Глава 29 (87). Предназначение (1/2)

— Вы странная.

— Мне об этом известно.

— Это был не комплимент, если что.

— Об этом мне тоже известно. Но обиды я не держу.

Красная женщина вывела Джоанну в коридор и направилась куда-то по прямой, толком ничего не объясняя. А когда же та решила все-таки спросить, куда они идут, ответила — в своей псевдозагадочной манере, — что она скоро все узнает. Никакой ясности, никакой конкретики. Джоанну это раздражало. Слишком сильно она поминала Линтона, который тоже иногда любил напустить эту ауру таинственной туманности, словно он великий ум человечества и знает все лучше всех. А еще Джоанну раздражали эти холодные каменные стены, эти факела, которые совсем не освещали дорогу, и вообще — все это место.

— У вас наверняка ко мне много вопросов, леди Джоанна. Задавайте, я с удовольствием отвечу.

— Для начала перестаньте называть меня «леди Джоанна», — раздраженно выплюнула она, скривившись. — Это очень странно.

— Почему же? — женщина, казалось, была сбита с толку. — Разве это не вежливо?

— В вашем этом… — Джоанна хотела было сказать «дикарском», но вовремя прикусила язык, — странном месте может и вежливо, но у нас так никто не говорит.

— А как у вас говорят?

— Ну, для мужчин есть слово «мистер», а для женщин «мисс», и к нему прибавляют фамилию.

— Фамилию?

— А у вас что, нет фамилий? Только эти длиннющие имена, которые невозможно выговорить?

— В нашем племени принято считать, что чем длиннее имя, тем более удачлив по жизни человек, — пояснила женщина. — И, нет, мы не пользуемся фамилиями. Такие вещи служат рассадником ненужных предрассудков. Раньше вот, люди верили, будто мужчина и женщина не равны перед божественными созданиями. Сначала мужчина считался венцом творения, а потом — женщина, пока мудрые старейшины не пришли к выводу, что все мы одной плоти и крови, и все мы одинаковы перед лицом высших сил.

— И какое это отношение имеет к фамилиям?

— А разве это не очевидно?

— Представьте, но нет.

— Ну, как же объяснить… — Женщина задумчиво хмыкнула. — Знаете, фамилия ведь указывает на принадлежность к какому-то роду. Она показывает, в какой семье ты родился, кем были твоя мать и отец, и это становится клеймом для многих, чьи предки были не столь порядочны и благочестивы. Но мы-то — не наши родители. У них своя жизнь, а у нас своя, и мы можем менять ее независимо от того, как сложилось у них. Из черни можно возвысится до уровня господ, и точно также можно упасть в грязь. Иначе говоря, твоя кровь не имеет значения, важна твоя душа, а фамильное имя для нее — камень, тянущий на речное дно.

От этих слов у Джоанны внутри все как сжалось. Так знакомо, так родственно… Ее семья всегда тоже была для нее этаким «тянущим камнем», прямо как эти тяжелые металлические кандалы, натирающие запястья. Взяв имя Джоанны Лиггер, она тем самым отделилась от ненавистного семейства Галлагеров… На бумагах, по крайней мере. Но эта ядовитая кровь, пропитанная ненавистью ко всем и самой себе, никуда не делась.

Все-таки, от призраков прошлого никуда не сбежать… Джоанна решила сменить тему.

— Ладно, хорошо, я поняла, — отмахнулась она, закатив глаза. — Во-первых, я хочу знать, что вы забыли среди всех этих пенсионеров.

— Пенсионеров?

— Ну, среди этих стариков, — раздраженно пояснила Джоанна. Очень сложно разговаривать с людьми, которые не понимают элементарных слов. — Вы же вроде молодая женщина.

— Вам это только кажется. На самом деле, мне шестьдесят пять лет.

У Джоанны чуть челюсть до пола не отвисла. Бред какой-то! Не может быть, чтобы эта шикарная красноволосая женщина оказалось какой-то старухой.

— Шутите?

— Почему же? Я вполне серьезна. Молодость мне дарует свет в моем сердце.

— В сердце не бывает света, — Джоанне так и норовило ее уколоть. Все эти пафосные изречения казались такими нелепыми, что аж зубы сводило.

— О, еще как бывает… Просто ваш мир погряз во тьме и забыл о нем.

— Ладно-ладно, хорошо, допустим… Тогда у меня есть еще один вопрос. Кто такая Иззария?

