part 1. (1/2)

Проспект. С потемневшего и злобного неба капает ледяной дождь, окрашивая асфальт в мокрый оттенок. Прохожие ёжатся от пронизывающего до костей ветра и спешат прочь: вперёд, вперёд, вперёд! В уютные дома, в тёплые и шумные офисы; куда угодно, только бы спрятаться от назойливого гнева природы.

Антон снова стоит на этом перекрёстке. За годы он выучил наизусть движение машин, людей, сосчитал, кажется, даже количество падающих на землю холодных каплей дождя. Он снова здесь. И снова не может ничего сделать. Каждую ночь перед ним стоит выбор: просто смотреть и ждать, когда это закончится или всё же попытаться что-то сделать?

Где он? Какое время года? Время суток? Какой хотя бы год? Десятки вопросов, ответы на которые он так и не нашёл и уже слабо верит, что когда-либо найдёт. Времени как будто каждый раз становится всё меньше и меньше. Он успевает только добежать до перекрёстка, оглянуться в поисках нужного автомобиля, как это происходит снова, снова и снова.

Визг тормозов, мерзкий скрежет шин о мокрый асфальт, крики людей и это происходит опять. Автомобиль, который появляется каждый раз неожиданно и внезапно из-за угла бизнес-центра, вылетает на проезжую часть. И высокий статный мужчина с папкой листов бумаги под мышкой. Он идёт быстро, не оглядываясь по сторонам, за ним, чуть дальше, спешит девочка с двумя тёмными косичками. Под мышкой она держит большого белого плюшевого мишку.

Антон выдыхает и зажмуривает глаза. Он слишком привык к этой картинке, знает, что будет происходить сейчас буквально до мелочей, и просто хочет проснуться. Просто проснуться. И чтобы это всё закончилось.

— Папа! Папочка! Почему ты не открываешь глаза? Папа! — знакомый детский голос срывается с крика на хрип, детские рыдания заполняют разум мужчины, и он зажмуривается ещё сильнее.

Проснуться. Просто проснуться. Мне нужно проснуться.

* * *</p>

— Чёрт! — Антон с криком просыпается, садится на кровати и трёт пальцами переносицу.

Он рад, что снова проснулся. Рад, что у него получилось сделать это. И в какой-то мере он рад, что это по-прежнему сон. Где-то в глубине души он надеется, что будет видеть этот всю свою жизнь. Страшнее, чем этот сон может быть только его отсутствие.

Хотя… какое ему дело? Какая ему к чёрту разница? Просто незнакомый мужчина. Просто незнакомая девочка. Чужая трагедия. Таких в мире случается тысячи и тысячи. И ему нет никакого дела до этого. Почему же его это так волнует?

Антон медленно бредёт на кухню: выпить кофе и попытаться проснуться. Глаза всё ещё полузакрыты, а руки цепляются за предметы вокруг, чтобы не упасть. Снова проснулся в семь утра и знает, что больше не уснёт. Отлично. У него наконец-то будет время поработать и попытаться дописать книгу, которую от него ждут в издательстве уже как неделю. Сроки просрочены, а он шлёт по всем электронным адресам миллион извинений и обещает устроить автограф-сессию для поклонников в качестве компенсации своей медлительности.

Вода приятно журчит, перетекая из стеклянного чайника в массивную чёрную кружку Антона, подаренную кем-то из фанатов. По словам анонимного адресата, кружка меняет цвет в зависимости от настроения того, кто из неё пьёт. Чёрный — равнодушие, белый — счастье, красный — влюблённость. Пока что странный предмет посуды ещё ни разу не менял свой цвет, но Шастуну она нравится. Пусть будет. Он уже и забыл о «магических» свойствах своей кружки.

Раздаётся мелодия звонка.

— Привет, Поз! — театрально закатывает глаза. Уже знает, что его менеджер, Дмитрий Темурович Позов, будет ему сейчас говорить, и заранее готовится отражать его раздражённые нападки.

— Шаст, это переходит все границы, — Дима на том конце провода не скрывает своего плохого настроения и не стремится отгородить от этого друга. — Ты должен был сдать материал неделю назад!

— Я знаю-знаю, не кричи, — морщится и отодвигает телефон от уха. Вот же присел ему на хвост этот зануда — школьный друг, а теперь ещё и его менеджер.

— Я отменил завтрашний пресс-релиз, который, если бы не твоя вселенская лень и алкоголь, состоялся бы! Я готов приехать и лично открутить тебе башку, негодник!

— Я уже пообещал им автограф-сессию! Что им ещё нужно от меня? Сегодня всё закончу, обещаю! — Позов такой докучливый и агрессивный, когда что-то идёт не по плану, так что Антон готов отбрехаться как угодно, только бы он отстал от него и перестал применять эти свои фишки психологического давления.

— Позвоню на ресепшен, скажу, чтобы тебя сегодня никуда не выпускали из здания! И никаких доставок алкоголя! Приеду вечером — всё проверю! Пока, бездельник.

Мужчина неслышно передразнивает Позова и отшвыривает от себя телефон, который безвольно падает на диван. Залпом допивает остатки кофе и направляется к письменному столу.

Завтра проклятая автограф-конференция, завтра нужно будет съездить в издательство и отвезти им печатный экземпляр книги. Антон уже сам не рад, что ввязался в это дерьмо, но отлынивать уже поздно. Больше чем ранние подъёмы он ненавидит конференции. Вообще предпочитает не появляться на людях, а тем более не светить лицом перед читателями, которые после таких мероприятий гоняются за ним по улицам, так что ему приходится прятаться в четырёх стенах, пока его свежие фотографии не затеряются где-то в интернете.

