Глава 22 (48). «Все только начинается» (2/2)

— И хвала звездам. Она была похожа на лесной сорняк.

— Я мог бы и оскорбиться, если бы она до сих пор была, — нахмурившись, опустил Расмус.

— А Ее Величество, — перепрыгнула Айзелла, — зачем вы хотели ее увидеть? — прогрохотала она и подняла на него пронзительный требовательный взгляд. Расмус призадумался — до чего же проницательная женщина эта командующая! — и бросил в ответ с вялой шутливой улыбкой:

— Спросить, как она добралась.

— Кончайте уже это ребячество, — Айзелла фыркнула и закатила глаза. — Я прекрасно знаю, зачем вы хотели ее видеть. И знаю, что занимались вы вовсе не оригами, а писали любовные письма, — Расмус сумел сохранить невозмутимое выражение лица и не раскраснеться, хотя на самом деле был очень смущен такими словами Айзеллы. Проницательная и наблюдательная. Не мудрено, что Рейла так доверяет ей и полагается. — Так вот: забудьте. Она про вас точно забыла, — внутри что-то неприятно закололо. Он и сам уже догадался. — Ее Величество никому не принадлежит — вам уж точно. Не стройте ложных надежд.

— Вы все не так поняли, — произнес Расмус. — Ее Величество, безусловно, женщина великолепная, но для нас обоих это была просто несерьезная интрижка…

— Чудно, — отрезала Айзелла. — Тогда замолчите.

Расмус хотел было возразить, ведь командующая сама завела этот разговор, но предпочел промолчать. Сегодня его охватила неожиданная меланхолия, и Расмус лишь надеялся, что они как можно скорее доберутся до Хелдирна.

***</p>

В последний раз Расмус был в Хелдирне где-то четыре месяца назад, когда, подле Рейлы, направлялся для битвы в Бурайский Гарнизон. В сравнении с Кретоном, здесь царил относительный порядок и удивительное спокойствие, и ему даже показалось, что его народ смог поладить и ужиться с удракийцами. День прибытия ознаменовался чередой бессмысленной суеты, которая важна была исключительно командующей; однако Айзелла зачем-то повсюду таскала его за собой. Пост надзирательницы Хелдирна ей уже было не вернуть: на нем уже укрепился некий господин Доган; однако Айзелла осталась здесь как его советница и по отбытию Рейлы обратно на Удракию должна была вернуться на пост губернаторши Немекроны. Расмусу казалось более логичным отправить Айзеллу в Дреттон, но, как он понял, стратегически один Хелдирн был намного важнее, чем весь Север. В любом случае, вникать во все это, а тем более раздавать советы, он совершенно не горел желанием, и потому везде бестолку болтался за Айзеллой, изредка опуская остроумные комментарии по поводу происходящего. Наконец, тот утомительный паршивый день подошел к концу; Расмусу предоставили свою комнату на первом этаже жилой башни здания мэрии, где по обычаю размещалась кочующая элита, и оставили его до лучших времен. Он пытался выведать у Айзеллы, когда та уже найдет ему хоть какое-нибудь дело, но женщина отделалась скупым «всему свое время» и велела «отдыхать и наслаждаться спокойствием». Только вот что-то особого покоя Расмус не ощущал — с тех пор, как выступил в Кретоне со своей лживой речью, до безобразия вылизанный и заутюженный, он вообще позабыл о былой безмятежности, — но все же предпочел не спорить и последовать совету Айзеллы. Придя в свою роскошную, непривычно светлую, просторную спальню, Расмус сразу же увалился на большую мягкую кровать и провалился в сон.

По привычке проснулся рано: часы на прикроватной тумбочке показывали девять с дюжиной минут утра. Вставать совсем не хотелось, но тело, привыкшее спросонья к сборам и делам, само подняло его с кровати. Расмус присел и развернулся к окну бледным, покрытым россыпью мелких шрамов мускулистым торсом: яркое летнее солнце ослепительно ударило в глаза и заставило его зажмуриться. Вчера он забыл включить кондиционер, и потому в комнате стояла приличная духота: в конце июля жара охватывала даже предгорные районы и не щадила никого. Расмус потянулся, прохрустев позвонками, и взял с тумбочки резинку. Собрал достающие до лопаток темные волосы в привычный небрежный пучок и, набросив штаны и футболку, отправился на балкон с пачкой сигар (курить он начал недавно, когда вернулся на Немекрону).

