Глава 13 (71). Побег (1/2)

На протяжении долгого времени Сайжи удавалось удерживать Иггаззирскую тюрьму железной хваткой. Заключенные дрожали при одном ее виде, гонимые страхом перед громадной женщиной-верзилой, а тюремные надзиратели лишь разводили руками, будучи не в силах найти на нее управу. Те, кто все же осмеливался поднять на нее руку, отделывались, в конце концов, множественными переломами и бесчисленными ушибами. Именно поэтому, когда Картер наконец покинул лазарет и впервые появился в столовой, на глазах у сотни заключенных, его предсказуемо встретили удивленные взгляды и тихий шепот. А сама Сайжи, стоило ей увидеть его, тут же опустила глаза вниз с презрительным фырканьем. Джоанна сказала, что ему стоит гордиться собой, ведь именно он теперь — гроза Иггаззирской тюрьмы; но Картеру такой внимание совершенно не казалось чем-то особенно приятным. Вернее, ему, на самом деле, льстило то, с каким восторгом на него смотрели все вокруг, но чувство стыда и ничтожности было сильнее. Хакан заставил его раздеться, выпорол до потери сознания — Картер вздрагивал каждый раз, когда вспоминал о том, с каким чудовищным чувством плеть вгрызалась в его спину, — и на глазах сотен людей. Если бы отец увидел это… Нет, Картер и представить не мог, что сделал бы Линтон. Сказал бы, наверное, что он пробил последнее дно. Что он жалок, раз позволил унизить себя вот так. Однако… Картер сделал это ради нее. И это было единственным утешением.

Тем не менее, Джоанне будто бы было все равно. Когда он вернулся, она отделалась шуточным поздравлением с выздоровлением и с тех пор вела себя так, как будто ничего и не произошло.

Картеру очень хотелось верить, что она просто притворяется.

Их самым длинным и содержательным разговором был, пожалуй, разве что инструктаж о шитье ботинок. Джоанна явно не блистала талантом, но на заводе исправно играла роль трудолюбивой старательной работяги. Это определенно была часть ее плана: по-другому быть не могло. И все же, она так и не рассказала Картеру, в чем именно он заключается.

До той самой ночи.

Тогда, после отбоя, Зелла громко захрапела за дверью, вынудив бессонного Картера с тяжелым раздражительным вздохом отвернуться к стене. Койка заскрипела в темноте, и со второго яруса донесся тихий голос Джоанны:

— Ты спишь?

— Сплю, — непроизвольно съязвил в ответ Картер.

— Замечательно, — отозвалась та. — Готовься. Завтра мы уходим.

— Куда уходим?

— Куда, куда… — цокнула Джоанна в ответ на его растерянный вопрос. — Мы возвращаемся на Немекрону.

— Очень смешно, — едко опустил он. Он не хотел язвить, боясь тем самым задеть ее, но это выходило совершенно случайно, независимо от него. В такие моменты Картер ненавидел себя и вспоминал до боли правдивые слова Нейтана и Джун, которые, вероятно, только и рады были тому, что его больше нет в Гарнизоне. Как же они, вероятно, будут разочарованы, если он вернется…

— Я не смеюсь. Я абсолютно серьезна.

— И что ты задумала? Только не говори, что я все пойму потом. Может, признаешь, что у тебя просто нет никакого плана?

— Он есть, — вздохнула Джоанна. Картер не видел ее лица и слышал лишь голос, доносящийся сверху, но смог понять, что его скептицизм ее немало раздражал. — Но если я расскажу его, ты начнешь меня отговаривать.

— А если ты его не расскажешь, я сделаю по-своему и все испорчу.

В ответ — печальный смешок.

— То есть, ты в любом случае поддержишь меня? Любую идею. Даже тупую и безрассудную.

— Поддержу, — он отозвался без тени сомнения.

— И сдохнуть не боишься? — Джоанна звучала несколько обескураженной его уверенностью.

— Не боюсь. Нам с тобой все равно нечего терять.

Джоанна издала рваный вдох, но так и не произнесла ни слова. Хотела возразить, но не смогла. Потому что, очевидно, если они попали сюда, то случилось это только потому, что оба в какой-то момент сдались. Картер перевернулся на спину и уткнулся взглядом в металлический каркас верхней койки.

Близко, но так далеко, и молчание только растягивает эту бездонную пропасть.

