Навеянное беседой VK (1/2)
Если вы когда-нибудь двигались в сторону деревни Милфорд-Сент-Джон, что в Южном Девоншире, то может быть вы видели, заросшую травой, проселочную дорогу, которая уводила в мрачный вязовый лес. Понятно, что при виде многочисленных рытвин, у вас пропадало всё желание проехаться по ней, поскольку вы беспокоились о подвеске и покрышках.
А между тем эта дорога, пропетляв по небольшой вязовой роще, выводила к изящным кованым воротам, которые давно были сломаны и открывались вручную с ужасающим скрипом. Канавки, которые чертили ворота при открывании, с каждым годом углублялись.
Слева и справа от ворот были видны остатки каменного забора, который, впрочем, уже зарос бело-синими вьюнками, плющом, а сверху на металлические прутья наваливались стволы вязов, тисов, бирючины.
Если вам всё же удавалось открыть ворота, то взору вашему представлялся неухоженный сад, прямая, как стрела, подъездная дорожка, упирающаяся прямо в массивное двухэтажное здание эпохи позднего Ренессанса.*
По левую сторону виднелся заросший ряской, рогозом и камышом пруд, в котором квакали лягушки. В развалинах мраморной античной беседки было гнездо аиста
По правую сторону — остатки некогда ухоженного лабиринта.
Полукруглое крыльцо здания было выщерблено; четыре коринфских колонны поддерживали балкон второго этажа. Правое крыло здания было отдано на откуп плющу и пинии, которые пышно разрослись по всей видимой стене, скрывая высокие стрельчатые окна, и, завернув в зеленое покрывало, несколько статуй, стоявших на балюстраде крыши.
Левое же крыло было обитаемо.
Входя в стеклянные широкие двери, вы попадали в широкий вестибюль, от которого шло несколько дверей. Правые двери были заперты, но если хотелось, то можно было разглядеть царство пыли и паутины.
За левой дверью располагался обеденный зал, обшитый дубовыми панелями, устланный наборным паркетом из липы. Главным же украшением зала являлся громадный дубовый обеденный стол с лакированной столешницей и массивными ножками. К нему прилагались такие же добротные стулья. Освещалось все это великолепие мощной электрической люстрой.
Несмотря на некую запущенность и неряшливость, дом этот был оснащен центральным водопроводом, электричеством и на кухне, ванных комнатах и спальнях было всё, что нужно для современного цивилизованного человека.
***</p>
Был май.
За окном — вечер.
Лил дождь.
В обеденном зале собралась маленькая компания, которая играла в подкидного дурака. Мужчины уже играли давно, как вдруг в темноте за окном послышался ужасающий скрип раздвигаемых ворот.
— Адово бесит, — сказал зеленоглазый шатен в красных трусах навыпуск, — это скрипение вкупе с дождем.
— Ничуть, — ответил ему голубоглазый брюнет в желтой майке, заправленной в синие носки, — этот скрип — эротичен, готичен, драматичен и романтичен.
— С какого боку он эротичен? — желчно поинтересовался любитель красных труселей, — напоминает тебе о недавней подружке, а?
— Дождь ведь, — загадочно улыбнулся мужчина в желтой майке.
— Я буду очень рассержен, — промолвил Пьер-Рашид-Марианна-Отто-Сулейман де Гарун, граф Питерский, Ивановский, Закарпатский, платиновый блондин с оранжевыми глазами в одном полотенце на бедрах, — заканчивайте трепаться и перестаньте мухлевать… Опаньки, да у нас гость.
Кареглазый юноша, девятнадцати лет от роду со светло-соломенными волосами, стоя около стола, сжимал в руках средней величины вазу и, когда платиновый блондин обратился к нему, со всей силы нанес удар.
— А чего ты дерёшься, — незлобно буркнул мужчина в полотенце, кладя карты на стол рубашкой вверх и поднимая верх правую руку, чтобы стряхнуть кусочки фарфора, — будешь истерику устраивать — запру в подвал.
— Я думал, что дом необитаем, — хмуро пробормотал гость, раздумывая о различных степенях тяжести сотрясения, после воздействия вазы в его руках на голову собеседника. Ваза разбилась, голова — нет.
— Кареглазенький, солнышко, — ласково пропел огненно-рыжий мужчина с веснушчатым лицом, — и не трогай больше вазы, они дорого стоят… Династия Мин.
— А жаль, — с ноткой грусти промолвил парнишка, разглядывая свои жёлтые носки, на которых виднелись маленькие сердечки розового цвета; больше на нем ничего не было. Потом он поднял глаза и уставился на блондина. Его поразил яркий цвет волос хозяина. Но спросить не успел, ибо в разговор влез один из сидящих, впрочем, он уже встал с своего места и, обойдя стол, оказался рядом с молодым человеком.
Одеяние вновь подошедшего поразило гостя еще больше. Высокий плотно сложенный мужчина с зелеными глазами и волосами цвета мокрой дубовой коры щеголял в красных трусах навыпуск.
— Ты табуреткой попробуй, — посоветовал ему тип в красных труселях, — особенно вон той, дубовой… если поднимешь.
— Нет, с этой не справлюсь, — придирчиво разглядывая увесистое массивное дерево, честно признался пацан.
— Я так и думал, — провозгласил шатен и вернулся за стол, бормоча себе под нос что-то нелестное про хлюпиков.
— Вы… краситесь? — парнишка, наконец, запинаясь, задал животрепещущий вопрос, не отрывая глаз от изящных рук, которыми незнакомец ловко выловил остатки разбитого фарфора из его пальцев.
— Природные, голубчик, — пробормотал граф, — а мне твои глаза забавляют. Линзы?
— Нет, родители постарались, — съехидничал пацан.
— Тихо, парень, — Пьер поднял одну руку, как бы отталкивая своего гостя, второй же держался за полотенце, — ты мне тут яой не устраивай. Я пышнотелых девушек люблю, чтобы и попа, и груди, и губки пухлые, и глаза с поволокой…
Глаза паренька расширились:
— Я-яой? Да я ни снов, ни духом! — глазки забегали, пытаясь скрыть пунцовость щёк, — и вообще! Девушки хороши! Губки-бантиком, бёдра помассивнее, талию поуже и реснички, реснички подлиннее, но вот груди большие — не люблю! Они же в ладони помещаться должны, а не вот это вот! — теперь порозовели ещё и уши, почему он оправдывается? Его забайтили, а он и повёлся, мальчишка.
— Ладно, ладно, — махнул рукой граф Закарпатский, — иди с Кромом, он тебя спать уложит, завтра поговорим, если не забуду.
Тип в красных труселях проводил парня до большой спальной комнаты, сунул ему в руку постельные принадлежности, полотенце, щетку, мыло, шампунь и оставил его одного.
***</p>
Уже в кровати парень, засыпая, принялся перебирать события вечера.