Глава 19 (2/2)

— Помочь? — тихо спросил Женя, и Леша, медленно моргнув, протянул руку.

— Да.

Женя помог Леше встать. Тот для проформы еще поморщился, поойкал, потрогал спину и выпятил губу.

— Синяк, поди, на всю спину будет, — проныл он.

— Не надо было на стуле качаться, теперь чинить еще придется, — Женя вздохнул и опустился снова на колени, собирая ошметки мебели.

— Не посмотрите?

Женя поднял голову. Леша стоял к нему спиной, повернувшись так, чтобы видеть учителя, и задирал рубашку. У Жени пропали все слова.

— У меня там на спине шрам. Кажется, содрал, и кровь идет.

— Ты… Ты лучше в медпункт иди, — тихо сказал Женя, вставая и прижимая к груди ножку стула, — там… Посмотрят.

— А Вы?..

— А я не буду.

— Ладно, как скажете, — Леша опустил рубашку, пожал плечами. В кабинете повисла тишина. Они не смотрели друг другу в глаза.

— Женя… Александрович, — тихо позвал Леша, но Женя, шумно развернувшись, в два шага оказался у шкафа с инструментами и принялся громко там копошиться.

— Иди в медпункт. А я пока стул починю. Сидеть-то на чем-то надо будет.

— Хорошо, — тихо сказала Леша, и так же неслышно вышел.

У Жени задрожали руки. Когда шаги по коридору стихли, он привалился спиной к стене и закрыл глаза.

Вот так болезнь.

***</p>

— Евгений Александрович, обожди! Разговор есть.

Женя обернулся. Он только проводил Любу до дому, стараясь не заводить прошлого неудавшегося разговора. Девушка, к счастью, сама его тоже не начинала — скромно ждала, когда Женя заговорит первым. Вот только он не знал, как заговорить об этом. Вот, вроде, и слова во рту вертятся, только открой его да и скажи: «Вы мне нравитесь!» И дело с концом. Это ведь даже не будет откровенной ложью — Люба ему правда нравилась, только… Не совсем так, как она того ожидала.

Но он молчал. Убеждал себя, что просто хочет сделать это красиво. Может, написать письмо? Или стихи? Или подождать концерта для выпускников? Признаться после, в красивом зале, когда не будет лишних глаз, а не вот так, на улице, возле дома.

Да, пожалуй он так и сделает. И Женя выдыхал, каждый раз придумывая все новые и новые отговорки.

А Люба ждала. Слушала, кивала, поддерживала разговор. А потом, вдруг, ни с того, ни с сего, когда уже поднялась на крыльцо, вдруг серьёзно сказала:

— Говорят, война будет.

— Полно, что Вы такое говорите? — опешил Женя неожиданно изменившейся теме. Он знал, что война шла где-то там, далеко, за пределами его понимания. И никто, кроме Любы, вот так прямо, без околичностей и страха, ни разу не говорил об этом. Люба пожала худыми плечами.

— По радио слышала.

— Там многое болтают.

— Вы не верите?

Женя откашлялся. Не то чтобы эта тема ему не нравилась, но она настораживала его еще больше, чем разговоры о любви.

— Не хотелось бы верить в это. Уверен, с нашей страной такого не случится.

— Иногда я думаю, что, если бы я была мужчиной, точно бы пошла на фронт, в случае чего. А Вы… Когда-нибудь думали о таком? — спросила Люба, поднимая газа.

Женя поспешил прикинуться, что неправильно ее понял.

— Да, конечно. Я бы тоже пошел.

— До свидания, — Люба улыбнулась и взялась за дверную ручку, — увидимся завтра в школе.

Женя подождал, пока тонкая фигура скроется за окном. Вспыхнул свет, зашевелились занавески. Женя постоял мгновение возле дома, а потом развернулся и, не оглядываясь, пошел в сторону своего дома. Если бы она была мужчиной… Как она это сказала. Как будто что-то почувствовала, что-то, о чем Женя часто думал — будто он сам часто был не на своем месте.

И вот он услышал позади себя знакомый голос. Обернулся, встретился глазами со Степаном.

— Здравствуй.

— Я с тобой долго разговаривать не буду, — начал Степан, подходя к Жене и держа руки в карманах. Весь его вид внушал тревогу. Женя быстро оглянулся — на улице никого, уже начинались сумерки. Он почуял, что разговор не будет приятным — таким злым казался ему Степан.

— Случилось что?

— А то ты сам не догадываешься.

— Нет.

— Любу оставь в покое, — быстро проговорил Степан, вынимая руки из карманов, и сильно сжимая их в кулаки. Женя приподнял брови.

— Мы просто общаемся.

— Знаю я, как вы общаетесь! — повысил голос физрук, и Женя вздрогнул, — домой ее постоянно провожаешь, в кабинете ее как медом тебе намазано, каждую перемену там! Я тебе говорил уже, что она мне нравится, говорил? А ты за ней так и таскаешься! Тоже мне, друг!

