Глава I - 2 (2/2)

Сперва мысль эта показалось Адриану воодушевляюще — глубокой. Он даже добавил пару полных юношеского пафоса строк. Была пара волнительных секунд, когда Адриану даже захотелось превратить её в эссе и отправить какой-нибудь газете. Но чем больше проходило времени, тем более глупой и поверхностной она ему казалась. В итоге Агресту захотелось стереть написанное, но littera scripta manet, и он оставил всё как есть.

В этом была главная светская болячка младшего Агреста — он был способен говорить много и цветисто, что в обществе ценилось. Но червь самокритики начинал грызть несчастного уже на середине монолога, и потому спич оставался незаконченным. Адри просто умолкал, опасаясь сморозить несусветную чушь.

В Лондоне некоторые сочли эту его особенность премилой и загадочной. Другие — признаком ветрености. А злые языки, каких немало в Свете любой страны, говаривали: младший Агрест и вовсе не знал что имел в виду. Вроде как сказать ему нечего, и потому он сознательно путает слушателей пылким началом, чтобы затем разочаровать открытым финалом.

Шоссе вильнуло в сторону, ещё ближе к городу. И теперь многокилометровую стену можно было рассмотреть детальнее. Она, сложенная из жёлтого, спрыснутого дождём камня, пряталась от мира за земляной насыпью. Прямо под нею тянулся овраг широкого рва. Верхушка стены была выложена аккуратными земляными холмами, густо поросшие жухлой травой, а кое-где и деревьями.

За ними уже виднелись далёкие крыши домов, сизые ленты сотен тысяч дымов, поднимавшихся из невидных сейчас печных труб.

«Здравствуй, Париж…».

Адри собрался было зарисовать Стену, но тут в пейзаж вмешалось нагромождение домов, и домиков, которые больше напоминали сараи. Этот городок возник внезапно, он лип к жёлтой стене, как моллюски цепляются за корабельное днище. Иногда домишки наползали друг на друга, но чаще меж ними были раскиданы неаккуратные огороды.

Бидонвиль<span class="footnote" id="fn_32252188_2"></span> контрастировал с холодной элегантностью Стены, смотрелся безобразным пятном на белой скатерти. Теперь Адри видел, что не все жители городка могли позволить себе даже печи. Жители топили дома по-чёрному, как в средневековье: дым вырывался не из труб, а из-под коньков крыш. Отчего казалось, что бидонвиль охватил пожар.

— Это что, и есть Париж? — фыркнул Нино. — Во дела. А я жаловался на грязищу Лондона.

— Нет, мсье, это Зона, — опередил Адриана «табачный».

— Чего-чего?

— Зона, — терпеливо повторил сосед. — Незаконное предместье. Здесь живёт всякий чёрный народ вроде цыган, мигрантов и попросту нищих. А так же крыс. В общем все, кто хочет жить в Париже, но не имеет на это средств. Рассадник чумы и холеры, если спросите моё мнение.

— Что ж его не снесут? — удивился Лахифф.

— Хотя строить здесь нельзя, но земля эта как бы юридически ничейная — она не принадлежит ни Парижу, ни Предместьям. Вот мигранты и пользуются этим. Последний раз, когда я приезжал сюда, а было то перед самой войной, бидонвили посносили. Но теперь, я вижу, они отстроились ещё шире. Зонаров не берёт ни чахотка ни пруссак.

— Зонары, — повторил за собеседником Нино, как бы смакую слово и пробуя себя в скверно получающимся французском прононсе.

«Табачный» поморщился.

— Зонары и зонарки, — чётко, как ребёнку, произнёс он, — так парижане зовут обитателей этих грязных мест. Видно для того чтобы никто не спутал их с настоящими парижанами которые не всегда бывают чище… впрочем, сами увидите и составите мнение.

— Вы меня заинтриговали, честное слово!