Балкон был по-настоящему элегантным и роскошным, выделанным, как и вся башня, из сплава металла и песчаника. Здесь стояло несколько горшков с декоративными карликовыми деревьями и небольшой диван с приставленным к нему стеклянным столиком. Раньше подобное убранство его, наемника из Пепельной пустоши, немало изумило бы, но за те месяцы, что он провел в обществе императрицы и командующей, роскошь стала обыденной вещью. Единственное, что все еще приводило его в удивление, это разительный контраст между удракийской и немекронской культурой. На Немекроне все здания и постройки были светлыми, легкими и изящными; в Империи же все было пропитано брутализмом и буквально давило на человека. Грубые, темные очертания городов и громоздкие приторно-роскошные дворцы — наверное, Расмус мог бы сказать, что все там было пропитано духом Рейлы.

К счастью, жилая башня с апартаментами выходила на задний двор мэрии, который был огорожен высоким каменным забором, и Расмусу не пришлось беспокоиться о ненужном внимании прохожих. Впрочем, по периметру мэрии всегда дежурила жесткая охрана, так что никто, в любом случае, не осмелился бы подойти. Расмус выудил из пачки сигару, поджег зажигалкой и закурил. Вкус никотина казался неприятным, как и жгучее ощущение в бронхах, но он все равно зачем-то продолжал курить. Облокотившись о каменное перило, принялся разглядывать скромный сад. Здесь, в укромном уголке из сочных зеленых листьев, было умиротворенно: не так, как в Кретоне, и совсем не так, как в Императорском дворце.

Интересно, а что было бы, если бы тогда он не принял предложение Рейлы и не взялся за похищение Марджери Рейес? Пал бы Хелдирн? А ведь из-за его решения, можно сказать, удракийцы окончательно завоевали целую половину южного континента. Расмус нахмурился и затянулся глубже, пока не почувствовал легкое головокружение. Вряд ли об этом стоит думать. Сделанного не воротишь и потому об этом проще забыть; но сейчас-то все может быть по-другому. Интересно, а что если он просто соберется и сбежит? Нахождение рядом с удракийцами с каждым днем все сильнее вымораживает его, и, говоря по правде, он предпочел бы убраться отсюда.

Наверное, принять предложение Рейлы было его самой огромной ошибкой за всю жизнь.

От размышлений это отвлек хруст веток, раздавшийся где-то совсем близко. Организм, натренированный на постоянную бдительность, не смог оставить этот подозрительный звук без внимания, и Расмус повернул голову в предположительный его источник. Там, где-то в метрах десяти от башни, стояла высокая худощавая девушка в бежевом садовом комбинезоне и стареньких, на вид весьма неприглядных ботинках, и что-то явно высматривала. Расмус не видел ее лица: девушка стояла, развернувшись к нему спиной, и он видел только ее черноволосую макушку, — и решил на всякий случай понаблюдать.

Девушка стояла на месте, приняв позу руки-в-боки, и притопывала ногой. Качнулась с первой на правую и щелкнула пальцами, будто озарилась какой-то идеей. Сделала шаг назад, убрала руки с пояса, закатала рукава и резко вскинула руки вверх. Расмус даже издалека видел, как они дрожат от напряжения, и совершенно не понимал, что делает эта незнакомка, пока из земли вдруг не начали пробиваться маленькие зеленые росточки. Девушка стояла так с минуту, подгоняя растения, пока не выдохлась. Тяжело вздохнула и утерла потный лоб, повернувшись в его сторону. Ее черные волосы, постриженные под «горшок», слабо качнулись на ветру, и теперь Расмус смог увидеть ее лицо. Это была эльфийка, возраст которой, как на глаз, только перевалил за двадцать. На ее бледном лице отчетливо вырисовывались зеленые метки — она была терракинетиком, какой дар в последние десятилетия стал довольно редким. Расмус, как завороженный, наблюдал за ней несколько длинных, сравнимых с вечностью мгновений, пока девушка вдруг не заметила его, и, как ошпаренная, вздрогнула и подскочила на месте. Расмус тихо усмехнулся и продолжил смотреть на нее, как та неожиданно направилась в его сторону, полная какой-то мрачной решительности.