— Какой ты оптимист, — снова язвит. Грызться им явно проще. — Ну, раз так… Слушай…

После чего она изложила свой план. Все оказалось намного проще, чем Картер мог себе представить, если все же допускал мысль о том, что ее слова — не просто блеф и ложная надежда; и одновременно это было гениально. Рискованно, безрассудно, возможно, даже, суицидально, но гениально. При удачном исполнении все должно было сложиться идеально. После этого Джоанна затихла и заснула; а может, только притворилась спящей — ведь как можно спокойно спать, зная, что на носу этот отчаянный побег? Картер за всю ночь не сомкнул и глаза, взволнованный, полный предвкушения и одновременно страха провала. Им ведь тогда не жить. Хотя, впрочем… Разве имеет это значение? Все равно ничего путевого в этой тюрьме не выйдет. А вот на Немекроне… А что на Немекроне? Все то же самое. Он не может вернуться в Гарнизон с позором поражения, да еще и из удракийского плена. А больше ему некуда идти — разве что за Джоанной, если она вообще захочет его видеть. А что же она будет делать? Куда пойдет, чем займется? Картер хотел расспросить ее, но не решился, как не решится и потом.

Впрочем, неважно. Пока они отсюда не выберутся, все эти размышления — просто пустое место, не имеющее никакой ценности.

К моменту прибытию на завод Картер сделал все, чтобы вытрясти эти бессмысленные мысли из своей головы. Сосредоточиться сейчас нужно было только на побеге.

Смена началась привычно: лениво, недовольно, но спокойно. Тщательный надзор Хаяла, как ему казалось, будет только мешать его планам, но Джоанна сказала, что без Хаяла она отсюда и не ушла бы. Наверное, она задумала его убить; но Картер и не возражал. Пусть делает, что хочет.

Когда они подошли к своим рабочим местам, которые разделял целых два ряда (при этом они все еще могли ясно видеть друг друга и обмениваться немыми сигналами), Джоанна юркнула под стол, когда ее рассеянная соседка с фиолетовой кожей отвернулась. А затем выпрямилась, огляделась по сторонам, выцепила взглядом разгуливающего рядом охранника и расплылась в загадочной ухмылке. Картер нахмурился, наблюдая за ней. Только бы ее не уличили — тогда все пойдет коту под хвост.

— А ну-ка, — сзади нее возник охранник, — покажи-ка, что ты тут делаешь.

Джоанна взглянула на него самым невинным из всех возможных взглядов и тоненько протянула:

— Один шов остался. Вот, смотрите, — она достала из-под стола ботинок, повертев в руках. — Красота, да?

У нее самой зубы сводило от своего слащавого притворства; но охранник был явно доволен.

— Прекрасно. Заканчивай и неси на пункт сдачи.

— Как скажете, сэр, — Джоанна усмехнулась в ответ. Это даже не было ее работой.

— Ну а ты что? — удракиец перешел к женщине с фиолетовой кожей, нависнув над ней грозной тенью. — Показывай.

— Секунду, я только машинку настроила… — протараторила заключенная и наклонилась, заглянув под стол и тут же замерев в растерянности. Там не было ничего.

— Ну? — нетерпеливо буркнул охранник. — Задницей своей будешь в другом месте вертеть. Показывай, что сделала.

— Я… — женщина выпрямилась, и ее кожа приняла бледный сиреневый оттенок. — Я клянусь, я почти доделала пару, но сейчас… тут ее нет.

— А где она тогда?

— Не знаю, — заключенная развела руками, и Джоанне, которая нерасторопно настраивала свою машинку, стоило больших усилий, чтобы не сдержать улыбки. — Они были тут еще вчера.

— А где они теперь? — процедил сквозь зубы охранник, нарочито подчеркнув последнее слово. — Отвечай, дрянь!

— Да не знаю я! Стояли тут они, о, звезды…

— Но сейчас их здесь нет. Значит, и работы никакой нет, — жестко подвел охранник. — Эй, Джарк, — он окликнул другого удракийца, что в этот момент просматривал соседний ряд, — уведи эту лентяйка и выпори ее хорошенько. От ее брехни уши в трубочку сворачиваются.

Заключенные, которые находились достаточно близко, чтобы наблюдать за происходящим, тут же стихли в мрачном напряжении.

— Да послушайте же вы!.. — взмолила женщина, но ее слова тут же оборвала крепкая затрещина.

