1. Умоляй, щенок (1/2)

И снова это повторяется. Руки привязаны к изголовью так, что и на миллиметр не сдвинуть. Ноги прикованы к кровати, чтобы он никого из Воронов не поранил. Мнимый король стоял прямо над ним, злобно усмехаясь, словно впервые за некоторое время видел эту картину, хотя повторялось это по несколько раз за день. Он мог проснуться уже закованным, а мог добровольно отдаться на растерзания, ибо понимал, что у него есть лишь один способ выжить — пережить три недели.

Все дни сплетались воедино. Он так часто терял сознание, что уже просто не мог отличить, когда приходила ночь, а когда наступал ясный и солнечный день. Только сейчас он понял слова Жана, его наставления перед входом, только сейчас они открылись в полном объеме.

Рико все ухмылялся, пока вертел в руках нож. Ему всегда было мало мучений, ему не хватало криков, которые сдерживал тот, кого заставляли откликаться на Натаниэля. Ему не хватало стонов боли и слез, которым уже просто было неоткуда взяться, ведь все потратилось в первые дни пребывания здесь. Рико заставлял его забыть себя, забыть Нила Джостена, что научился получать удовольствие от жизни. Он бил его каждый раз, пока тот не перестал реагировать на это имя, и бил каждый раз, когда тот не откликался на Натаниэля Веснински.

— Тебе это не надоело? — очередной вопрос, ответ на который он не может озвучить, ибо сил не хватает.

Он просто не понимает, чего Рико хочет от него. Он уже был не способен ни на что, кроме как двигаться на автомате туда, куда позовут. Он уже просто не мог соображать, временами, когда ему удавалось остаться наедине с собой, когда у него получалось почувствовать что-то кроме раздирающей боли, он вспоминал Эндрю. В эти редкие перерывы он цеплялся за этого блондина, который помогал ему, который сейчас был в безопасности.

— Натаниэль, не молчи, — обманчиво мягкий голос, который по обыкновению через пару секунд станет грубым и громким.

Он ничего не мог сказать, в горле было слишком сухо, он даже не был уверен, когда в последний раз пил или ел, ведь это было слишком давно, наверное. Он ничего не понимал, он уже просто не мог осознать, какой сегодня день, какое число и сколько еще его будут подвергать этим пыткам.

Рико надоело ждать, он полоснул ножом по щеке. Горячие капли стали стекать по лицу, а он прикрыл глаза. Он был готов к нескольким часам, как обычно потом говорили Вороны, этих издевательств. Он пережил это так много раз, что и сегодня сможет, и завтра, и ровно до того момента, пока не вернётся.

— Нет, Натаниэль, сегодня мы отойдем от намеченного плана. — он ничего не говорил. Ему уже было все равно, что они будут делать. Его не волновало ничего, он просто старался не дать им залезть в душу, сломить ее, позволяя творить все со своим телом, ведь оно заживёт, оно пройдет. — Открой свои глаза!

А вот и снова буря эмоций от Рико, которую тот никогда не мог долго держать при себе. Морияму бесило малейшее неповиновение, а он просто не мог ничего делать, он был слишком слаб.

На лицо вылилась ледяная вода, обжигая холодом, а он открыл рот, стараясь, чтобы хоть капля попала туда, чтобы хоть немного сбавить ту сухость, что не позволяла ничего говорить.

Глаза всё же распахнулись, замечая Рико все в той же позе. Как же он хотел потерять сознание, память и забыть все это. Он хотел, чтобы всё его пребывание здесь шло на автопилоте, но нет. Такой роскоши никто не дал ему, поэтому в такие моменты рассудок был максимально чист.

— Назови число от одного до десяти.

Он надеялся, что ровно столько дней останется до отъезда, что ровно столько раз Рико еще будет его мучать, что ровно столько порезов он оставит или ровно столько останется до его смерти.

— Один, — прошептал он, а по горлу словно прошлись наждачной бумагой.

— Ооо, думаю, этого слишком мало. Припишем-ка мы нолик к единице, и будет идеально, — Рико хлопнул в ладоши, наслаждаясь таким состоянием парня.

Он хотел узнать, что его ждёт, хотел понять, к чему готовиться, но в то же время мечтал никогда не сталкиваться с фантазией Рико, ведь его жесткость порой, почти всегда, граничила со смертельными вариантами пыток. Он просто не мог обойтись чем-то простым, но эффективным. Ему всегда нужна была масса боли и криков. Ему нужно было, чтобы другие падали к его ногам и умоляли о пощаде.