11. В нужном свете (1/2)
Какой же он всё-таки...
О́ни в прострации. Если бы у проклятых духов существовала своя фея-крёстная, то это был бы её звёздный триумф. Иначе просто невозможно объяснить каким чудом ему достался этот воинственный, солнечный лучик. Который между делом своей настойчивостью выбивает у мужчины почву из-под ног. Целиком и полностью.
На лице Горо палитра предрассветных оттенков неба. Бледно-розовые губы, алые щёки и бордовые, выглядывающие из-под брони, бусины сосков. Хочется зажать их между пальцев, смочить ареолы слюной и прикусить, дабы посмотреть на бурю чужих эмоций. И ещё сделать так, чтобы следы от собственных когтей пестрели на молодом теле фиолетово-синим. Как раскат грома на пасмурном поприще. Истерзать кожу бёдер до неузнаваемости и заставлять щенка выкрикивать своё имя. Итто легонько мотнул головой. Это было явно не его желание. Отчасти.
Собственное лицо краснеет, а коготки опускаются на ушки, щекоча белоснежную шёрстку. Сердце пропустило удар. Аратаки готов поклясться всей своей коллекцией оникабуто, что он только что отчётливо слышал стон. Стон в его губы.
... Невозможный.
И почему никто за всё это время так и не изобрёл механизм, способный записывать звуки и ставить их на повтор? Чудакам из Фонтейна следовало бы взять на заметку. Тогда Итто бы точно стал их постоянным клиентом, занозой мира продаж, магнитом разорения и по списку. Если, конечно, сможет выторговать свою копилку у Синобу обратно. Молоденькая лисица-оборотень, вступившая в мир тьмы совсем недавно, по мнению о́ни, слишком прозорлива. Забрать бы у неё своё имущество и пожизненно запереть в мире живых. Сбагрить на службу в храм Наруками, например. У Куки ещё при жизни были конфузы с тамошней жрицей.
Хотя, а у кого их не было?
Мужчина и не заметил как погряз в размышлениях. Один звук, а так сильно перевернул восприятие. Теперь ему страшно любопытно узнать как голосок генерала звучит в бою. Имеет ли он те же свойства, что и сейчас?
Надо же.
Горо жмётся ближе, внаглую пользуясь моментом. Никогда не угадаешь, что покажется более-менее неожиданным: его сдавленный скулёж или же утробный рык. И то и другое произведёт вибрацию, что только поспособствует смерти беспрепятственно ухватить о́ни за руку и увести на тот свет. Прямиком к бабушке, которая, скорее всего отлупит его за глумление над солдатами сёгуната, доведение детей до слёз и совращение миловидного генерала.
Кто тут ещё кого совращает, а?
Затуманенный взгляд пробегается по мальчишке. Бинты на запястьях взмокли от пота и непосредственно от их близкого контакта. Грудь вздымается часто-часто, кожа липнет к коже, а пламенный хвост выкручивает настолько живописные восьмёрки, что у Итто невольно перехватывает дыхание.
Прикосновения оголённого торса к его собственному, дразнительное покусывание губ и постанывания в поцелуй - всё это кажется эротическим миражом, проделками вредоносного, тысячелетнего целомудрия.
Скованность движений, ожившая от предоставленной картины, задаёт тревожные вопросы: «А реально ли это всё?» или «Точно не будет такого, что Горо сейчас натешится в своё удовольствие и ускользнёт под шумок его сердца, оставив наедине с недоумением?»
Генерал целует рвано и мокро, из-за чего поцелуи кажутся невыносимым мучением. Итто парирует их нежностью. По крайней мере, пытается. Невесомо соприкасается с его губами, проникает внутрь, стараясь не углубляться слишком сильно, дабы у щеночка была возможность дышать. А последний же будто бы спецом не отстраняется надолго. Пресекает любое развитие начала разговора.
Таким образом, сдержанность - отличительная черта о́ни, она растворилась под мягкостью и напором чужих губ, уступая место низменным желаниям, которые скрывались за пеленой неловкости. Чувства обострились. Итто отчётливо слышит вой ветра вперемешку с хлопотом крыльев бабочек. Волны швыряют обломки кораблей, а в мыслях творится настоящий хаос. И только самообладание каким-то чудом всё ещё держится на плаву. Демонический суфлёр подозрительно молчит.
Оно и к лучшему.
Твоя выдержка... Одним словом, чушь собачья.
Тц. Сглазил.
