Часть 7 (2/2)

Пока девушки обсуждали шансы каждой из фигуристок на золото Финала Гран-При, Косторная уже проходила в кик, чтобы получить оценки за свой чистый прокат. Алена машет в камеру, смеется, искренне радуясь своему прокату. Очевидным было то, что девушка показала свой максимум на данном этапе. Лиза ее держит за руку, объясняя что-то со слишком серьезным лицом, которое тренеру не было свойственно. По крайней мере, Аня уверена, что никогда ее не видела такой.

— Я на Ростелекоме сказала Алене, что хочу быть с ней, — Щербакова не отрывает взгляда от экрана, кажется, переживая за результат больше, чем сама спортсменка.

— И?

— Ничего. Все хорошо.

— То есть, вы теперь снова… ну… вместе?

— Конечно же нет. Она меня отшила. Ого, — Щербакова почесывает затылок, всматриваясь в баллы бывшей, — Компы такие же, как на прошлом чемпионате России. Это явно хороший знак. В нее поверила Федерация, — Аня резким движением нажимает на пульт, который лежал на столике перед ней, — Жень, не говори ничего Алине про беременность. Начнет истерить так, словно я от нее залетела и потеряла этого ребенка.

— От Алины… — обе невольно рассмеялись, — По-моему, истерика здесь только у тебя. И ты тут улыбаешься, шутишь, пьешь, а на деле все ведь не так радужно… да?

— А на деле… Я приехала к вам, чтобы напиться и выброситься в окно. Ведь у Вас девятый этаж, а у меня только третий. Я, правда, хочу подохнуть, потому что я за-е-ба-лась, Жень. Я только и делаю, что притворяюсь. Знаешь, почему я поехала в Питер? Потому что я нихера не забыла, и мне подарили прекрасный повод увидеться с ней. Я ж больная на голову! Я зацикленная дура! Ждать год из академии Плющенко? Легко! Жить от встречи до встречи на соревнованиях? Проще некуда! Побежать, бросив все спустя три года с последней встречи? Да это ж моя мечта! Шизик! Раздвинуть ноги перед ней, сразу же после приглашения поехать к ней на ночь! Да только проститутка отдается быстрее, ведь ей заплатили за это.

— Все-все, остановись. У меня голова раскалывается, даже не знаю от чего больше: алкоголя или от новостей, — Женя растирается виски свесив голову вниз, — Не сюда надо было ехать, а в Питер. Тебе уже терять нечего, ты и так проебалась.

— Там я уже тоже все потеряла.

***

— Как же он раздражает меня, — Алена со злостью пинала небольшие попадавшиеся ей под ноги ледышки, которые еще не успели убрать после того, как подолбили лед рядом с «Юбилейным», — Вот почему нельзя вести себя не как мудак хотя бы десять минут?

Лиза, стоявшая рядом, лишь многозначительно пожала плечами. Порой Алене казалось, что Туктамышеву может занять куда больше любое движение, обычное дерево или серое небо, чем разговоры с фигуристкой. Алена наигранно дула губки и отворачивалась от тренера, пока та не брала ее за руку, рассказывая историю, которая совсем не имеет отношения к ситуации.

На самом деле Лиза просто осмысливала слова подруги, вслушиваясь в каждое слово. Иногда Лиза хотела наорать на Косторную, лишь бы та перестала придумывать для себя глупые проблемы, избегая реально стоящих внимания моментов. Тренер тщательно выбирала момент, когда ее истории, носившие юмористический подтекст, перейдут в глубокие философские размышления.

— Мудачество может быть различным, у каждого своя природа. Может, проблема вовсе не в Семененко? — Лиза разглядывает снежинки, которые упали на ее ладонь, еще не успев растаять, — Вот, в чем сущность твоего мудачества, Ален?

— А я тут причем? — Косторная возмутилась, запыхтела, ворча что-то гадкое в адрес девушки.

— Ну, смотри. Женя же не обязан дружить со всеми. Мы все имеем свои недостатки, значит, не со всеми можем сойтись. Тебе не нравится его характер, ему не нравится твой. Все. Вы друг другу просто одногруппники. А вот придираться к тому, что он грубо, на твой взгляд, поздоровался, это и есть мудачество, — Лиза растирает замерзшие пальчики, а после натягивает перчатки, — Не простила ему того, что он пытался ухаживать за Анной Станиславовной?

— Как ты красиво завернула в сторону Ани. Ну, — Алена, скрестив руки на груди, пронзила Лизу взглядом, требующим продолжения, — Давай, начинай. Рассказывай, что я дура, а Аня такая молодец.

— Не буду. Это было бы наглой ложью, а я врать не люблю.

— Угу…

— Что?

— Ничего…

— Косторная! — Лиза собирает с капота своего автомобиля снег и швыряет в лицо фигуристке, — Когда я тебе врала?

— Еб твою мать, Лиза, ты че как мудила себя ведешь, — она вытирает с лица снег, надеясь, что на ее макияж этот ком не повлияет, — Когда-когда… Кто, блять, нагло врал, что не спит с моей подругой? Даже, когда за руку поймала вас, ты все равно что-то там пыталась отрицать.

— Ой, ну, окей. Я тебя чуть-чуть не держала в курсе своей личной жизни, а ты, вот, вообще нагло врешь себе!

— Началось, — Алена выдыхает пар, прикрывая глаза, — Давай, до завтра!

— Может, хотя бы мне скажешь, почему у тебя так резко желание вернуть Аню пропало?

— Так правильно было. Забудь. Ты бы сделала также на моем месте.