— Доброе утро!

Девушка проигнорировала бодрое приветствие Расмуса и продолжила молча шагать в его сторону, пока не остановилась прямо под балконом, преисполненная недовольства. Теперь он мог рассмотреть ее получше. У эльфийки было худое, немного детское, кукольное лицо и тонкий нос с небольшой горбинкой. Янтарные глаза как два огня сверкали от возмущения, и девушка, словно не чувствовала и толики смущения, воскликнула:

— И не стыдно ли вам подглядывать, а?!

— А вам не стыдно так разговаривать с человеком, который живет в таких роскошных апартаментах? — колко парировал Расмус несмотря на то, что был немало изумлен такой вспыльчивой выходкой. — Может быть, я очень важный человек — какой-нибудь высокопоставленный чиновник, например, — которому вы только что нагрубили?

— Я знаю, что вы никакой не чиновник, — решительно отрезала эльфийка. — Вы просто наемник командующей.

— Но откуда об этом знать той, кто просто выращивает цветы?

— А это уже не вашего ума дела, — хмыкнула девушка. — Не смейте больше подглядывать.

— Я просто любовался, — попытался оправдаться Расмус. Вышло не слишком искренне, но он и не планировал строить из себя виноватого.

— Любуйтесь лучше командующей Айзеллой.

— Я уже пытался. Но по-моему, она скорее на вас положит глаз, чем на меня, чему я не буду удивляться. С вашей-то красотой… — эльфийка явно была смущена, а Расмус удивился самому себе. Слова слетали с губ прежде, чем он успевал подумать; но эта девушка… и впрямь ему приглянулась. С тех пор, как он впервые оказался в покоях Рейлы, Расмус не мог посмотреть в сторону кого бы то ни было другой. — Скажите, а как вас зовут?

Эльфийка готова была развернуться и уйти, но замерла на месте, усердно размышляя над тем, стоит ли представляться Расмусу. Секунды текли, он терпеливо ждал, и она наконец произнесла:

— Лукреция. Лукреция Ковалли.

— Расмус, — представился в ответ он и выбросил окурок в пепельницу в углу перила — попал, даже не посмотрев. Лукреции показалась впечатленной.

— Я уже знаю, — пожав плечами, отозвалась она.

— Не хотите прогуляться сегодня вечером? — внезапно предложил Расмус. Лукреция растерянно нахмурилась и скептически протянула:

— Но я вас даже не знаю.

— Вот как раз и узнаете, — парировал Расмус и невольно поймал себя на мысли, что каждый раз каким-то чудесным умудряется положить глаз на строптивых и привередливых. — Так что? Что скажете?

— Боюсь, что комендантский час…

— Мне можно не соблюдать, — оборвал ее Расмус на полуслове. Оба были одинаково упрямы в своем желании и нежелании идти, только вот у него в запасе были аргументы повесомее. — И вам, в таком случае, тоже.

— А вдруг вы решите убить меня, — продолжала гнуть свое Лукреция.

— Только если вы решите напасть на меня первой.

— Я вами ведь даже и не поспоришь, — раздражительно отозвалась эльфийка.

— Ну, мой язык всегда знает, что выдать.

— Неужто? — Лукреция лукаво усмехнулась и сверкнула глазами. — Что ж… тогда, так уж и быть.

— Этот город начинает нравиться мне все больше и больше… — как бы между прочим пробормотал Расмус. Чистый горный воздух, зеленый сад и прекрасная девушка в нем — чем же не чудо? — Тогда, зайдете за мой?

— Ага, ишь чего, — Лукреция недовольно сложила руки на груди. — Вы и так умудрились заманить меня на прогулку.

— Но я не знаю этот город, — Расмус театрально развел руками. — И по картам ориентируюсь плохо, — соврал Расмус.

— Ох, — девушка тяжело вздохнула, явно утомленная, — хорошо-хорошо, зайду…

— В семь, — сказал он.

— В восемь, — оспорила она.

— Ладно, — Расмус и не думал спорить, вместо этого лишь пожав плечами. — Буду ждать, Лукреция.

— Непременно. А теперь мне нужно работать, — бросила она напоследок и удалилась вглубь сада, как будто нарочно скрывшись из поля зрения Расмуса.

А сердце нашептывало, что это начало чего-то совершенно нового.