— Правда что, — вмешалась Джоанна, — перестаньте. Все может быть Может, кто-то другой украл ее пару, чтобы свою не делать? — в самый важный момент контроль над эмоциями поддался безупречно. Наверное, Джоанне и правда было бы жаль эту несчастную, которую она сама же и подставила, если бы только от этого не зависела ее собственная жизнь. — Вам бы следовало…

— Закрой свой рот! — взревел удракиец. — Не ты тут командуешь, ясно, падаль? Будешь совать свой нос, куда не надо, и тебя выпорют вместе с ней.

Лиггер вдохнула, поджала губы и покорно покачала головой. Подошедший Джарк увел заключенную, пока все остальные смотрели на нее и на Джоанну-Кристу с печалью и восхищением; а затем их недовольный шепот заполонил собой весь цех. Лиггер смотрела на людей вокруг и впервые не замечала на их лица и капли страха — только гнев. Их ужас наконец-то трансформировался именно в то, что ей было нужно, и чего она, смелая в своих высказываниях Криста, сама же и добилась.

Первый пункт плана был успешно выполнен; однако это всего лишь начало. Картер, неизменно наблюдавший за происходящим издалека, напрягся. Такое происходит каждый день; но все все равно исправно молчат. Так получится ли растормошить этих людей сейчас?

Уверенность Джоанны, написанная на ее лице четкими мазками, не претерпела бы отрицательного ответа. Лиггер стиснула зубы и фыркнула.

— Вот же уроды…

— И не говори, — отозвался мужчина, который стоял сзади нее, который поразительным образом услышал ее слова сквозь гудение машин. — Всех бы этих ублюдков голыми руками поубивал.

Заключенные отозвались на его слова согласным мрачным бормотанием. Джоанна скривилась и бросила:

— Так а что мешает тебе сделать это?

Шепот перерос в гул. Все время, проведенное на заводе, Джоанна только и делала, что подливала масло в огонь, распаляя нарастающее недовольство. Линтон как-то говорил, что человеческими страхами легко манипулировать и обращать при желании в оружие, полезное для самого себя. Тогда восемнадцатилетняя Джоанна называла его бессердечным идиотом; в сейчас, в свои двадцать два, она поняла, что этот человек совершенно не глуп. Он умен — опасно умен, — но и она не дура. По крайней мере, память у нее хорошая; и Линтон, пусть и был говнюком, дал ей немало полезных знаний.

— Криста, — одернул ее Лейт.

— Что такое? — издевательски протянула она, резко обернувшись на него. В глазах мужчины впервые было что-то, кроме страха и затравленности. Это был… гнев? — Мэр Рейес опять поджал хвостик и трясется, как мокрая собачонка?

— Прекрати, — буркнул он.

Джоанна театрально надула губы и воскликнула:

— А что, я не права? Ты мягкотелый трус.

— Криста…

— Помнишь, о чем мы вчера говорили? У тебя один способ искупиться, — ее голос звучало сурово и холодно, как если бы она была армейским инструктором. — Сделать то, на что тебе силенок не хватило раньше: восстать против тех, кто хочет тебя сломать, и хоть раз подумать о ком-то, кроме ноющего себя. Посмотри на этих людей, — Джоанна вскинула руку, проводя по кругу. Лейт поднял глаза вслед за ней. — Видишь, как они страдают? С ними обращаются, как со скотом, потому что ты, трусливая рохля, забился в угол и скулишь, — ядовито выплюнула она. — Так было в твоем городе. Кстати, знаешь, я никогда тебе не рассказывала, но я тоже оттуда, — солгала Джоанна. Выходило совсем неправдоподобно; но Лейт никогда не умел различать ложь: даже самую очевидную. Она наклонилась к нему и прошептала, ненавистно и обиженно: — Мой отец воевал там. Он остался без ног и рук. Моя мать не спала ночами, потому что он выл от боли круглые сутки и ходил под себя. А потом он умер, потому что захлебнулся собственной рвотой. Я ушла на войну, чтобы мстить за него, но оказалась здесь. Если бы не ты, всего этого не было бы.

Лейт сделался бледнее бумаги и даже, казалось, забыл как дышать. Его трясло; но вовсе не от страха — от ненависти, ненависти к самому себе. Еще чуть-чуть, и он сорвется. Еще чуть-чуть…

— И я не одна такая. Многие в Хелдирне пережили то же самое. Из-за тебя. Но этих людей ты еще можешь спасти от страданий.