Адри веселья друга не разделял. Он сейчас видел не столько нагромождение грязных сараев, сколько бесконечный, прямо-таки неисчерпаемый источник одержимых. Акумы должны здесь неприкрыто роиться…

Похожая мысль посетила и Нино:

— Адриан, чёрт возьми, это же второй Ист-Энд!<span class="footnote" id="fn_32252188_3"></span>

— Боюсь, ты прав.

— Как думаешь…

— Говорить об этом не хочу.

Друг разочарованно откинулся на спинку. Его будоражили приключения — хотя бы потому, что после каждого успешного дела к жалованью прибавлялась премия. Адриана они только расстраивали.

Он хмурился собственному отражению. Пальцы в перчатках сжимали прохладное оголовье трости.

Ист-Энд, восточный конец Лондона был полон мигрантов. Да что там — он ими кишел. Несчастные живут друг у друга на головах, в условиях, близким к адским. Агрест вспомнил смрадный запах узких, путаных улиц, где ноги по щиколотку тонут в зловонной жиже, именуемой истовской грязью.

Серые и чёрные, плесневелые деревянные стены кое-как сколоченных домов. Грязных живых скелетов, одетых в лохмотья, которые на деле были несчастными детьми, сумевшие избежать ужасов работных домов.

God Save the Queen!

Там ему и Лахиффу приходилось проводить часы и дни. Добрая половина одержимых приходила из Ист-Энда, где были их логова. Адриан ненавидел этот район ещё и за то, что каждый второй его визит заканчивался либо дракой, либо чем похуже. Найти проклятый предмет в таких условиях представлялось равносильным подвигу.

Но Адри упрямо лез в сумрачные хибары, натыкался на сопротивление ирландцев, и продолжал свою работу. У него был и более простой выход — пустить в одержимого пулю, однако к этому методу он прибегал только когда иных путей не оставалось.

…меж тем Зона тянулась мили и мили вдоль стены. Или, как принято считать здесь — километры.

За мрачными воспоминаниями Адриан не заметил, как трущобы скрылись за медью и золотом небольшого леса, а сам дилижанс въехал в живущий прошлым веком Сен-Дени. Лошади дробно процокали по сгорбленной, с желобом в центре, мостовой. Экипаж каким-то чудом лавировал в узких, построенных ещё по древнему проекту, улицах. Затем выехал на площадь — центр её украшал огромный готический собор. Словно по заказу оглушительно и заунывно запел колокол. С зеленелой крыши с карканьем сорвалась стая ворон — что немало развеселило Лахиффа.

Накануне он подшучивал над другом:

— Тебя повсюду преследует работа. И ладно бы это, но, заметь, везде где ты появляешься, тут же вырисовываются штампы дурной готической новеллы. Клянусь, скоро при твоём появлении дамы начнут падать в обморок уже по привычке!

— Штампы, — отвечал Агрест, — видишь только ты.

— А не сверкал ли гром, когда мы заявились в поместье Кэплшир?..

— Гром не сверкает, он гремит. Ты имел в виду молнии. Это раз. Два — Париж совсем не похож на Лондон. Это город света…

— Был, пока не явился ты, — не унимался Лахифф.

— …в котором начнётся новый виток нашей жизни. Ты, наконец, сделаешься нормальным дворецким. А я — дворянином. Ну… может быть сделаюсь.

— Да-а… дворецкий без двора, хорошенькое дело! Адри, не гробь талант семейным очагом. Подумай, ты можешь подрабатывать спецеффектом в театре…

Между тем дилижанс остановился на площади, рядом с фонтаном. Высадил некоторых пассажиров (среди них, ко всеобщему облегчению была мадам с попугаем — птица напоследок напомнила про виньетки и ввернула пару заковыристых слов, которые Лахифф посоветовал Адриану записать «в тетрадку»), после чего двинулась дальше.

Экипаж миновал длинный, с изящными фонарями, мост — под ним темнел ров, лишённый следов бидонвиля. Видимо, Зона заканчивалась там, где появлялась полиция.

А затем увяз в заторе из десятка возов, телег, тележек, обшарпанных загородных омнибусов и двухколёсных массивных «кукушек». Кондуктор посоветовал всем кто торопится «идти до ворот ногами».

