Глава 33 (91). Она боролась изо всех сил (1/2)
На фоне столь критической ситуации план Каспера казался простым до безобразия. Он собирался поднять барьер, питающийся от кристалла, увеличить его мощность, чтобы повысить сопротивление на поверхности, и таким образом обезопасить территорию Гарнизона от радиации до тех пор, пока показатели дозиметров не вернутся к позволительному уровню. Принцип настолько элементарный, что его понял даже Нейтан, со своими-то скудными познаниями во всех этих штуковинах.
Его роль в воплощении плана Каспера была такой же простой: взять дозиметр, подняться на самую высокую точку и озвучивать Касперу показания по рации, пока тот не останется удовлетворен.
Не то, чтобы Нейтану шибко хотелось вот так вот «сотрудничать» с Каспером, но он решил отмести свою гордость и принципиальность в сторону ровно до тех пор, пока все не закончится. Нейтан мог думать все, что угодно, однако не имел права упускать выпавшую возможность и подвергать опасности все остальных — и Кертиса, особенно Кертиса. А Каспер был единственным, кто точно мог с этим справиться, и он всецело доверял его способностям и уму.
К тому моменту, как Нейтан забрался на самую высокую крышу из всех имеющихся в Гарнизоне, с дозиметром и рацией руках, в небе уже сгустились свинцовые тучи, которые заслонили собой последние остатки вечернего света. Надвигалась буря: он чувствовал это по тому, как воздух резко стал влажным и тяжелым, словно густым — именно так обычно было перед дождями и грозами.
— Нейтан, — голос из рации заставил его слегка вздрогнуть. Каспер быстро отпустил свое напряжение и начал вести себя так, словно ничего и не произошло; и хотя Нейтана это, по вполне объективным причинам, раздражало, он все же решил взять в пример его хладнокровие. — Ты на месте?
— На месте, — отозвался он, поднимая рацию, и зачем-то кивнул. — А ты?
— Одну секунду…
Действительно, прошла всего лишь секунда, и над Гарнизоном вспыхнул зеленый барьер.
— Есть?
— Есть. Дальше что?
— Что показывает дозиметр?
— Э, — Нейтан замялся, поднимая прибор повыше, и принялся разглядывать цифры. — Пять… Пять и один.
— Хреново, — заключил Каспер. — Подожди минуту… И не опускай!
Нейтан цокнул, но держать, как держал, продолжил. Он чувствовал, что у него вот-вот начнет затекать рука, что давало только еще один повод для раздражения — он и без того был страшно напряжен и от этого едва не трясся! — но все-таки терпел. Хотя, конечно, от недовольного бурчания воздержаться не смог.
— Ты там скоро?
— Почти… — Каспер прервался, и Нейтан тут же заметил, как на поверхности зеленого купола пробежали несколько крохотных молний, которые растворились в воздухе так же быстро, как и возникли. — Все! — довольно объявил он. — Ну, что теперь?
— Четыре и шесть.
— Да чтоб… Мать твою! — выругался он и пробормотал еще что-то себе под нос. — Так, а сейчас?
— Четыре и три.
— Сейчас?
— Три и девять, — Нейтан издал мученический вздох и раздраженно скривился, хотя Каспер и не мог увидеть его по большей части демонстративной реакции. — Три и пять. Три и три.
— Отлично! Все, можешь опускать.
Так Нейтан и поступил, фыркнув с облегчением. На словах все было очень просто, но на деле оказалось еще легче — странно, очень странно; но это неважно. Главное, что все хорошо. Даже воздух, казалось, стал легче и свободнее. Но только вот камень, придавивший сердце, никуда не исчез.
Каспер не спешил отключаться, но и говорить что-либо также не торопился. По ту сторону связи Нейтан слышал лишь какие-то неопределенные, металлический звон инструментов и звенящее, леденящее нутро молчание. Это словно был не конец — пауза. Как будто тот хотел сказать что-то еще, но не мог начать: Нейтан чувствовал это, и потому не спешил ни отключаться, ни подгонять его. Пусть подумает. Пусть скажет уже хоть что-нибудь. Чувство стыда, в конце концов, должно у него быть?