Глаза мужчины заблестели: он думал. Джоанна предложила ему эту идею еще вчера, а теперь ей оставалось просто подтолкнуть его к тому, чтобы он решился на ее воплощение. Правда, по-хорошему с Лейтом Рейесом не получалось, и только систематические унижения помогли ему нарастить хоть какой-то внутренний стержень. Джоанна прекрасно знала, как это работает. Когда об тебя вытирают ноги, называя ничтожеством, ты хочешь взять и доказать обратное.

Гнев — это хороший двигатель. Намного лучше, чем страх.

— Или ты так и умрешь жалким подонком, и именно так все тебя и запомнят.

— Ну все, достаточно! — воскликнул Лейт, и Джоанна невольно обомлела.

Вообще-то, все еще был риск того, что мужчина, затюканный, затравленный и насильно втянутый в ее грязные игры, сейчас же пойдет и сдаст ее охранникам, после чего ее будут пороть до потери пульса и бросят в карцер, — достаточно высокий риск. Лиггер пошла на него осознанно, ведь, как сказал Картер, терять ей нечего, но почему-то все равно боялась. Боялась, что Лейт сорвется с места и выроет ей могилу в долг секунды. Она боялась; но молчала и ждала.

— Э-э-эй! Слушайте, все!

Заключенные затихли; стоящий вдалеке Картер — Джоанна метнула встревоженный взгляд в его сторону совершенно непроизвольно — напряженно выпрямился, среагировав на громкий голос Лейта.

Сейчас он либо проложит им путь на свободу, либо отправит ее на верную смерть. Но почему-то сейчас балансирование на этом шатком канате не казалось Джоанне столь пугающим и трагическим: то ли потому, что она привыкла постоянно отмахиваться от хватки смерти, то ли потому, что Картер оказался прав.

Лейт взобрался на стол, дрожащий от страха и в то же время полный несвойственной себе решимости и воодушевленности. Умом Джоанна понимала, что происходит; но тревога не сумела утихнуть, пока он не заговорил.

— Видите, что происходит?! Они обращаются с нами, как с отбросами! — Ее слова. Джоанна не знала, стоит ли ей гордиться своим влиянием на Рейеса, или стыдиться тому, что он с такой уверенностью повторяет все, что она сказала. Но сейчас это неважно. Принципы не имеют никакого значения, когда на кону стоит выживание. — Унижают, оскорбляют… Они думают, что они лучше нас, но это не так. — Ее слова. Картер наблюдает за происходящим издалека и откровенно недоумевает, хотя Джоанна и предупредила его о том, что будет. — Мы оказались тут только из-за того, что защищали то, что нас дорого. — Лжец. Лжец от начала и до конца. И все же, помыкать этим человеком действительно просто: нужен только правильный подход. Наверное, Рейла и не догадывалась, какой инструмент упустила поневоле. — И мы и сейчас не должны прогибаться под этих тиранов!

— Бунт? — воодушевленно отозвался кто-то издалека. Джоанна ухмыльнулась. Идеально.

Лейт ничего не ответил — но в тот же момент сделал намного больше, чем мог сказать. Схватил швейную машинку и швырнул ее на пол с такой силой, на какую вообще были способны его дряблые мышцы.

— Бунт! — объявил все тот же голос.

Грохот машин, которые заключенные швыряли, ломали и старательно топтали ногами, тут же заполонил собой все пространство, как и недовольные голоса. Они кричали едкие фразы, осыпали проклятиями Империю и без всякого чувства сохранения вознамерились обрушить этот рабовладельческий завод. Охрана засветилась мгновенно, но была встречена на удивление упорным сопротивлением: заключенные бросались на них с голыми кулаками, ботинками в руках, машинками и вообще всем, что попадалось на глаза. Завыла сирена.

Джоанна посмотрела на Картера и кивнула — у них было всего пять минут. Вдвоем они решительно двинулись к выходу, что оказалось на удивление просто в этой суматохе. Охранник занимались самыми буйными; до них никому бы не было дела. А если вдруг кто-то и решил бы остановить ее, Джоанна имела козырь в лице пирокинеза и спрятанного в сапоге скальпеля.

Они с Картером встретились почти у самого выхода, оба полные решимости и одновременно страха.

Страх. Джоанна всегда скрывала его особенно усердно, отказываясь признаваться в этом отвратительном чувстве даже самой себе.