Плюхается на кресло, открывает ноутбук и потягивается. Взгляд зелёных глаз падает на приспущенные жалюзи. Через щёлку в комнату проникает яркий луч тёплого майского солнца. Антон хмурится, мнётся, затем всё-таки решается: встаёт, подходит к окну и лёгким движением руки поднимает жалюзи, впуская в свой рабочий кабинет утренний московский свет. Щурится, чихает и снова садится за рабочий стол.

Много работы. У него много работы. У него всегда много работы, потому что он не умеет грамотно распределять своё время, так твердит Димка. Пишет по вдохновению. Может писать днями и ночами, а может месяцами не прикасаться к рукописи, заливая плохое настроение виски или ромом — этот алкоголь для него предпочтительнее.

Из головы снова не выходит этот дурацкий сон. Поэтому он так и не любит утро: утром мысли о таинственном незнакомце из сна не покидают его. Снова и снова прокручивает его образ: чёрный длинный плащ, тёмные узкие джинсы и фланелевая чёрно-белая рубашка, заправленная в штаны. Пронзительные голубые глаза, иссиня-чёрные волосы, нос с приплюснутым кончиком, длинные ресницы и пухлые губы, замершие уголками вниз. Под мышкой папка с бумагой. Кажется, такую используют для черчения или рисования. Свободная рука откинута назад, словно хочет поймать маленькую детскую ладошку. Но как же хорошо, что не успевает. Девочка с тёмными косичками и мишкой в руках останавливается перед самой зеброй, чтобы нагнуться и зашнуровать кроссовку. Ей просто повезло.

Антон вздыхает и откидывается назад. Это просто сон. Просто сон. Но почему же он снится ему столько лет? Почему он никак не сбывается? Как будто ждёт пока он, Антон, что-то предпримет? Но что он должен сделать? Ещё ни разу за всю его жизнь ему не удалось изменить то, что снится ему во снах. Ни разу. Как бы он не старался. Почему же в этот раз сон снится ему так настойчиво и так часто?

«Когда ты уже умрёшь и оставишь меня в покое», — качает головой и грустно улыбается. Затем остепеняется и вздрагивает. Так думать нельзя. Нельзя. Это неправильно. Может быть, он не умер? Может быть, просто потерял сознание? Что происходит дальше ему никогда не удаётся увидеть. Он просыпается. Просто просыпается. И день начинается снова. И он знает, что ждёт его следующей ночью.

Антон снова встряхивает головой и пододвигается к ноутбуку. Ему нужно закончить буквально пару глав. Водит пальцем по тачпаду, листает заметки. Концовка почти готова, осталось добавить несколько деталей, пробежаться по главам и всё! Готово! Он касается клавиатуры: строчки бегут по белому полотну экрана, ложатся в складные предложения, оживая на глазах.

Да, он, Антон Шастун, умеет немного творить чудеса.

* * *</p>

— Папа! Папа! Смотри! — девочка изо всех сил несётся по плиточному полу супермаркета, размахивая руками. — Он — чудо! — её голубые глаза горят, а тонкие губки расплываются в восторженной улыбке.

— У тебя дома есть несколько медведей. Зачем он тебе? — мужчина хмурится, но присаживается на корточки и вертит в руках большого плюшевого медвежонка белого цвета, которого ему притащила взволнованная своей находкой дочь.

— Ты не понимаешь! Он будет символизировать новую жизнь! Это не просто медведь, это же московский медведь!

— Хорошо-хорошо, давай возьмём московского медведя, пусть будет по-твоему. Но на этом всё, пойдём к кассе.

— Ты лучший человек в мире, пап! — брюнет устало улыбается и провожает взглядом дочь, которая на этот раз несётся к кассам по супермаркету в обнимку с новым другом.

Этот переезд дался им не так уж и просто. Долгий перелёт длиною практически в сутки. Пересадка в Стамбуле, где они успели погулять и немного познакомиться с Турцией. Бесконечные чемоданы, пограничники, документы и люди, люди и ещё раз люди. Арсений пообещал себе, что в самолёт сядет ой как не скоро. А вот Кьяра осталась довольна и счастлива после поездки, где успела набраться новых словечек на турецком и ещё море впечатлений.

Переезд в Сан-Франциско был самой дурацкой идеей в его жизни. Тяжело признавать, но он облажался. Думал, что в Америке всё будет по-другому. Дочь не оценила местный менталитет, еду и даже дорогую частную школу, в которую Попов мечтал отправить её учиться. Часто плакала, просилась домой, да и сам мужчина понял, что работать удаленно от офиса и подчинённых — это плохая идея. Он конечно ценит уединение и одиночество, но остаться в одиночестве в незнакомой стране для него оказалось большим стрессом, чем он мог предполагать.

Покорно стоит у кассовой ленты, с интересом наблюдая, как дочь раскладывает покупки, не позволяя ему вмешаться в этот творческий и важный процесс. Взгляд блуждает по покупателям, по рекламным стендам и наконец возвращается к его любимой девочке.

Всё хорошо, они дома. Его малышка больше не будет плакать, вернётся в любимую школу, секции, будет снова сбегать с подружками гулять на площадку или бродить по магазинам. А он вернётся в офис. В свой просторный кабинет со стеклянными стенами и видом на ботанический сад. И всё будет как прежде. Всё будет хорошо.

Мужчина держит в руках пакет, в который Кьяра теперь аккуратно и старательно складывает покупки, чуть высунув от волнения язычок. Улыбается сам себе и внимательно рассматривает дочь.

— По карте или наличными? — продавщица тоже не может сдержать добрую улыбку, глядя на слаженную работу отца и дочери.

— По карте.