Гуляющий ветер постепенно стихал. Тяжелые грозовые тучи больше не давили так сильно, хотя все также неподъемным грузом висели на небосводе. Странный день… Нейтану хотелось прямо сейчас бросить все, сорваться и помчаться в лазарет, но он не мог и с места сдвинуться: его сюда как гвоздями приковало. Ждал. Но и первым начать не решался, хотя на в мыслях многое скопилось.
— Спасибо, — благодарность со стороны Каспера, что застыла в беззвучном пространстве, словно звон ложки, бьющейся о стенки чашки, оказалась весьма неожиданной. — И… Еще кое-что… — Каждое слово он выдавливал из себя неимоверными усилиями — сдавленный, приглушенный голос так и кричал об этом. — Прости. За все.
Словно молнией в открытом поле, или как удар под дых… Нейтан почувствовал, как у него перехватило дыхание, а пальцы непроизвольно сжали рацию, будто намеревались разломать ее пополам. Всего три слова, а внутри все съеживается.
— Чем больше я думаю о том, что умудрялся творить, тем сильнее убеждаюсь в том, что ты был прав… Я — дурак, — он сардонически усмехнулся, и рация зашипела. — За это тоже прости. Я не должен смеяться, я… В общем, я просто хочу сказать, что вел себя, как паршивый кусок говна, а ты такого не заслуживал. Так что… Прости. И спасибо тебе за то, что терпел меня столько времени.
Каспер не умеет извиняться, когда это действительно нужно, — это факт. И все же, он сделал это — так, как мог. Право слово, Нейтан не знал, как должен на это реагировать. Простить ли его? Сложный вопрос. Он давно отпустил свои чувства — сначала произошло разочарование, затем его настиг гнев, боль, но, в конце концов, он смирился, — да и обиды на это не держал, все-таки Каспер ветреный человек и удержать его, как ни старайся, нельзя. Единственным, что столько времени жгло его сердце, была горечь. Горечь, подобная возмущению. Он мог любить кого угодно, спать с кем угодно, но относиться к нему так пренебрежительно после всего того, что Нейтан сделал ради него, чем пожертвовал, — непростительно.
Эта история тянулась за ними с самого детства: когда они были маленькими и Нейтан постоянно грозился «побить грозу», ведь Каспер ее боялся; когда подросли и пошли в школу, где Каспер из-за своего пор неуместного остроумия то и дело влезал в какие-то передряги, а Нейтану потом приходилось бежать и надирать задницы школьным хулиганам; когда выросли окончательно и в шестнадцать лет покинули приют, столкнувшись в уличной жизнью. Там-то Каспер и начал наживать себе проблемы всеми возможными способами: то переспит с какой-нибудь девушкой, у которой потом находился ревнивый парень-головорез, о котором она умалчивала, то выиграет в карты какую-нибудь приличную сумму, за потерю которой местные картежники готовы глотки перегрызать, то облапошит какого-нибудь старика, у которого внук да внучка разгуливают с пистолетами по городу… Короче, неприятности его прямо-таки и преследовали. Разбираться со всеми этими мутными типами приходилось именно Нейтану, а он не щадил никого — вот так и нажил себе звание грозы Пепельной пустоши.
Он столько времени считал, что вся его жизнь держится на Каспере, но выходило ровно наоборот. На самом деле, это он был нужен Касперу; только вот тот этого никогда не признавал, не принимал и не ценил. Неужели сейчас — прозрел?
Нейтан молчал. Ждал — продолжения. Сказанное было, конечно, подвигом для Каспера, если знать, что он за человек такой; но этого было мало.
Ведь все изменилось.