У дверей их поджидал охранник, который заприметил их еще издалека и теперь уверенно расступился перед дверью. Джоанна не стала церемониться и ударила его залпом огня — удракиец повалился на пол без сознания, и, кажется, в воздухе повис запах обожженной плоти. Картер поднял ружье, которое висело в охранника за спиной, и перехватил как можно удобнее, чтобы выстрелить в любой момент. Погрузившийся в хаос бунта цех остался позади.

— Беги и не останавливайся, — напомнила Джоанна, когда они оказались в коридор. Картер нахмурился и кивнул. Сейчас все, что между ними было, будто бы стерлось и обесценилось: они были всего-навсего сокамерниками, решившимися за отчаянный побег.

— Стоять!

А вот и первое подкрепление появилось из-за угла — Картер расстрелял их, толком не глядя.

Сердце бешено колотилось в груди, дыхание сбилось, напряженные мышцы натянулись, как струны; но адреналин и природное стремление к свободе перевешивали все проявления клокочущей тревоги. Джоанна бежала быстро; Картер уверенно поспевал рядом. Оставалось еще пару минут — и они на месте.

— Ты умеешь управлять кораблем? — зубодробительный вой сирены пришлось перекрикивать, что только отнимало лишний кислород. Два шага — вдох, два шага — выход.

— Нет, — отозвался Картер, и его глаза панически округлились. — Но ты ведь умеешь?

— Нет, — бесполезно отозвалась Джоанна.

— Тогда почему ты так уверенно решила, что мы улетим на нем отсюда?!

— А что я должна была сделать: попросить у Хаяла провести мне курс по пилотированию?! — Картер ничего не ответил на ее колкость, а у Джоанны все сжалось внутри.

Еще пара поворотов — а Хаял так и не встал у них на пути. Дерьмо, дерьмо, дерьмо! Ей так и норовило выругаться, но она держалась. Если что-то пойдет не по плану, она несомненно придумает альтернативу.

Джоанна шикнула и стиснула зубы. От быстрого бега начинало мутить.

— Ладно, плевать, разберемся.

Очередное молчание, должно быть, выражало согласие.

— Я не удивлюсь, если именно эти шавки и устроили весь этот спектакль! — знакомый рычащий голос за углом оказался даже громче сирены.

Джоанна повернулась к Картеру; он не сделал того же, но заметно побледнел, несмотря на все усилия сохранить невозмутимость. Неужели он боялся этого рогатого ублюдка?

Хаял выбежал из-за угла в сопровождении двух других охранников с поднятыми в боевой готовности автоматами. Джоанна и Картер были вынуждены остановиться и замереть, пока Хаял, весь красный от гнева, разразился в презрительной тираде:

— А ты, я вижу, все никак не угомонишься, — прошипел он, глядя на Картера, чьи руки сжимали автомат с трясущимся напряжением. Он и правду боялся, а Джоанна теперь возненавидела удракийца вдвойне. — Мало тебе было?

— Закрой свой вонючий рот, — отозвалась Лиггер.

— Я вырву твой язык, — теперь он смотрел уже на нее с садистским предвкушением. — Но не убью, если вы сдадитесь сейчас же и закончите свою детскую игру в салочки.

— Надо же, как ты милосерден, — продолжала Джоанна. Задерживаться здесь, вместе с тем, становилось все более опасно. — Ищешь себе новые игрушки? — она усмехнулась. — Только вот игрушки придумали для детей. — Вряд ли он понял ее колкость, но Джоанне и не требовалось втоптать его в грязь едкими фразочками — она просто столкнет его в могилу.

— Я понял тебя, — произнес он, скривившись, и скомандовал: — Убейте их.

Джоанна сорвалась с места еще до того, как он отдал приказ; как и Картер начал стрелять. Бах, бах — оба его охранника свалились на пол с дырами в груди. Хаял на секунду обомлел от растерянности; и этого мгновения хватило, чтобы Джоанна, выхватив из сапога скальпель, оказалась рядом с Хаялом и всадила нож прямо ему под ребра. Удракиец издал рваный хрип и вцепился руками в ее плечи, стараясь заставить ее отпрянуть от него и отпустить нож. Но Джоанна лишь сжала рукоять посильнее и провернула по кругу, оставляя в его плоти огромную кровоточащую дыру. Хаял захрипел и затрясся, и Лиггер, подняв голову, увидела в его глаза не что иное, как страх. Настоящий, животный ужас.