Глава 2 (1/2)

В школьном кабинете было прохладно, сыро и скучно. Если с холодом я мог смириться, то скука сводила меня с ума. Кто-нибудь вообще считает, что физика — это весело? Думаю, что нет. Хотя Пашка за первой партой выглядел заинтересованным. Он что-то писал, пытался задавать вопросы и отчаянно поддакивал учительнице. А Валентина Михайловна монотонно читала параграф, ничего не замечая. Она была очень старой и уже давно потеряла интерес к работе.

— Всем все понятно? — время от времени спрашивала Колба (так мы прозвали учительницу за тучную, круглую фигуру). Ей никто не отвечал, и она снова задавала один и тот же вопрос, — точно все понятно? — громкий, поставленный голос отлетал от стен кабинета.

Отличники на первой парте активно кивали. Валентина Михайловна вздыхала и продолжала урок.

Поначалу я пытался вникнуть. Честно! Но это было так неинтересно, что я быстро сдался. Уроки Колбы — не мое.

Чтобы убить время, я начал смотрел в окно. И мечтал, как после уроков пойду гулять. Начало февраля выдалось снежным, поэтому я не хотел терять шанс покатать девчонок на санках и забросать снежками. Но до конца учебного дня было ещё два урока. Поэтому мне ничего не осталось, кроме как развлекать себя подручными способами. Я нарисовал кораблик на полях тетради, бесцельно листал учебник и развлекал себя игрой в гляделки с портретами великих физиков. Ломоносов на меня так пристально смотрел, что я не удержался и отвел взгляд.

— Свет, — я обратился к соседке по парте, — что ты делаешь?

Макарова никогда не отличалась болтливостью, но это не мешало мне пытаться ее разговорить. Светочка была скромной, тихой девочкой. Наверное, поэтому нас вместе и посадили. Мы провели с ней почти девять лет за одной партой. И даже начали дружить, хотя были абсолютно разными.

— Тише, Леша, — еле слышно прошептала подруга, — я учусь. Сегодня Степан Иванович обещал устроить опрос. А я не готова. И еще он будет проверять сочинение, — Света посмотрела на меня большими голубыми глазами. Ей было страшно.

Признаюсь, Степан Иванович пугал даже меня. Да он пугал всех! Жёсткий, бескомпромиссный учитель, у которого никогда нельзя получить пять. Да и бог с ней, с этой пятёркой. На его уроках было главное не получить указкой по рукам или чего хуже.

— Я тоже не готов. Я вообще забыл про этот опрос.

— Зато он не забыл. Ты бы лучше прочитал что-то. Он же будет спрашивать.

— Да уже не поможет, — я махнул рукой, принимая свою участь. У меня все равно не получилось бы запомнить весь материал.

— Ну-ну, — Света покачала головой, возвращаясь к тетради.

Я ещё несколько раз попробовал разговорить подругу, но Макарова не обращала на меня внимание. Когда я понял, что мне ничего не светит, то решил пристать к Маше.

— Эй, Иванова, — полушепотом я позвал одноклассницу.

— Чего тебе? — она спросила нарочито безразлично, но не смогла скрыть улыбку. Я знал, что нравлюсь ей. Уже несколько месяцев я провожал её домой и помогал носить тяжёлый портфель.

— Да ничего, — я улыбнулся в ответ, вырывая лист из тетради. Получилось криво, но и так сойдёт. Быстрым, неаккуратным почерком я написал записку, скомкал бумагу и бросил её прямо в Машу.

— Леша! — она возмутилась, но начала с интересом читать написанное. Я предложил проводить её сегодня до дома. И у меня не было сомнений, что она согласится.

— Ну, так что? — спросил я.

— Я подумаю, — Маша опустила взгляд и покраснела. Она была одной из самых красивых девочек в школе, и мне льстило её внимание. Поэтому я всякими способами пытался ее привлечь.

— Ну, подумай, — я улыбнулся, — а если ты согласишься, то что мне за это будет?