— Верховное божество нашего племени, создательница мира и прародительница всех людей, повелительница гроз и владычица небес… Но все-таки, как и всякий власть имеющий, она неуемна и своенравна. Знаете, есть у одна история о ней, что случилась сотню лет назад… Иззария так развеселилась со своими нимфами, что подняла пожар в поле, и люди потом на год остались без урожая. Страшное было время. Голод такой разразился, что человек стал поедать человека, а матери их все было только на потеху. Говорят еще, что мир нашла от этого и появился, что она, упившись вина, решила завести себе кукольный театр. Вот так и появились люди…

— И вы в это серьезно верите? — Джоанна не смогла сдержать усмешки. Что-то подобное она придумывала в детстве, когда представляла себя супергероиней из комиксов. Но чтобы кто-то верил в такую чушь на полном серьезе…

— Разумеется, нет, — беспечно отозвалась женщина, и Джоанна только собиралась выдохнуть с облегчением, когда она продолжила: — Все это лишь жалкие попытки сбежать от подлинной истины… Люди каждый день придумывают богов и богинь, нимф, духов, русалок, лесных чудищ, а если не их, то деньги, статусы и власть, а потом еще и воют из-за них… Но реальны лишь две вещи: свет и тьма. И лишь война между ними достойна жертв и усилий.

Джоанне казалось, что в своей жизни она уже всякое повидала. Долгое время ничего, что случалось с ней после, не вызывало какого-либо удивления или чего-то такого — каждая трудность разжигала в ней интерес исключительно спортивный и побуждала к борьбе, усердной, до последнего вздоха, разве что. Но чем дольше она находилась в этом месте и чем больше узнавала, тем сильнее плавились мозги. Какое-то племя, город в стиле сериалов в псевдоисторическом антураже — безумие какое-то. А все эти боги, духи, нимфы, мифы — ну как только можно верить в такое? Джоанна словно оказалась в доме престарелых, кишащем маразматиками, или вернулась в лечебницу, где ее окружили параноики да шизофреники с их безумными идеями и галлюцинациями. Красная женщина на первый взгляд показалась ей оплотом адекватности, и это напрасно, она оказалась такой же полоумной фанатичкой, как и все вокруг. Борьба тьмы и света — то-то же!.. Еще говорит, будто ей шестьдесят пять, а на лице почти ни морщины. Точно сумасшедшая. Джоанна почти решила, что перестанет задавать вопросы, которые только загоняют ее в ловушку из этой эссенции безумия и ограниченности сознания, но почему-то все равно чувствовала, что не может этого сделать. Да, манера общения красной женщины, с этим излишним пафосом, все еще была зубодробительно раздражающий, но Джоанна просто не могла отвязаться от той притягательности, которую она излучала. Кроме того, ход мысли у нее был достаточно своеобразный, и Джоанне хотелось спрашивать и спрашивать еще и еще — может потому, что это было забавно, а может и потому, что это было довольно-таки любопытно.

— Можете еще раз повторить свое имя?

— Хэкидонмуя.

«Ну и имечко, конечно…»

— Кэкидонмуя? — несмотря на налет издевки в ее голосе, красная женщина отреагировала достаточно спокойно:

— Хэкидонмуя.

— Хэ-ки-дон-муя, — Джоанна повторила по слогам, и та наградила ее довольным кивком. — Вроде бы я запомнила.

— Не страшно, если вы ошибетесь, для ваших людей это вполне естественное явление.

— Говорите так, как будто к вам тут каждый день на курорт приезжают.

— Курорт? — удивленно переспросила Хэкидонмуя, вскинув брови. Кошмар какой, она совсем ничего не знала о современном обществе… А рассказывать об этом ведь по сути то же самое, что учить ребенка алфавиту.

— Это как отдых.

— А в чем разница между курорто́м и простым отдыхом?

— Куро́ртом, — поправила Джоанна, закатив глаза, и махнула рукой. — Ладно, неважно, забейте.

— Кого забить?

— Да никого! Просто… — на этот раз она не удержалась и таки ударила себя по лбу, устало вытерев ладонью лицо. — В общем, неважно. Лучше объясните мне, почему у вас белые метки?

— А разве с ними что-то не так? — женщина недоумевающе выгнула красную бровь.

— Да. У эльфов есть только красные, зеленые, голубые и золотистые метки. Ну, еще и серые, как оказалось…

— А кто такие эльфы?

— Вы.

— Мы?..

— Все, проехали, — раздраженно прошипела Джоанна и, едва увидев, как Хэкидонмуя открыла рот, чтобы что-то произнести, поспешно добавила: — И нет, не куда-то проехали, это тоже образное выражение! Просто объясните мне, что значат ваши дурацкие белые метки?

— Вы очень грубая юная леди.

— Я не леди!

— Да-да, точно, — непонятно было, насмехалась над ней женщина таким образом, или же искренне запамятовала о том, про что они говорили буквально пару минут назад. — В любом случае, я сказала это не с целью упрекнуть вас. Это естественное качество всех солнечных детей.

— Кто такие солнечные дети?

— Те, кто покоряют огонь.

