Рождественский подарок для Макса Тански (1/2)

— Поехали, — торопил Мик Макса одним пасмурным утром за два дня до Рождества.

— Куда ты меня тащишь? — ворчливо спросил Макс, выволакиваемый из теплого здания в промозглый день.

— Не задавай вопросов, — улыбнулся ему напарник, — всё потом.

Минут через двадцать подъехали к муниципалитету.

— Давай, шагай, — Мик выпихнул Макса из машины, — внутри тебя встретит служащий и всё покажет. А я в машине подожду.

Макс Тански вошел в здание муниципалитета, мучимый подозрениями. Не успел он сделать и пары шагов, как к нему подошел служащий и, узнав его фамилию, провёл в зал, где Макс увидел, официально одетых, Дайсуке и Эмму. Они сидели за столом, а напротив них — толстая негритянка в ярко-желтом платье.

— Мистер и миссис Джиген, — обратилась она к семейной чете, едва Макс вошел в зал, — вы действительно хотите усыновить мистера Тански?

— Да, — ответили они хором.

— А вы, мистер Тански, желаете быть усыновленным семьей Джиген?

— Да, — Макс расправил плечи, — желаю.

— Хорошо, тогда я вас вписываю, — негритянка сделала пометку в журнале, потом напечатала в компе, — мистер Тански, вы оставите свою фамилию или примете фамилию своих усыновителей?

— Свою, — Макс робко улыбнулся Эмме, — я привык к ней.

— Ничего страшного, — и чиновница протянула всем троим бланк, — распишитесь и копию можете взять себе.

Когда Макс вышел из здания муниципалитета, на его роже бродила совершенно дурацкая ухмылка.

— Садись, — Мик открыл дверцу джипа, — можно поздравить?

— Твоих рук дело? — Макс плюхнулся на мягкое сидение автомобиля.

— Естественно. Пара звонков и дело в шляпе.

— Я всё же потребую у тебя объяснения.

— Хорошо, — Мик включил автопилот, — сам знаешь, как ловят больших мафиози. Внедряют под прикрытие крота, он входит в доверие… У тебя примерно та же миссия, только с одним отличием. Тебе нужно стереть из памяти Эммы, Дайсуке и Саши… меня.

— И как ты себе это представляешь? — спросил Макс, — если Джиген пережил с тобой кучу приключений, он вряд ли сможет тебя забыть…

— А вот поэтому ты сейчас и стал сыном, — по губам Меллоуна пробежала грустная улыбка, — стань примерным братом и хорошим сыном. Делай всё, чтобы все чаянья Эммы, Дайсуке и Саши замыкались на тебе. Изничтожь всё, что касается меня. Они обязаны стать счастливыми, но без меня, — Мик вздохнул, — поэтому слушай. Тебе не обязательно чернить меня, но делай это подспудно, без давления. Саша — девочка ранимая. Она может пойти в разнос, думая, что мое решение связано с ней. Ты должен быть с ней, как брат.

— А твое решение с ней не связано? Ты любишь их, — заметил Макс, — любишь по-настоящему, раз готов пойти на такую жертву ради них.

— Да. Я их люблю, — полицейский остановил машину рядом с тем местом, где сейчас обитал Макс, — собирай вещи, возьми свою машину… я тебя провожу до их дома.

На пути между городом Ангелов и домом семейства Джиген.

— Если ты не бросишь полицию, то я останусь твоим напарником, — автомобиль Макса, джип Мика тащил на буксире, мотоцикл же лежал в кузове, — писать мне десятистраничные отчеты не надо.

— Я не брошу полицию, — проговорил Тански, — как же я без тебя-то? Никак.

— Ну, — Мик посмотрел на него, — тебе решать. Я не буду подъезжать близко. Через милю остановимся, я тебе запеленгую дом, найдешь сам. А мне там делать нечего.

— Послушай, Мик, — начал Макс, — я понимаю, что ты не хочешь жертвовать счастьем твоих любимых людей, но, зная тебя, могу предположить, что ты опять либо будешь биться о скалы, либо найдешь себе запредельный висяк с маньяком, чтобы только заглушить боль.

— Да. Мне больно, — подтвердил Меллоун, — я это признаю, но если я этого не сделаю — будет больно трем людям, а вот этого я допустить не могу. Поэтому я самоустраняюсь из их жизни. Я должен стать для них миражом, крохотной заметкой в газете… чудаковатым очень дальним родственником, которого стыдно пригласить… Ты справишься, — серо-голубые глаза полицейского залила серебряная пленка, — я знаю, что мое решение спасет их всех… Когда-то в будущем… они поймут. И ты примешь в этом самое непосредственное участие.

— А если…

— В случае чего-то глобального — я спасу, — ответил на это Мик, — в этом можешь не сомневаться. А теперь — вали. Тебе надо обустроиться. Сегодня можешь не выходить. Завтра увидимся.

— Пообещай мне, что сегодня ты не найдешь неожиданный огнестрел?

