубыми глазами? Или из-за самого мужчины? Он не знает. Просто привык видеть их каждый день и надеяться, что у них всё хорошо. А он? А что он? Он справится с этой ношей. Это не так уж и сложно. Одним сном меньше, одним больше — не всё ли равно?

— Тох, пойдём, — Дима настойчиво треплет его по плечу. — Нужно загримироваться. Скоро народ начнёт собираться. Тебя здесь не должно быть.

— Я знаю, Поз. Дай мне две минуты, я подойду.

— Как скажешь.

Антон провожает своего лучшего друга и менеджера взглядом, пока тот не скрывается за ширмой. Встаёт, снова прохаживается по залу и останавливается у большого овального зеркала, что висит на одной из стен. Внимательно рассматривает своё отражение с привычной для себя строгостью.

Ему часто говорят, что он красивый. Не очень объективно, потому это говорят фанаты, но всё же. Снова всматривается в самого себя, пытаясь отгадать, что же в нём такого необычного. Тёмно-русые волосы, стоит им только отрасти, начинают завиваться в забавные кудри надо лбом, светло-зелёные глаза, что так часто смотрят исподлобья и пухлые губы, которые он чаще предпочитает поджимать в своём красноречивом молчании.

А он просто обычный парень. Обычный парень, который просто очень хочет писать свои книги, и чтобы его никто и никогда не беспокоил. Терпеть не может эти моменты славы: посвящённые ему творческие вечера, автограф-сессии, фотосессии и многочисленные интервью, которые он иногда, по настойчивым просьбам Димы, всё-таки даёт. Тот следит, чтобы издание обязательно было престижным и популярным среди молодёжи. Хочет, чтобы Шастун продвигался в писательстве. Антон не спорит, ведь Димка явно знает лучше, но просто мечтает, чтобы в его жизни было поменьше суеты.

Пару раз ему снились сны по поводу их работы. В первый раз он предсказал, что в ресторане, где они должны были присутствовать на благотворительном ужине, будет пожар. Позов проклинал друга на чём свет стоял, а потом удивлённо поднимал свою упавшую челюсть, стоя у полыхающего здания вместе с Антоном. К счастью, тогда никто не пострадал. А во второй раз мужчина посоветовал другу не ходить на свидание со знакомым парнем, потому что тот планировал просто покрасоваться с ним перед своим бывшим. И каждый грёбанный раз Антон оказывался прав. Дима возмущался, но всё же признал, что лучше иногда доверять словам Шастуна, а не строить из себя самого умного.

Мужчина отрывается от своего отражения и выдыхает. Ему нужно собраться, вспомнить какого это — улыбаться и просто провести несколько часов в компании абсолютно незнакомых людей, которые его уважают и обожают. Всё получится.

* * *</p>

Арсений хмурится. Внимательно следит за тем, как его дочь красуется у огромного зеркала в фойе здания. Мельком поглядывает на настенные часы, неумолимо отбивающие часы, секунды, минуты. У него слишком много дел. В офисе его ждут клиенты, несколько проектов и партнёры по бизнесу. Но ради дочери…

…ради дочери он здесь. Не может её никому доверить. Сам вместе с ней посещает все праздники, все концерты, выставки и всё прочее, что может ещё заинтересовать двенадцатилетнего ребёнка. Торопится, сердится, нервничает, но всегда находит время, чтобы отвести дочь туда, куда ей нужно, дождаться и забрать.

Сейчас он снова опаздывает. Ему нужно подписать несколько контрактов, провести пару собраний и скорее приниматься за работу. Клиенты ждут чертежи к завтрашнему утру, а уже совсем скоро полдень. В полдень начнётся эта дурацкая автограф-конференция и, как надеется мужчина, очень скоро закончится. Что Кьяра могла найти в книжках какого-то писателя и любителя фантастических сказок — ему непонятно. Она увлекалась наукой, рисованием и… как неожиданно, научной фантастикой. В мире, как считает Арсений, есть больше подходящих занятий для маленькой девочки. Но он никогда не вмешивается. Смотрит со стороны, поддерживает и что-то говорит, если его спрашивают. Знает же, что дети — очень упрямые существа, чем больше им запрещаешь, тем больше они захотят это сделать.

— Ты как будто собираешься на свидание, — всё-таки решается наконец оторвать дочь от самолюбования.

— Я иду на встречу с моим любимым писателем! Это лучше, чем свидание, папа! — смотрит укоряюще, будто отец просто обязан в этом разбираться. — А ещё он очень и очень красивый!

— А вот этого здесь не нужно, — Попов предостерегающе выставляет вперёд указательный палец. Ещё не хватало его дочери влюбиться в какого-то взрослого мужчину. И тут он понимает, что толком ничего и не знает о новом увлечении своей девочки. Что-то слышал от неё за ужином, но не более. Снова хмурится, понимая, что спросить прямо — это не выход, она обидится на него. Придётся снова гуглить.

— Я шучу. Расслабься! — Кьяра очаровательно улыбается отцу, мягко кладёт свою ладошку в ладонь мужчины и тянет его внутрь.

***</p>

— Я нервничаю. Я нервничаю, я, блять, нервничаю, — Антон усиленно трёт переносицу и пытается отдышаться.