— Я знаю, что все теперь по-другому, — Каспер продолжил и словно бы прочитал его мысли — Нейтан почувствовал, как по его телу прошлась дрожь, и нервно махнул хвостом, как будто стряхивая эти ощущения. — Мы пошли по разным дорогам, стали разными людьми с другими… разными людьми… Скажи мне по-честному, ты счастлив?
Счастлив ли он? Здесь нет однозначного ответа. Он потерял Джоанну, Алиссу и Картера — разве после такого можно быть счастливым? Он потерял Джун, с которой смог хоть немного сблизиться, ведь она оказалась предательницей и шпионкой Империи, — разве после такого можно быть счастливым? Но, тем не менее, этого уже не изменить, это в прошлом. Важно лишь то, что есть сегодня и что будет завтра — так говорит Кертис. Кертис. У него есть Кертис. Разве он может быть несчастлив?
— Думаю, да.
— Я рад, — по голосу было слышно, что Каспер улыбнулся. — Я правда рад. Ты заслужил лучше, чем мог дать тебе я.
«Я знаю», — так и хотелось сказать Нейтану, но он предпочел промолчать.
— Уже ничего не будет так, как раньше, — продолжил Каспер. — Но все же, я не хотел бы с тобой ссориться. Давай просто поставим точку в этой истории и ты перестанешь делать вид, что ты ненавидишь меня? Если ты, конечно согласен…
Прозрел. Понял. Простить ли его? Нейтан все еще не мог решить, хотя ответ уже плавал на поверхности. Как бы там ни было, Каспер все еще оставался важной частью его жизни и его самого. Они знают друг друга с пеленок, они вместе выросли и столько всего перенесли… Неправильно будет просто взять и оторвать кусок себя, и выбросить, будто его и не было.
— Я согласен, — говорить было тяжело, но слова вырвались сами с поразительной легкостью.
— То есть, типа, мир?
— Мир, — буркнул Нейтан в ответ и смешливо фыркнул.
Тяжелые грозовые тучи больше не давили так сильно.
***</p>
С того момента, как Нейтан ушел из лазарета, прошло полчаса, в течение которого Кертису пришлось упорно сопротивляться непроходящим тошноте, головокружению и слабости. Ему дали несколько таблеток, чтобы уж точно подействовали, а потом, к счастью, оставили одного, не вынуждая слушать какую-то пустую болтовню, раздражающие шорохи и мельтешение, от которых он чувствовал себя еще более паршиво. Свет, звуки, даже собственные мысли — все это ужасно давило на черепную коробку и усиливало мигрень.
Но, даже будучи в таком состоянии, Кертис все равно умудрялся думать о происходящем. После того, что объявил на весь Гарнизон Каспер, ему стало ясно понятно, кто стоял за всем этим: Удракийская Империя, без всяких сомнений. Эта мысль угнетала. Зная изощренность и подлость Рейлы, Айзеллы и всех остальных имперских прислужников, ожидать можно было чего угодно. А если вспомнить о том, как удракийский мэр, Мерджан, рассказал им о готовящейся экспедиции на Крайние Земли, все вставало на свои места — Империя собралась заполучить Каллипан. И если у них все получится, это станет началом конца.
Сознание сразу же начало подбрасывать безрадостные картины недалекого будущего, где вновь вспыхнет пламя, прольется кровь, погибнет не один человек и будет выжжен не один город.
Это должно было взбудоражить Кертиса, заставить его сердце колотиться, но он был уже настолько измотан и чувствовал себя до того паршиво, что просто провалился в дрему. Блаженная, умиротворяющая темнота…
Скрип и хлопок двери заставили его распахнуть глаза и подскочить. Первым, на что он невольно обратил внимание, было внезапное улучшение самочувствия: Кертис сразу почувствовал, что тошнить и мутить его уже перестало, а мигрень как рукой смахнуло. Потом же он, отвернувшись от стены, увидел Нейтана, который поспешил пройти в его сторону и плюхнуться на край кушетки, так резко, что Кертис непроизвольно принял сидячее положение.
— Тебе лучше?