— Так оно будет быстрее.

Адриан совету внял, наскоро распрощался с пилигримами, затем к неудовольствию Нино (он ворчал) и юной мещанки (она хлопнула ресницами и печально опустила взор серых глаз) покинул ставший родным дилижанс.

Лахифф снова был похож на мула — покачиваясь под весом багажа, он следовал за вальяжно вышагивающим Адрианом. Трость его ритмично щёлкала по камню, солнце блестело на золотых запонках сорочки.

Утомительное путешествие осталось позади, и ему предстояло выглядеть как джентльмен — иначе на одних только проверках можно проторчать до утра.

В те далёкие времена все ворота в Стене Тьерра именовались «портами», и походили на что-то среднее между серьёзной фортификацией и несерьёзной казармой.

Наши герои высадились прямёхонько перед «Порт-де-Понтен», что нисколько не влияло на их судьбу, а потому заострять на этом внимание мы не будем.

Толпа мещан, крестьян и прочего люда расступалась перед мерно шагающим Агрестом — тот прогуливался с видом денди, вышагивающего по бульвару. Что нисколько не вязалось ни с окружением, ни с мостом, ни с воротами.

Так что уступали люди скорее не из почтения, а удивления — чтобы получше рассмотреть это неясно откуда свалившееся чудо.

Агрест дошёл до цепи проверяющих, которые выстроились перед распахнутыми воротами плотной шеренгой. Обряженные в форму жандармерии парни вылупили на Адриана глаза. Один то и дело нервно поправлял висящий на плече ремень винтовки. Другой часто моргал и хмыкал в густые усы.

Адри подошёл к мужчине с офицерскими эполетами. И, не говоря ни слова, протянул сначала свои документы, а затем английский паспорт Нино.

Офицер глянул сначала в бумаги. Затем на цилиндр Агреста — заметил, что тот был «настоящим», то есть сделанными из стоящего огромных денег бобрового фетра — сюртук дорогой ткани, золотую булавку шейного платка. И, кивнув, посторонился.

— Мсье Агрест, — сказал он, возвращая Адриану документы, — мне жаль это говорить, но вы должны пройти проверку, как и все, кто входит через городские ворота. Приказ Префекта Сены.

Адри положил ладони на оголовье трости. Разочарованным взглядом посмотрел сквозь офицера.

— Что же, иного выхода из ситуации нет? — заинтересованно спросил Адриан. Его вовсе не смущал досмотр. Наоборот! Он жаждал увидеть, как работают французские коллеги.

— Увы, мсье. Однако для людей вашего высочайшего положения имеется отдельный… пункт досмотра. В этом, я надеюсь, вы увидите хорошую новость.

Адри взмахнул тростью, зажал её подмышкой.

— Ведите. Но прежде сообщите отцу, что его сын прибыл в Париж.

Офицер поднёс к губам свисток, до этого болтавшийся на груди. Подул в него: а затем крикнул:

— Базире! Быстрее, дурак!

Возле Адри словно из воздуха появился жандарм. Он отдал честь сначала офицеру, а затем, зачем-то, Агресту. Хотел было поприветствовать Нино, но в итоге передумал — рука застыла на половине пути.

— Проводи мсье на пункт досмотра и… смотри у меня! Понял? Ещё вели телеграфировать седьмому участку, о том что мсье Агрест здесь.

— Й-есть!

— Что «есть»? Который Агрест ты понял? Адриан Агрест! Запомнил? Пускай отправят посыльного мсье… старшему Агресту.

— Й-есть, господин капитан!

— Чтоб не это, как тогда! Я за тобой слежу! Понял?

— Й-есть!

Базире щёлкнул каблуками, и, развернувшись на месте, повёл наших героев в самые глубины порта. Когда солдатская цепь осталась за спиной, Адри успел расслышать:

— …откуда он взялся? Пешком, что ли, до Парижа шёл?..

— Поговори у меня. Не твоего ума дело.

— …дела-а…

— Тишину в строю са-аблюдать!

Нино тихонько хихикал, забыв даже о тяжести ноши.