Глава 14 (1/2)

После выступления я мечтал быстрее уйти. Мне совсем не хотелось нарваться на Женю Александровича и его выговор. Каким-то чудом у меня получилось не попасться ему на глаза. Я обрадовался, что сейчас встречусь с Риткой, и мы немного прогуляемся по деревне. Но не тут-то было. Почти у выхода меня нагнал физрук:

— Царевич, подожди, — Степан подбежал ко мне трусцой и широко улыбнулся, — ну, даёшь! Стихи твои всех насмешили. Так хохотали, что пресс болит! Как ты вообще это придумал?

— Талант, Степан Борисович. Талант.

— А ты куда это собираешься? — поинтересовался физрук.

— Я? — я покосился на выход. Свобода была так близко, — концерт все равно скоро закончится. Я больше не нужен, и Женя Александрович меня отпустил.

Враньё получилось достаточно убедительным, поэтому Степан только кивнул. Учитель больше ничего не говорил, но всем своим видом показывал, что разговор не закончен. Неловкое молчание затянулось.

— Я пойду? — решил спросить я.

— Ты это, не спеши. У меня дело к тебе есть. Пойдем, — Степан схватил меня за локоть и потащил в спортзал в сторону подсобки.

У меня не было ни единой догадки, о чем со мной хотел поговорить физрук. Точно не об оценках и не о поведении. Он никогда не делал мне замечаний. Напротив, громко смеялся и отмахивался от моих шалостей. Степан был неплохим, но недалёким. Красавцем его тоже было не назвать. Однако учитель был простым, добродушным и вызывал симпатию.

Когда мы пришли в подсобку, физрук закрыл её на щеколду. Я понял, что разговор будет секретным, но задавать вопросы не решался. Мне оставалось только смотреть по сторонам и ждать, когда Степан решит озвучить свое важное дело.

Я уже успел посчитать мячи и скакалки. Взгляд цеплялся за спортивное оборудование и неуверенного физрука. Он все молчал, и я не выдержал:

— Степан Борисович, что Вы хотели мне сказать?

— Да, точно, — физрук покрутил шеей влево-вправо, — я насчёт твоего классного руководителя.

— Жени Александровича?

— Ну а кого же ещё!

— А что он?

— Да ничего. Ты с ним много времени проводил, когда Вы к концерту готовились. С ним и с Любовью Матвеевной, — Степан расплылся в блаженной улыбке и покраснел.

— Ну да. С Вами тоже.

Я до сих пор не понимал, что он от меня хотел. Но нутром чувствовал, что всему виной дела сердечные. Физрук ведь был влюблен в биологичку. Это знали и видели все. Сложно было не заметить, как он вился вокруг неё и всячески пытался обратить на себя ее внимание.

— Так вот, — Степан хлопнул в ладоши и выпалил, — ты не видел ничего подозрительного?

— Подозрительного?

— Подозрительного! — физрук взлохматил рыжие волосы и вздохнул, — Любовь Матвеевна… Люба. Она очень хорошая девушка и…

— Она вам нравится, — подытожил я.

— А с чего бы и нет! Добрая, скромная, порядочная. Но меня не замечает.

— Так от меня Вы что хотите?

— Царевич, ты же не дурак. Не дурак же?

— Нет, вроде…

Степан многозначительно промолчал. Наверное, он думал, что, если я не дурак, то сам догадаюсь. Сложить два и два было действительно просто:

— И Вы хотите знать, нравитесь ли Вы Любе? Точнее Любовь Матвеевне. И что у нее с Евгением Александровичем?

— Ну не дурак же! Так что?

— Почему Вы это спрашиваете у меня? Вот у неё и спросите.

Мне совершенно не хотелось влезать в эти любовные интриги. Пусть сами разбираются. Взрослые люди, в конце концов.

— Любочка меня не замечает и бегает от меня.

— Значит, у неё с Евгением Александровичем много общего, — я усмехнулся, вспоминая, как Женя бегал от меня и Ритки.

— Что это у них общее? — встрепенулся физрук.

— Да ничего.

— Выкладывай, Царевич. Я тут весь день торчу в подсобке и в спортзале. Ничего не вижу. А спросить мне некого. Не хочу иметь дело со старыми училками-сплетницами. Если все расскажешь, то разрешу тебе месяц не ходить на мои уроки.

— Так бы сразу, Степан Борисович, — я довольно улыбнулся, — могу сказать, что вашей Любочке нравится Женя Александрович. Это же очевидно. Она постоянно смущается и краснеет, когда смотрит на него.

Физрук поменялся в лице. Он поджал губы и опустил взгляд. Казалось, что вся его фигура поникла и сгорбилась.

— А Евгений Александрович? Ну, пытается ухаживать за ней? Не видел ничего такого?

— Да не знаю я! Но они всегда вместе. По коридорам ходят, болтают на переменах.