— Степан, правда, меж мной и Любовь Матвеевной ничего нет, — Женя выставил вперед руки в примирительном жесте. Он немного покривил душой — хотел, конечно, признаться ей, но разве он был виноват, что нравился Любе он, а не Степан? И знал об этом, как тут не знать? Даже был бы Женя слепым — и то заметил бы, как Люба на него смотрит. Так только влюблённая женщина смотреть может, словно готова все тебе отдать — и себя всю, и всю любовь. И жалко Жене ее было — нет же у него таких чувств, но и сердцу не прикажешь. От Степана Люба бегает, как от чумного.

— Еще раз повторяю, не приближайся к ней. За тобой вон баб бегает — целая прорва. Тебе мало их? Любую выбирай, если тебе это, конечно, нужно, — Степан презрительно фыркнул и осмотрел Женю с головы до ног, — а то ведь всякое болтают про тебя.

— Что же про меня болтают? — едва дрогнувшим голосом спросил Женя.

— А то ты не знаешь! На рожу вышел, все девки бегают за тобой, а ты от них нос воротишь. Больной, что ли, ты?

— Может, и больной, — устало произнес Женя, и Степан, опешив, даже открыл рот, не произнеся ни слова, — но позволь Любе самой решать, кто ей мил.

— Если ты отстанешь от нее и другую себе выберешь, она тебя забудет! — снова перешел на крик Степан. С веток вспорхнули птицы. Женя почувствовал лёгкую дурноту от этого разговора. Когда его уже оставят в покое с этими делами сердечными? Ему бы со своей головой и сердцем разобраться, в порядок их привести, а не думать еще о других!

— Если ты настаивать продолжишь и преследовать ее, она все равно с тобой не будет, — мягко сказал Женя, но это была неправильная тактика.

— Это я-то ее преследую?

Степан в два прыжка подлетел к Жене и обрушил на его лицо удар кулака. В голове зазвенело. Теплая кровь потекла на губы, и Женя чудом удержал равновесие. Удар был не столько болезненный, сколько неожиданный и обидный.

— Еще раз к ней подойдешь… — начал Степан, но злость его начала проходить. Он будто и не ожидал, что ударит так сильно, или что Женя не ударит в ответ. Он смотрел на своего товарища, перебегая по окровавленному лицу глазами, — я тебя предупредил.

— Она сама может выбрать, — спокойно сказал Женя, чувствуя кровь на губах. Соленая. Но зубы были целы, это радовало.

— Я все сказал, — отчеканил Степан и, повернувшись, уверенной походкой удалился. Женя достал из кармана платок, приложил белоснежную ткань к носу. Платок наполнился кровью. Зажимая нос рукой, Женя вошел в дом. Прошел на кухню. Плеснул из кувшина водой на ладони и склонился над маленькой раковиной.

Нос болел. Он осторожно потрогал его двумя пальцами, проверяя, не сломан ли. Убрал платок от лица, и кровь потекла в раковину. Жить будет. Благородное дело — получить по лицу за девушку, которая тебе даже не нравится.

Женя вытер руки, пошмыгал носом — кровь приостановилась, но перегородка болела, а вокруг все опухло и посинело. Завтра каждый в школе спросит, от кого Евгений Александрович посмел получить по лицу. И ведь будут жалеть, будут сопереживать, а толку-то?

Внутри Женя даже радовался этому удару. Это как будто немного отрезвило его болезнь, показало ему… Что он нормальный, как все — вот, подрался. Точнее, получил по лицу, но суть от этого не меняется. Да и боль не такая уж и сильная была, Женя бы вытерпел и сильнее…

— Женечка, — услышал он тихий голос тетки, — что случилось?

— Ничего, все хорошо.

— Тут это, к тебе пришли.

— Кто? — Женя вздрогнул, представив, что Степан вернулся его добить. Женя поймал себя на мысли, что даже не стал бы сопротивляться. А зачем? Может, это было бы и к лучшему. Может быть, он бы так его избил, что ни одна девушка на него бы уже и не посмотрела: ни Люба, ни Ритка, ни еще кто-то. И было бы так легко и спокойно — жить уродом, не привлекать ничьего внимания, читать книжки и не думать о том, что ты какой-то не такой…

— Ученик твой. Тот самый.

Женя опешил. Отер руки о рубашку, выглянул в коридор. Тетка моргала большими глазами.

— Что он тут забыл?

— Сказал, ты тетрадь какую-то в школе оставил. Он принес.

— Скажи, что меня дома нет, — зашипел Женя, — я его в гости не звал!

— Женечка, но он пришел уже.

— Пусть идет домой!..

От напряжения, с которым Женя шипел, кровь снова пошла носом. Он чертыхнулся, хотел уже юркнуть обратно в кухню, когда услышал шаги по коридору.

— Евгений Александрович?

Женя попятился спиной. В узком коридоре, на фоне обоев в цветочек, высилась фигура Царевича. Он встретился глазами с Женей, и на его лице проявилось… Беспокойство? Тревога? Да. Все разом. У Жени гулко стукнуло сердце.

И от этого ему стало только хуже.