Насмешка разносится в голове как шум прибоя. Видимо, для демона сидеть молча в искорёженном разуме любителя нежностей - всё равно, что запереть человека в газовой камере. Глаза застилает мутной пеленой, а на висках проступают вены. Побочный эффект от контакта с престарелой, гадкой сущностью. Который легко можно убрать если не заострять внимания. Сложно, но возможно. А ещё лучше будет переключиться на что-нибудь, нет, на кого-нибудь другого. Того, что не почуял неладное и продолжал его целовать, например.
– Эй, отвлекись от меня, щеночек.
Рука с татуированными полосами ложится генералу на щёку. Как же Итто хочется, чтобы сейчас мимо их уютного гнёздышка пролетела падающая звезда. Сквозь электрические облака и ночной воздух. И позволила загадать то, что позволит ему держать это миниатюрное личико в своей ладони чаще чем всегда.
Горо нехотя отрывается от чужих губ. Как по команде, юноша замирает в полумраке прихожей. Слышится довольный смешок. Его тут же подхватывают на руки и прислоняют к стене. Руки ложатся на крепкие плечи, а ноги скрещиваются за спиной у о́ни, фиксируясь на пояснице.
– Молодчина.
Поцелуй в макушку и самодовольная улыбка. Никогда ещё Аратаки не был так рад тому, что может облекать мысли в действия. Не поддразнивать щенка, а именно принимать сладость его губ, ласкать нёбо языком, вредоносно покусывать щёки изнутри, дабы потешить устаревшую жажду крови и своего внутреннего демона.
Будто бы это на что-то влияет.
И правда в том, что Итто очень сомневается, что эта своеобразная милостыня перед ним, призванная на мнимый контроль, узаконит его лидерство в эту ночь. Виды на мальчишку, увы, имеет каждая частица его души. А если говорить откровенно, то более древняя планирует поиметь не только мозги о́ни, но и, разумеется, его щенка. Ни больше и ни меньше. И Аратаки очень постарается не допустить или же оттянуть этот злополучный момент до конца.
***</p>
Тело Горо обмякло, когда его опустили на кровать. Пылающее лицо прячется за ладонями. Сказать честно, он и сам не ожидал, что его ответный порыв вседозволенности приведёт к такому повороту событий. Да и к тому, что его колени будут дрожать также как и стёкла в окнах во время грома, мягко говоря, он тоже был не готов. А ведь ещё даже толком ничего не произошло. Для него, разумеется, ибо в глазах о́ни уже пошатнулась целая Вселенная. Если не больше.
– Теперь прячешься от меня, м?
Мужчина осторожно уселся на постели. Его шёпот прозвучал как любовное заклинание или же божественное песнопение. Как бы там ни было, но эффективность выше всяких похвал. Юноша расслабленно выдохнул. Неожиданно исчезли все тревоги и сомнения. Удивляясь своему спокойствию, генерал отнимает руки от лица и смотрит перед собой так, словно жалеет, что разлепил ресницы в принципе. Все известные молитвы в срочном порядке пронеслись в голове, заступорились и мгновенно сменились восхищением.
Интересно, а все демоны такие горячие или он один такой?
Все приличные мысли бросились врассыпную. Архонт его знает когда, но Итто успел избавиться от своих верхних одеяний. Пепел распущенных волос рассыпается по плечам. Проступающие вены на руках - произведение искусства, обладающие пленительными свойствами и Горо рассматривает их так внимательно, что начинает казаться, будто бы он ювелир, которому всучили драгоценный камень из Ли Юэ. Рога на свету ещё сильнее наливаются алым, напоминая переспелые яблоки.
Между делом чужая ладонь, причём огромная, избавляет рыжие прядки от захвата заколки, подцепив её когтями за чёрную нить. Медное украшение со звоном падает на тумбочку, чуть не задев склянку мази. На макушке юноши воцарилось настоящее бедствие, которое тут же взъерошили пальцами. О́ни завороженно смотрит перед собой. Своеобразное, молочное пятнышко эстетично гармонирует с медовым оттенком волос.
Горо поражённо застыл. Фантазия слишком учтиво предлагает дальнейшие варианты развития событий. В одном из них его животом укладывают на постель и лениво расстягивают пальцами. В другом методично обследуют тело, губами выискивая участок чистой кожи, которому не посчастливилось побагроветь от полученной метки. В третьем и, разумеется, самом желанном мальчишку грубо имеют в рот. И самое меньшее, что генерал сможет предложить в качестве благодарности, - себя. Во всех смыслах.
Почему раздет он, а неимоверный стыд испытываю я?