2 (2/2)

Шульдих не двигался, молча наблюдая за ним из-под ресниц.

- Спасибо. А теперь оденьтесь… если не возражаете.

- Я положил вещи в стиральную машину.

Йоджи достал с полки шкафа пижаму и, ни слова не говоря, аккуратно пристроил на подлокотник дивана. Пижама была не новая, но чистая - и уж точно не хуже, чем шмотки какого-то бродяги. Шульдих сел и так же молча потянул ее к себе. Не желая видеть, как он одевается, Йоджи отвернулся и опять достал ноутбук.

Ему нравилось представлять задачу ворохом запутанных проводов: часть из них оборваны и никуда не ведут, но другие - как правило, больше одного - соединяются с нужной кнопкой, нажатие на которую озаряет всё ярким светом.

Так вот, если расследование - это клубок с кучей торчащих концов, полезно не циклиться на одном, а подергать за разные: какой-нибудь да поддастся.

Найти в Интернете сайт международной ассоциации поиска пропавших детей не составило труда. “Каждые полчаса в мире пропадает или теряется ребенок, - гласила броская надпись в шапке сайта. - Пожалуйста, не проходите мимо!” Со всех страниц смотрели десятки детских фотографий. Имя, возраст, обстоятельства пропажи. Особые приметы...

Шульдих определенно принадлежал к европеоидной расе. Означало ли это, что его похитили где-то в Европе? или в Америке? “Обычно мы путешествуем самолетами”, он сказал.

“Около десяти лет назад” могло на деле оказаться как девятью, так и двенадцатью. Даже если он помнит свой возраст на момент похищения - это ничего не даст, учитывая, что он не знает, сколько ему сейчас.

- Может, попробуем упорядочить ваши воспоминания - от самых свежих к самым давним - раз уж это всё, что у нас есть? Вдруг да обнаружим что-нибудь… полезное.

Шульдих подобрал ноги, упираясь пятками в край дивана; фланелевые брюки туго обтянули колени.

- Почему бы нет? Попробовать можно.

- Отлично, - сказал Йоджи. - Дайте мне одно воспоминание текущего года, любое. Самое первое, самое яркое… что угодно.

- Новый год, - подумав, начал Шульдих. - Я затесался в толпу студентов, ждущих праздничную процессию. Они были… забавные. Болтали про экзамены и кто где провел Рождество. Смеялись над каким-то Су. Думали, я их однокурсник. Я был убедителен - даже сам на минутку поверил. Вы знали, что в некоторых кампусах после первой сессии… впрочем, неважно. Помню, я всё не мог решить, кому оставить пакет. Оставил очкарику с пухлыми губами - он понравился мне меньше всех. Потом… я ушел. Не стал ждать, когда бабахнет.

Он умолк. Йоджи тоже молчал, постукивая по ноге сигаретной пачкой. Хотелось спросить, где это случилось - и в то же время не хотелось ничего знать. На душе было горько и мерзко, будто кто-то затушил там вонючий окурок.

Он сглупил. Думал, что дело важнее личности, профессиональная честь важнее личных сомнений и антипатий. Что закон и мораль - не одно и то же…

Но детектив не должен помогать убийце.

- О, вам не понравилось, - едко заметил Шульдих. - У меня есть и более светлые картинки - но вам придется дать мне что-то взамен. Деньги, или какую-нибудь вещь, или информацию, которую я мог бы при желании использовать против вас... Раз уж я решил круто изменить свою жизнь, первым делом хочу покончить с оказанием бесплатных услуг.

Йоджи изумленно вытаращился на него:

- Услуги? Вы - мне?!

- Бросьте, - с неожиданной злостью выплюнул Шульдих. - Вы же теперь сдохнете от досады, если не узнаете отгадку. Что вы делали до меня - выслеживали гулящих мужей, искали заблудившихся кошечек, случайных попутчиц из метро? Я - комета на сером небе вашей жизни! Ваш шанс стать… хоть кем-то. Кудо, да вы чего?! Я повесил перед вами морковь толщиной со слоновью ногу, а вы жалеете отсыпать мне орешков?