— Сотрёшь весь грим, — лениво сообщает другу Дима. — Успокойся. Ничего страшного не происходит. Ты просто отвык от людей. Это не есть хорошо, но ты освоишься.

Мужчина делает несколько нервных шагов вперёд и встряхивает плечами, словно стряхивая с себя минутное наваждение и слабость, которые нахлынули на него так внезапно, но так привычно. Он всегда переживает перед такими мероприятиями, совсем не жаждет оказаться в толпе и в центре внимания, просто хочет быть собой там, где ему комфортно, а не быть куклой, которую все разглядывают и которой все восхищаются. Ему достаточно того, что его талант признают, а остальное второстепенное.

Прислушивается. Там, за ширмой, совсем рядом, уже начинают собираться люди. Они о чём-то переговариваются, общаются, шумят и ждут. Ждут его. Антон поворачивает голову и упирает взгляд в зеркало. Здесь слишком много зеркал. Зелёные глаза смотрят исподлобья тревожно и взволнованно, грудь под белой рубашкой вздымается часто-часто, а сердце колотится. Пальцы, увешанные кольцами, сжимаются в кулаки и прижимаются к худым бёдрам. Не боится людей, не боится с ними общаться, но не любит такие мероприятия, где он — центр внимания. Чувствует себя обязанным показаться кем-то, кем он не является, но тем, кто понравится публике. Умеет, но так не хочет натягивать на себя маску, которая за эти годы стала частью его. Для читателей — очаровательный и весёлый любимый писатель, в жизни — задумчивый и нелюдимый алкоголик.

— Пора, — Дима стоит рядом. Он Антону по плечо, нет, даже чуть выше, но держится намного увереннее. Рука мужчины ложится на его спину, между лопатками, и мягко похлопывает, подбадривая

И Антон слушается. Пальцами поправляет кудрявую чёлку, спадающую на глаза, вздыхает и делает ещё несколько шагов: Позов перед ним распахивает эту злосчастную ширму, которая отделяет Шастуна от этого шумного внешнего мира, что так настойчиво жаждет с ним увидеться и познакомиться.

Зал, залитый светом прожекторов, стулья, стоящие в ряд, на которых сидят люди. Люди везде. Они сидят на стульях, стоят в проходах, сидят на ступеньках перед сценой. Просто десятки и десятки пар любопытных глаз, которые устремлены на него, а он стоит, выпрямившись, словно на построении в армии, и совсем не знает, что сказать и с чего начать. И Дима снова приходит ему на помощь:

— Привет всем! — зал взрывается одобрительными аплодисментами, и обстановка, кажется, разряжается. — Я рад вас видеть здесь, на автограф-конференции, рад вам представить нашего с вами любимого писателя — Антона Андреевича Шастуна! — шлёпает мужчину чуть ниже поясницы, подталкивая к фанатам, которые никак не могут перестать рукоплескать.

Выходит вперёд, улыбается. Сначала улыбка неловко трогает плотно сжатые губы, но потом он сдаётся и улыбается шире, поднимает руки, машет собравшимся в зале и несколько раз кланяется. Чувствует, что как будто вторая личность берёт контроль над его телом, расслабляя мышцы, заставляя ощущать себя более непринуждённо и комфортно, быть для окружающих более приятным и весёлым.

Он надевает маску.

— Привет, ребята! Рад здесь вас всех видеть. Уверен, что мы с вами классно проведём время и пообщаемся. Давайте же не тратить время на пустую болтовню и добро пожаловать! — Дима, стоящий в стороне, показывает ему палец, поднятый вверх, и одобрительно кивает.

* * *</p>

Арсений тоже нервничает. Несколько раз поглядывает на наручные электронные часы и хмурится. Он безбожно опаздывает и совсем ничего не успевает, а это его раздражает больше всего. Отключил звук на телефоне, поручил своей сотруднице принимать звонки за него, и пытается хоть как-то сосредоточиться на материалах, которые отправил ему клиент, но звуки шумящих людей мешают.

— Арс, привет! — к нему подбегает запыхавшийся Сергей Матвиенко.

— Что ты здесь делаешь?

— Принёс тебе документы на подпись. Ты, видите ли, у нас супер занятой папаша на детском утреннике. А клиентам нужны документы здесь и сейчас.

— Почему не отправил курьера?

— Соскучился.

— Ладно, — мужчина пытается сохранить серьёзность, принимая папку с листами бумаги у друга, но получается плохо: довольная улыбка всё-таки проскальзывает на его непроницаемом лице.

Сергей Борисович Матвиенко — его лучший друг с университета и бизнес-партнёр. Они вместе учились в одном архитектурном институте, вместе вставали на ноги и вместе основали компанию, учредителями которой сейчас являются. Невысокий, коренастый, со смеющимися карими глазами и пучком тёмных волос, собранных на затылке — он есть незаменимая часть жизни Арсения. Они могут ссориться, спорить, ненавидеть друг друга, но в конце концов всегда возвращаются друг к другу, как и полагается лучшим друзьям.

— Что здесь вообще происходит? — Матвиенко с интересом оглядывается, стоя рядом с Поповым, ожидая, пока тот подпишет документы, облокачиваясь на его спину за счёт своего роста. — Какая-то секта?

— Не знаю. Автограф-конференция какого-то писателя, по которому сходит с ума Кьяра. Посмотри сам, — не глядя, кивает на афишу, висящую не так далеко от них.