день 1: четыре сезона (r) (1/2)
они встретились зимой, но в их душах уже расцветала весна. ясная, пушистыми облаками увенчанная, лишь холодная пока еще, не распустившаяся.
и их сердца цветочными бутонами были. пионы хои только начинали набухать, даже цветом пока не налились, укрытые от холода, спрятанные за объемными яркими кофтами. она никому не позволяла коснуться своей души, в сердце лишь соя и пробралась, еще до рождения поселилась там. и постепенно отдалялась, расцветая маленькими голубыми фиалками.
словно не боялась совсем ничего. шагнула в собственную весну, ухватившись за чью-то тонкую ладонь, и теперь днями напролет в библиотеке пропадала и дарила кому-то, о ком упорно молчала, свои редкие улыбки.
нахоя же улыбалась всем, но продолжала блуждать февральскими лесами, намеренно уходя вглубь, где ее ни за что не настигли бы лучи весеннего солнца.
но никто ее не предупреждал, что в том лесу полным-полно других напуганных сердец, что прятали от всех свои бутоны. или купали их, почти распустившиеся, в ледяных водах горных ручьев.
холод способен подарить бессмертие, запечатленное в едином положении лепестков.
ран никогда не хотела любить никого, кроме сестры. и с каждым днем ее орхидеи обрастали новым слоем льда. не пуская никого внутрь. не выпуская риндо из адамантовой клетки, в какую ран ее с рождения заключила.
ран совершенно не хотела подставлять свою бледную кожу весеннему солнцу. загар ей не к лицу. тепло ей чуждо. она сидела одна, в тонком платье, и лелеяла свою искаженную временем любовь.
как такую не согреть? накрыть тонкие плечи кислотной толстовкой и неосознанно тронуть многолетний лед огнем непослушных волос, колкими насмешками и звонким смехом пустить трещины по выстроенному куполу. в шутку толкнуть на ответные насмешки, улыбнуться натянуто шире, бледное запястье поймать, пресекая удар…
они подрались во дворе старшей школы уже на первой же неделе обучения. у ран выпуск в этом году, экзамены, поступление. у хои все заботы только впереди и немного порванная новенькая школьная форма.
и в ярко освещенных коридорах они встречаются слишком часто. ран намеренно каждый раз толкает младшую плечом.
бесит!
желтый лак, алый блеск, пластиковый стук дешевых браслетов, во все стороны торчащие кудрявые волосы, что настоящим огнем обжигали.
бесит, что искусственное солнце по имени нахоя кавата пускает все больше трещин на ледяном шаре.
бесит!
лиловый взгляд свысока, стук тонких каблуков о паркет, изящная походка, идеально гладкие, но отвратительно окрашенные волосы.
бесит, что столь холодная красота ран хайтани способна привлечь солнечные лучи и пригреть пионы в груди.
и они наливались цветом, все ярче становились. как и улыбка, стоило им вновь в коридоре пересечься.
весна вырывалась с их душ и стремительно пробиралась в реальную жизнь. окутывала теплом и легкой дрожью, что прохладным ветерком касалась отцветающей сакуры.
и прикосновения постепенно смягчились. кончики пальцев скользили по тонкой ткани форменной блузы и могли порой задеть обнаженное бедро, пока взаимный обмен колкостями становился более долгим и тихим. ведь зачем кому-то еще слышать о лепестках все той же сакуры, что запутались в нерасчесанных рыжих волосах, и о пересушенной утюжком соломе, которую состричь проще, нежели вернуть ей живой блеск.
и когда жарким июнем они начинают встречаться даже за границей школы, лоб в лоб — или точнее носом в грудь — сталкиваясь в каких-то подворотнях или шумных торговых центрах, разговоры за кислым лимонадом постепенно теряют всю неловкость, острые углы сглаживаюся похожим музыкальным вкусом, внезапные прогулки затягиваются до поздних вечеров. прикосновения задерживаются на оголенных участках кожи, а в едва приоткрытых глазах виднеется тот самый живой блеск, от которого обе убегали.
и босиком добегая до дома, полностью под проливным дождем промокнув, хоя смотрит на свое раскрасневшееся отражение, не замечает за спиной ни встревоженную сою, ни мелькнувшую рядом с ней черную макушку. сердце из груди выскакивает и распустившимся под теплыми лучами пионом падает прямо в руки. глубокое бордо выдержанного вина.
и пьянит не хуже дорогого виски. кружит голову и совершенно обо всем заставляет забыть — ран понимает это, лишь когда, укрывшись от дождя в каком-то круглосуточном кафе, смотрит на оттаявшие и уже даже потеплевшие лепестки собственной орхидеи. у нее губы того же винного цвета.
и помада совершенно не должна была оставлять столь яркие следы на покрытой веснушками бархатной коже.