— Я так и думала, — Джоанна хмыкнула. — И все-таки, вы не ответили на мой вопрос. Почему у вас белые метки?

— Потому что я — жрица света.

— Да, это, конечно же, все объясняет, — саркастически опустила она. К счастью, Хэкидонмуя хотя бы понимала, что такое сарказм, хотя не исключено, что на это у них был какой-нибудь пафосный аналог.

— Я понимаю, вы многого не знаете, но я обещаю, что объясню вам все, что пожелаете.

— Да неужели? А мне казалось, что меня тут все убить хотят.

— Ваши разногласия с госпожой Ниттоосью никогда не перевесят вашу значимость и значимость вашего предначертанного. Люди могут говорить и думать все, что угодно, но не имеют права вершить ваши судьбы. На вас обоих есть след прикосновения Атемии.

— Кого?!

— Мы пришли, — внезапно объявила Хэкидонмуя, то ли не заметив, то ли проигнорировав вопрос Джоанны. Так или иначе, она заговорила ее настолько, что девушка и не заметила, как они оказались перед огромными белыми, как снег, яркими-яркими во всем этом полумраке, дверями. Настороженно нахмурившись, Джоанна протянула:

— И что это за место?

— Зал солнца, — ответила женщина, отворяя скрипучие тяжелые двери.

Перед ними предстало просторное, поистине величественное помещение, которое разительно контрастировало со всеми остальными локациями, что Джоанна успела лицезреть за прошедший день. Стены, сделанные из гладкого светлого камня, отливающего золотом, тянулись высоко-высоко вверх, где упирались в куполообразный потолок с круглым окном в самом центре, на вершине. Пол был вымощен из обычной каменной плитки, темно-бежевый, покрытый трещинами и поросшим в них мхом, что свидетельствовало о старости этого помещения. Вышеупомянутый потолок же, которого от пола отделяло метров эдак десять (примерно, как один двухэтажный дом), подпирали массивные круглые колонны, исполосованные строгими прямыми линиями и имеющими мощное витиеватое основание у низа и верха. На стенах были фрески, изображающие кучу каких-то неизвестных Джоанне событий, наверняка связанных, к тому же, с безумными мифами местных аборигенов. Например, одна картина явно изображала битву: там были и люди с копьями, и лошади, и яркие алые пятна крови, которые, пожалуй бросались в глаза больше всего. Другая же изображала бледнолицую женщину с синими, как морские волны, волосами, развивающимися в стороны, облаченную в белые одежды из шелка или какой-то подобной ткани. Судя по молниям, которые вылетали из ее рук, Джоанна могла сделать вполне обоснованный вывод, что это была та самая Иззария — «богиня гроз», — о которой ей несколькими минутами ранее рассказывала Хэкидонмуя.

— Очень своеобразное местечко — прокомментировала Джоанна, с долей какого-то скепсиса выгнув бровь. — Только почему оно называется залом солнца? Тут же темно, как в подвале.

— Это потому, что сейчас идет дождь, — отозвалась Хэкидонмуя. — В другое же время, когда солнце восходит на небосвод, свет его попадает в это окно.

— А почему тогда, когда его нет, нельзя зажечь факелы? — она и подумать не могла, что когда-нибудь скажет нечто подобное.

— Потому что это будет осквернением священного места.

— Что-то я не вижу в этом никакой логики.

— Вам и не нужно ее видеть. На все есть божья воля, которую нельзя подвергать сомнению.

— Но вы ведь сказали, что не верите в бога.

— Зато другие верят, и я должна уважать их чувства. Бессмысленно слепцу пытаться открыть глаза.

— Тогда зачем вы со мной возитесь? — снисходительно опустила Джоанна и сложила руки на груди. — Вы же понимаете, что я в весь этот бред в жизни своей не поверю.

— Разумеется, я понимаю, — Хэкидонмуя кивнула. — И все же, бежать от судьбы вы не можете, как бы не старались.

— Я чувствую себя старой, когда вы обращаетесь ко мне на «вы»…

— Но «тыкать» было бы весьма дурным тоном.

— Да, но а что? — Джоанна беспечно пожала плечами. — Меня так бесят эти дурацкие формальности. Мы как будто на совещании директоров, — она презрительно фыркнула. — Лучше будет перейти на «ты».

А Джоанну, признаться, действительно нервировало это до безобразия серьезное, деловое и даже, пожалуй, пафосное (и что только в этом месте не было таковым?) «вы», особенно в совокупности со всеми этими безумными рассказами и происшествиями. Она нуждалась в хоть каком-нибудь отвлекающем факторе. Простое банальное «ты» (причем не такое презрительно-директивное, как у тех дикарей из леса) уже облегчило бы ситуацию, хоть Джоанна и понимала, что это все — чистой воды самообман.

— Если вы… Если ты так просишь, то хорошо.