На секунду Йоджи заподозрил, что телепат, вопреки договоренности, опять читает мысли - но странного покалывания в затылке не было. Наверно, чтобы вычислить его место под солнцем, достаточно просто не быть идиотом. Шульдих имел возможность оценить его офис, а теперь сидит в квартире - и видит то, что видит: убого обставленную тесную конуру. Слишком многое пришлось бы втолковывать ему, чтобы заставить понять, какое значение имеют для человека собственное агентство и крыша над головой. Деньги не главное… или вернее, главное - не только деньги.

И все-таки...

Жизнь детектива кажется захватывающим приключением - пока не хлебнешь ее как следует.

Хуже всего было даже не то, что Шульдих по-своему прав - а то, что вся его правота не могла заглушить голос совести, твердивший “Откажись от этого дела”.

И что Йоджи не собирался прислушиваться.

- У меня есть печенье с кокосом. Сладкое улучшает работу мозга. - Во всяком случае, именно это он говорил себе, в очередной раз набивая магазинную корзину недостойной мужчины едой.

- Тоже неплохо, - кивнул Шульдих. - Давайте.

Йоджи порылся в навесном шкафчике над мойкой, где плотно утрамбованной мешаниной хранился небольшой запас еды, и, отыскав пакет Ginbis, бросил ему. Потом вернулся на прежнее место в углу и зажег новую сигарету. Шульдих надорвал упаковку и захрустел печеньем, роняя крошки на диван.

- Осень прошлого года. Что-нибудь всплывает?

- Трепанги на острове Хайнань. Огромные, здесь таких не увидите. Адские гусеницы. Но вкусные, черт...

Йоджи подумал, что Шульдих, должно быть, из тех потомков доисторических всеядных, кто оценивает окружающий мир с точки зрения его пригодности в пищу.

- На Хайнане у вас тоже было задание?

- Формально да. Но меня отправили запасным, а в итоге за три дня я так и не понадобился. Знаете, что в жизни самое лучшее? - Шульдих мечтательно улыбнулся. - Когда ты совершенно никому не нужен.

Йоджи придерживался другого мнения, но спорить не стал. У каждого свой опыт.

- Ладно, как насчет лета девяносто шестого? Найдется что рассказать?

- Мартина.

- Одна из ваших?

- Она тоже была телепатом.

- Была?

- Как бы вам объяснить… Такие способности, как у нас - своего рода болезнь. Мозговой слизень, который проникает в организм с рождением, активизируется в пубертате, а годам к тридцати либо принимает стойкую… хроническую форму - либо проигрывает в борьбе с иммунитетом. Именно это, очевидно, случилось с Мартиной: ее дар начал сбоить. Она делала ошибки. Выпала из общения… ну, знаете, думаешь ей: “Мартина, где пульт от телевизора?” - а она смотрит на тебя так, будто пытается читать по губам. Ее перестали брать на задания.

- Никто не пытался ей помочь?

- Это невозможно. И запрещено. Потом… однажды ее увезли и больше не вернули - ни к нам, ни, насколько мне известно, куда-либо еще.

- У вас есть какие-нибудь догадки о том, что с ней стало?

Шульдих фыркнул:

- Чего гадать - выключили, конечно.

- Как “выключили”? - не понял Йоджи.

Шульдих молча поднял руку и, взявшись за воображаемый рубильник, дернул кистью вниз.

- Это… обычная практика?

- Такое случается, - ровно сказал он. - Все знают, но обсуждать тоже запрещено. И когда я говорю “обсуждать”, то не имею в виду “вслух”.

- Разве можно контролировать мысли?

- Всё, что поддается обнаружению - поддается контролю.

Йоджи попробовал представить, как долго он сам протянул бы в этом... ментальном аквариуме. Сложно не свихнуться или не рухнуть в депрессию. Есть ли у телепатов хоть что-то интимное?

Неудивительно, что Шульдих готов рисковать за единственный обрывок своей личной памяти.

- А те, чей дар сохранился?

- Считается, что им повезло. Видал я одного пожилого пирокинетика: апартаменты в Сеуле - с бассейном и гаражом на четыре машины - жена, дочь… может, даже настоящие. Цивилы знают его как преуспевающего детского нейрохирурга. Понятия не имею, почему он выбрал эту профессию - вряд ли он когда-нибудь держал в руках скальпель. - Шульдих вытянул из заметно похудевшего пакета новое печенье и закинул в рот целиком. И как это при таких аппетитах ему удается сохранять отменную фигуру? (Не то чтобы Йоджи волновала его фигура - он просто привык отмечать всё, что попадало в поле зрения). - А вот телепатов такого возраста не видел ни одного. Самому старшему, кого я знал, было слегка за сорок, и его барабанные перепонки не потревожил бы даже ядерный взрыв. Смешно. Вы слышали, что, когда человек теряет один из каналов восприятия, у него обостряются остальные? Я имел удовольствие наблюдать интересный случай обратной компенсации.