— Да что она в нем нашла?! — обиженно возмутился Степан.

— Так Вы попробуйте проявить внимание. Не знаю… Ухаживайте, провожайте до дома, дарите цветы.

— Я дарил!

— А она?

— Ничего.

— Как это?

— А вот так! — Степану было сложно находиться без движения. Он начал махать руками и пританцовывать на месте, — я же притащил ей букет в кабинет. Думал, она оттает, придёт ко мне в спортзал поблагодарить. А я бы уже начал разговор. Но нет. Всё этот Женя вокруг неё вьется.

— Это она вокруг него вьется, — справедливо заметил я.

— Ну нет. Любочка девушка гордая. Она бы не стала.

— Вам виднее. Но если Вам так нравится Любовь Матвеевна, то поговорите с ней. Либо с Женей Александровичем.

Этот разговор успел мне наскучить. Скорее всего меня уже ждала Ритка. Я хотел, как можно быстрее уйти из школы и встретиться с подругой. У меня больше не было сил разбираться в любовных проблемах физрука.

— Думаешь?

— Думаю. Вы же мужчина!

— Да, Царевич. Пожалуй, ты прав. Нужно решать эту проблему по-мужски, — Степан сжал кулики и начал отрабатывать удары на воздухе. Физрук, что с него взять.

— Ну, я пойду? — с надеждой спросил я.

— Иди, иди. И если что-то узнаешь, то обязательно мне скажи.

— А как же ещё, Степан Борисович, — я кивнул ему на прощание и постарался как можно быстрее убраться из школы.

***</p>

— Шо ты так долго? — как только я вышел на крыльцо, меня встретила Ритка, — я всё жду, жду. А тебя нет.

— Да меня физрук задержал, — отмахнулся я.

— Стёпа?

— Ну да. Он самый. Ладно, пойдём уже.

Я взял подругу под руку и потянул за собой. Мне не терпелось уйти отсюда поскорее. А то мало ли? Ведь Женя Александрович был вездесущ. Ещё поймает меня и вернет на концерт. Или придумает какую-нибудь новую деятельность. С него станется.

— Да подожди ты, а шо он хотел? — заинтересовалась Ритка.

— Не поверишь, — я не удержался и закатил глаза, вспоминая смущёного Степана, — там такие любовные драмы!

— Шо там, ну? Расскажи.

— Он же влюблен в Любу.

— В убогую эту? — недовольно цокнула Ритка.

— Ага, а Любе нравится Женя Александрович. На Степана она даже не смотрит. Вот он и страдает.

— А Женя шо?

— Да ничего. Женя, как Женя.

— Леша, Лешенька, — Ритка резко остановилась и схватила меня за плечи, — он же твой учитель. Расскажи всё, шо знаешь. Ему кто-то нравится?

— И ты туда же, — я снисходительно покачал головой, — что вы все в нем нашли?

— Надо шо! Шо ты там понимаешь!

— Ну-ну, — засмеялся я, мысленно представляя Женю. Да, он был действительно красив: тёмные волосы, обрамляющие лицо, задумчивый взгляд, правильные черты. Бывало, я засматривался на него. Особенно, когда Женя увлекался и рассказывал про своих любимых писателей. В такие моменты он становился воодушевленным и притягательным. Он хорошо ко всем относился, был добрым и отзывчивым. Женя был хорошим. Я признавал это, несмотря на нашу затянувшуюся войну. Наверное, если бы я был девушкой, он бы мне понравился. Если бы… Я отмахнулся от образа Жени Александровича и посмотрел на Ритку. Подруга нахмурилась и молча шла рядом.

— Рит, ну правда. Не нравишься ты ему. Тебе женихов мало?

— Ты не понимаешь! — воскликнула Ритка, — на шо мне эти женихи? Евгений Алесаныч — это… Евгений Алесаныч.

— Ну? Что в нем такого особенного? — в лоб спросил я.

— Он… Он… — Ритка открывала и закрывала рот, не зная, что сказать. Мне не верилось, что подруге действительно нравился Женя. Она была увлечена им, но настоящей любви там не было. Они не подходили друг другу. Совсем, абсолютно.

— Ну вот. Сама не знаешь, — усмехнулся я, — и такой, как он, скорее влюбится в такую, как Люба.

— До шо ты такое говоришь?! Я же краше.

Ритка заулыбалась и начала крутиться передо мной. Она так увлеклась, что споткнулась и чуть не упала:

— Аккуратнее! — я подхватил подругу под локоть.

— Шоб так женихи падали к моим ногам, — засмеялась Ритка.

— Только хорошие. Другие тебе не нужны.

— Не нужны, — грустно ответила подруга и о чем-то задумалась. Я был готов поклясться, что она вспомнила свою первую любовь. Ей по-прежнему было обидно и больно. Я обрадовался, что меня никогда не бросали и не разбирали сердце. Мне даже не хотелось думать, как сложно собирать его по кускам.