— Перестала бы бороться?

— Поступила бы правильно, — Алена поворачивается, кивает в сторону машины. Лиза без лишних слов понимает намек и соглашается подвести фигуристку. Уже успокоившись, обе девушки садятся в автомобиль. Туктамышева боится спросить, в чем заключается правильность решения, ведь Аня фактически сама пришла к Алене, наплевав на жениха. Оставалось лишь поговорить и, возможно, тренер бы точно поверила в то, что любовь — это не книжный миф, не сказка для детей. И она бы сама, наверное, всерьез подумала, что может быть в ее случае тоже любовь. Они ехали некоторое время молча. Тренер коряво подпевала песне, которую крутили на радио, фигуристка смотрела на ярко-освещенные улицы северной столицы, — Аня беременна.

Секунды, длиною в вечность.

Лиза бьет по тормозам, останавливаясь на красный свет, который чуть не проморгала. Да, еще бы секунда переваривания такого факта, которым с ней поделилась Алена, и, возможно, она бы уже не имела шансов узнать правду о любви. Лиза боится повернуть голову в сторону девушки, сидевшей рядом. И слов подходящих, кроме каких-то банальных «блять», «пиздец», «ахуеть», «ебанный в рот», она не может подобрать.

— Лиз, зеленый, — тормошат ее за плечи.

— От кого? — не думая о глупости вопроса, уточняет девушка, трогаясь с места под сигналы машин, стоявших позади. Алена рядом хмурится, разглядывает озадаченное лицо.

— Не знаю, от меня, возможно. Мы же с ней провели ночь вместе, после которой она сбежала в Москву.

— Значит, тебя можно поздравить? Тогда, тем более не понимаю, почему ты ее кинула.

— Ээ… Лиз, тебе через два дня стукнет тридцать три, а ты с таким серьезным лицом обсуждаешь беременность Щербаковой от меня? Это больно и неприятно.

— А почему нет? — Лиза, припарковавшись, окинула собеседницу взглядом, постепенно отходя от шока. До нее лишь сейчас начал доходить смысл диалога, — Блять… Забудь, пожалуйста. Все, уходи из моей машины и не смотри на меня, как на дуру!

— Я думала, что мы напьемся по такому счастливому поводу.

— Я напьюсь, а ты увидишь алкоголь рядом с собой только ближе к концу февраля, — Лиза потянулась через салон, открывая дверь, — Все, вали отсюда, пока я еще какую-нибудь хуйню не сказала.

Алена заглянула в холодильник без конкретной цели, зная, что там ничего, что могло бы скрасить ее вечер, не должно быть. Это ее печалит, ведь очередной разговор о бывшей — бесконечная боль, которую хочется хотя бы облегчить. Алена бы, конечно, возможно могла сейчас вернуться домой и тут бы ее ждала любимая девушка, будь она не такой категоричной при встрече на Этапе Гран-При. Но, она уверена, что поступила тогда правильно. У Ани отношения, она согласилась стать женой Димы, она беременна от него. Ломать все это — эгоистично. Факт отсутствия алкоголя ее радует, ведь, значит, она точно не поддастся соблазну, опустошить бутылку, а то и не одну. Нельзя. Не сейчас, когда в ее комнате, среди вороха старых медалей, красуется одна новенькая. Международная. Золотая. Ей теперь уже нельзя отступать, она дала понять, что свое последнее слово она не сказала. Она, конечно же, как и сказала Лиза, напьется, но только в конце февраля, когда покинет Ванкувер. Другого варианта она знать не хочет, хотя до Чемпионата России, отбора в олимпийскую сборную осталось ровно десять дней.

Лежа на кровати в доме Щербаковых, Алена уже долгое время крутила в руках золотую олимпийскую медаль своей девушки, разглядывая каждую деталь, нюхая, пробуя на вкус. Интересно, какие они Олимпийские игры внутри, когда ты не болельщик конкретного человека, а сам часть этой мечты всех спортсменов.

— Каково это быть олимпийской чемпионкой? — Алена откладывает медаль в сторону, повернувшись на бок, чтобы лучше видеть Аню, которая сидела над кучей учебников.

— Опустошенно.

— Я думала, что это праздник, — Алена вздыхает, пряча лицо в подушку, — Может быть, оно и хорошо, что я никогда не узнаю, что такое Олимпиада.

— С чего вдруг? Тебе всего восемнадцать, все впереди, — Аня откладывает в сторону книги и ложится рядом, — В следующий раз я буду верить в тебя, а ты будешь выигрывать. Все только в твоих руках. А я буду рядом и буду болеть до последнего.

— Сомнительно, конечно, но спасибо за веру в меня.

Олимпиада оказалась так близко, как никогда прежде. Даже будучи совсем юной, Алена адекватно оценивала свои шансы и понимала, что только форс-мажорные обстоятельства помогут ей отобраться. Но, даже в отборе не получилось поучаствовать. И уже в феврале 2022 она была благодарна Богу за то, что эти игры обошли ее стороной. Ее психология на тот момент не была такой крепкой, как у Ани. Она бы не смогла справиться с давлением.

Сейчас Алена уже рационально оценивает разные варианты, но в первую очередь, она понимает, что Олимпиада — мечта и цель, достижение которых меняет людей. В ней все сломано настолько, что бояться нечего. То, что сломано — нельзя сломать.

Если бы она только знала, что после разрушения, можно долго и нудно растирать каждую деталь в порошок. Если бы она только знала, что сейчас, пока она убеждает себя в правильности принятых решений, Аня собственноручно растирала в пыль себя.

«Все хорошо»