- Значит, вариантов всего два - или потерять дар и быть… - Йоджи не хотелось повторять использованный Шульдихом эвфемизм: он звучал хуже, чем жестокая правда. - ...убитым, либо сохранить его в ущерб здоровью, если не жизни?

- Есть еще третий: преданно служить организации. Доказать, что можешь быть полезен в любом качестве. Но у меня, как видите, проблемы с преданностью и беспрекословным подчинением. - Шульдих выдал одну из усмешек, которые как будто таились наготове в уголках его широкого рта. - Что, я опять омрачил вашу картину мира?

- Переживу, - буркнул Йоджи. - Давайте дальше… то есть, я хотел сказать - ближе к началу истории.

Дальше пошло труднее: Шульдих начал делать длинные паузы, путаться в датах и деталях. Йоджи понимал; его собственные детские воспоминания были смазаны временем, как надпись на классной доске в давно заброшенной школе. Жизнь с Хидео, болезнь матери… побеги из дома - сначала на день, в течение которого его никто так и не хватился - потом дольше… насовсем. Полиция. Как старик Шуичи орал на него, сотрясая стены участка: “Если у тебя не хватает ума и сил стать достойным человеком - лучше умри, чем позорить свою семью!” Как Манкс - студентка на стажировке - кормила его булочками, приговаривая “Тише, тише, не торопись” - будто он и вправду шмыгал носом от обжигающей крепости кофе, а не от горя и мучительного стыда.

Наверно, он просто не хотел вспоминать.

- ...на скамье в каком-то парке. Я и другие дети, человек пять или шесть. Фестер… он был старше всех, у него уже пробивались усы… велел мне: иди возьми мороженого на всех. Я подумал, у меня же нет денег. А он говорит - деньги не нужны. Иди и возьми. И я пошел. Там был киоск с мороженым. Я взял, сколько надо, а потом подумал мороженщику: “Вот, смотри, я даю тебе деньги”. Но у меня не получилось - я не знал, как должны выглядеть деньги, которых он ждет. Он велел проваливать и не морочить ему голову. Я вернулся к своим и сказал: покажите мне деньги. Но они не могли - разумеется, у них тоже не было - и тогда Фестер дал мне по шее и сказал: “От этого идиота проку не будет”. - Шульдих помедлил и, хохотнув, небрежно добавил: - От него проку оказалось больше, так что в конце концов все получили мороженое. Все, кроме меня.

- Это и есть ваше самое первое воспоминание? - выждав немного, подвел итог Йоджи.

- Похоже на то.

- Помните, как выглядел мороженщик?

- Мне он показался довольно пожилым - может, потому, что я сам был ребенком. Темные волосы, красный козырек на голове… ну, знаете - просто козырек, без верха.

- На каком языке он говорил?

Шульдих длинно вздохнул.

- Вникните уже, а? Для меня все языки одинаковы. Я понял бы его, даже если бы он вовсе не открывал рта.

Йоджи отодвинул пепельницу и крепко растер лицо обеими ладонями. Полтора часа, пять сигарет и пакет печенья спустя они оказались на том же месте, с которого начинали. Как там говорил Шерлок Холмс, “дело на одну трубку”?

Наверно, трубки курятся куда дольше, чем Mild Seven с ментолом.

- Послушайте. А может, и не было никакого похищения? Что, если ваши родители просто… не справились? Испугались. Поверили, что эта ваша организация - самое подходящее место для такого как вы.

Шульдих смерил его тяжелым немигающим взглядом:

- Тогда я тем более хочу их найти.

Имеет право, подумал Йоджи.

Он чувствовал тут какую-то темную дремучую справедливость - важнее личных мотивов, старше закона и морали. Кем бы ни был Шульдих, что бы ни натворил - он имел право знать, почему всё сложилось так, а не иначе.

И помочь ему осуществить это право - означало выступить на стороне справедливости.