— Постара… — но увидев, что синие глаза Макса стали черными, улыбнулся, — хорошо. Не буду я лезть на рожон, обещаю.

***</p>

После церемонии супруги Джиген, весьма взволнованные, вернулись домой, и мистер Джиген прямиком отправился к Саше. Но подходя к закрытой двери, он услышал тихие всхлипывания, прерываемые словами:

— Что же я наделала… что натворила…

— Солнышко? — Дайсуке, крайне встревоженный открыл дверь и подошел к сидящей за столом юной химере, которая положила лицо на руки и еще не переоделась из пижамы в домашнюю одежду. Плечи её мелко подрагивали, а белокурые волосы рассыпались по столешнице.

— Лисенок? — позвал её отчим.

Стоило дочери поднять голову, как стрелок едва сумел сдержать крик: по иссиня-бледному Сашиному лицу катились вниз кровавые капли. Прямо из глаз.

— Боже мой! Что случилось?! Ты ударилась?!

— Потому что… мне так больно, папа, — еле слышно просипела Саша, — я не смогла ему помочь… я пыталась, звонила, писала ему… но ничего не вышло…не сделала его счастливым… Боже, как мне больно!..

— Крошка моя, — Джиген присел рядом с ней, — не надо так убиваться… Ты не виновата…

— Что с ним теперь будет?.. Я так боюсь за него… — прорыдала дочь, — это все я… я… я монстр… я умереть хочу!

Отчим привлек её к себе, прижал и принялся гладить, и немного баюкать, чтобы прекратить эту истерику.

Окровавленное лицо Саши внезапно исказила такая болезненная гримаса, словно ее пронзили насквозь.

— Тебе больно, да? — стрелок перепугался пуще прежнего.

— Я… я не хочу отпускать, — химера обвила отчима трясущимися руками, — я НЕ МОГУ!!! — и вот она зарыдала взахлёб.

— Не отпускай, но…

— Я не чувствовала этого уже так много, — задыхалась и давилась кровавыми слезами страдалица, — с… с 12 лет… Это всегда… спасало меня… каждый раз… когда мне было… страшно или грустно… Но у меня это отняли… вырвали прямо из сердца… Той колыбели… захлопнулась дверь…

— Извини, — к серым глазам Джигена подступила влага, — я… не был с тобой рядом, когда тебе было больно…

— Оно снова исчезнет, я чувствую… всегда исчезало, как сквозь пальцы… Неужели снова так случится?! Я не хочу! — рыдания химеры дошли до судорожных спазмов.

— Твое чувство не исчезнет…

***</p>

А в это время, пока Дайсуке пытался успокоить плачущую дочь, заявился Макс со всем своим немудреным скарбом.

— Сынок! — воскликнула Эмма, увидев его, — мы ждали тебя к вечеру.

— Начальство сказало, что сегодня обойдется без меня, — улыбнулся Макс, — вот я и приехал.

— Придется тебя в мансарду селить, свободных комнат нет, — развела руками химера, — под крышу. Там прекрасная комната.

— Эх, мама, знала бы ты по каким я дырам скитался, — Макс вздохнул, — так что не беспокойся, проблем не создам и буду жить в мансарде.

— Хорошо, сынок, пойдем, я тебя провожу.

И вот, пока Саша рыдала у отчима в объятьях, Эмма проводила новоиспеченного сына в мансарду и оставила его там, чтобы он разложился.

***</p>

Саша наконец подняла залитое кровью лицо. Слезинки уже становились прозрачнее и чище, как им и положено.

— Это всё правда, — она дотронулась до мокрого лица Дайсуке обеими руками, — это действительно ты, теперь я вижу. Настоящий ты. Ты не ушел навсегда, ты вернулся. Не остался совсем один там, в могиле. Это ведь ты оберегал нас все те годы, пока снова не вернулся к нам? Потому что всегда был в моем сердце… И мистер Джиген теперь хранит в себе твою душу? Пожалуйста, скажи, что это правда ты, папа!

— Да, это я, — Дайсуке теперь мог это сказать с уверенностью, ибо он уже по факту был её отцом, но его до сих пор грызли сомнения, что его поведение не совсем правильное.

— Не исчезай больше, прошу, — Саша вновь вжалась лицом ему в грудь, видимо, будучи не в силах остановить сплошной солёный поток, — не уходи обратно в холодную могилу! Я не хочу снова с тобой расстаться! Я не хочу, не хочу, НЕ ХОЧУ!!! — и это были вовсе не капризы. Это была мольба о помощи, любви и сострадании.

— Я никуда не уйду, детка, я тебе это обещаю!

— А м-м-можно б-будет… тебя обнять… хоть раз в неделю… или… или раз… в месяц?.. Я знаю, что мне нельзя, я не заслужила, но я… не могу больше…

— Ты можешь меня обнимать, когда ты этого захочешь, Сашок, — ответил на это брюнет, — хоть четыреста раз на дню.