Хэкидонмуя даже больше не звучала, как женщина с прогрессирующим психическим расстройством. Теперь в ее словах чувствовалось намного больше легкости и непринужденности.

— Но все-таки, зачем я здесь?

— Как я и сказала, и у тебя, и у твоего предначертанного есть свое предназначение, от которого вы, хотите вы того, или нет, не сможете убежать. Оно настигнет вас обоих, даже если вы сами этого и не осознаете.

— И что это за такое «предназначение»? — передразнила она.

— Выйти на свет, — констатировала Хэкидонмуя. Джоанна не сдержалась и прыснула. На самом деле, высмеивание всей этой ситуации, в какой-то степени, и впрямь позволяло ей воспринимать ее проще. А женщина продолжала: — Шагать бок о бок с тем, кто был обещан. Мое же предназначение — вас обучить.

— Тогда почему ты взяла только меня одну?

— Потому что от него другой будет толк. Твоя сила в сердце, его — в голове. Госпожа Кокьянгвути даст ему необходимые знания, а тебя я обучу силе, которая поможет тебе завершить свой путь.

— Поразительно точный психоанализ, — колко отметила Джоанна, хотя и догадывалась, что та, как обычно, не поймет ни слова. А на деле ей стало не по себе: Хэкидонмуя знала слишком много, несмотря на то, что они были знакомы меньше часа. И вместе с тем, любопытство так и подстегивало ее: что еще было известно этой женщине, что еще она скажет? Джоанна призадумалась и, деланно поморщившись, протянула: — Только я что-то не поняла, про какой мой «путь» ты говоришь…

— Посмотри на меня, — сказала Хэкидонмуя, и Джоанна повиновалась. Золотые глаза женщины задумчиво сверкнули, устремляясь в ее собственные с таком пронзительностью, словно были пробивающими череп пулями, и красные брови чуть сдвинулись к переносице. — Тьма… — пробормотала женщина. — Я вижу в тебе тьму. А в ней — глаза, что смотрят на меня в ответ. Карие, голубые, серые, зеленые… Их много, и в них нет души… Это глаза мертвецов. В них застыла смерть, что ты несешь своими же руками, и в них я также вижу тьму, глубокую и беспросветную… Пропащие это люди. Ты же — та, кто вершит над ними правосудие. Таков твой путь. И ты должна пройти его до конца.

Джоанна слушала ее, и каждое сказанное слово пробирало до глубины костей, разгоняя по телу холодную дрожь. Ее путь — борьба и месть, разрушение и воздаяние, пламя и кровь; таким она избрала его для себя. И Хэкидонмуя, эта слегка тронутая женщина, обладающая поразительно острым умом, смекалкой и аналитичностью разглядела это и в ней. Неважно как, и неважно, что в тот момент творилось у нее в голове, — она увидела все это в Джоанне. Увидела и восхваляла, словно сама Джоанна не считала это своим величайшим изъяном, словно не боролась раньше с чувством отчуждения просто из-за того, что она борец, борец за правду и справедливость. Она нервно усмехнулась, и глаза Хэкидонмуи задумчиво сверкнули.

— И чему же ты хочешь научить меня?

— Покорению огня. Несмотря на то, что кровь твоя грязная и отравлена дошапурами, у тебя есть огромный нереализованный потенциал. Ты даже не представляешь, какая сила в тебе кроется… Ты выбираешь лишь разрушения, и это понятно, ведь твой внутренний стержень несгибаем и непоколебим настолько, что обращается в меч, пронзающий чужие сердца. Но я то знаю, что война — это не то, что тебе нужно. Войны вообще никому не нужны, они губят людей и уродуют души… Для тебя главное защита, защита себя, предначертанного и всего остального, к чему твое сердце неравнодушно. А огонь не раз спасал тебе жизнь. Разве я не права?

— Права, — Джоанна ответила, не подумав, но здесь не было и капли лжи. Она и по сей день помнила, как барьер из огня — белого огня — защитил ее от смерти с Пепельной пустоши. Помнила она и том, как огонь раз за разом уничтожал препятствия у нее на пути, прокладывал и освещал путь. Пирокинез был с ней с рождения, и она страшно гордилась собой, когда в детстве впервые обнаружила у себя эту способность. Огонь был с ней всегда, огонь пылал в ее сердце, огонь был ее сутью. Огонь — это она.

— Тебе нужно развивать свой дар. Это укрепит гармонию между телом и духом.

— И сделает меня сильнее?

— И, разумеется, сделает тебя сильнее, — Хэкидонмуя кивнула, и Джоанна, неожиданно для себя самой, загорелась энтузиазмом. Ей нужна была сила. Сила — ее опора. Сила — гарант ее свободы. Губы женщины тронула довольная ухмылка, и она протянула: — Вижу, тебе это по нраву…