— Леша! — она вспыхнула и обижено надула губы.

— Что? — хитро спросил я, — ты же хочешь, чтобы я тебя проводил, да?

Маша ещё сильнее покраснела. Она готова была отрицать очевидное и спорить. Но, видимо, в классе стало слишком шумно, потому что Колба оторвалась от монотонного чтения:

— Тишина в классе! Иванова, Царевич! Вы на уроке, — Валентина Михайловна постучала рукой по столу, призывая класс к тишине. Но все продолжали заниматься своими делами.

В конечном итоге, учительница громко захлопнула учебник и ушла в подсобку. Конечно же, она сказала, что пошла проверять тетради. Но все знали, что она там пьет чай и ест печенье. Я не мог её за это винить. Ведь сам бы не отказался сейчас от чая.

Вскоре прозвенел звонок. Валентина Михайловна так и не вышла из подсобки. За стенами кабинета стало очень шумно. Дети бегали по коридорам. Кто-то мчался в столовую, кто-то сбегал с последнего урока. И только мой класс насторожился. Мы начали со страхом ждать звонок. Никто не двинулся с места. Нам предстоял урок со Степаном Ивановичем.

Все достали учебники, дневники и тетради. Дети положили принадлежности на край парты и выровняли по краю стола. Учитель-тиран мог поставить двойку даже за бардак на столе.

— Порядок на парте — порядок в голове, — кряхтел Иванович, — а у тебя нет ни того, ни другого. Нарожали выродков. А ещё хотят, чтобы выросло достойное поколение. Тьфу!

Оспаривать его решение было бесполезно. Даже директор школы не решался конфликтовать со Степаном Ивановичем. Мол, человек пожилой, опытный. И совершенно никого не интересовало, что этот пожилой и опытный человек ненавидел всех. Особенно детей. Даже самые заядлые двоечники сидели и пытались повторять материал. Они хотели запомнить хотя бы крупицу информации. У них пока был шанс прослыть просто тупыми, а не ничтожными и портящими генофонд.

— Лёш, у меня ничего не получается, — Света схватилась за голову и легла на парту, — сколько учу, но ничего не запомнить. Эти правила, куча исключений. А сочинение получилось очень корявым. Если переживу этот урок, то…

— Переживешь! — я улыбнулся, пытаясь подбодрить подругу. Хотя сам боялся нарваться на гнев Ивановича. На его уроках я старался делать вид, что слушаю очень внимательно. А когда он смотрел на меня строгим взглядом, я делал задумчивый вид и понимающе кивал. Но у меня все равно не получалось притворяться умным. Возле доски учитель разносил меня в пух и прах. Иногда мне удавалось отделаться десятью минутами позора, парочкой оскорблений и двойкой в журнале. Иногда — походом к директору. Но все равно ерунда.

— Ну-ну, — подруга скептически покачала головой и вновь уставилась в учебник. Я решил последовать её примеру. Мне бы не помешало пролистать последний параграф. Но как говорится — «Перед смертью не надышишься».

Степан Иванович вошёл в класс сразу после звонка. Он был худощавым стариком со злобным выражением лица. От него несло валерьянкой и больничным запахом. Все подскочили со своих мест, приветствуя учителя. Но ему было все равно. Не тратя ни минуты на предисловие, Иванович открыл учебник и начал проводить устный опрос.

Он хаотично называл фамилии и задавал вопросы. Если ученик не отвечал в первые три секунды, то его ждал шквал унижений и ор. Прошло только десять минут урока, но под раздачу попало трое учеников. Никита и Алёна мужественно пережили этот допрос. Не иначе. А вот Зиночка выбежала из кабинета в слезах.

Я чувствовал себя, как на мине. Честное слово, легче было ответить (и опозориться) и пережить этот кошмар, чем ждать.

— Ну что ж, — Степан Иванович громко причмокнул, — на сегодня все? Или у вас в классе есть ещё кандидаты на звание самого умного? Малашин? Или, может быть, Белов? — он выдержал паузу, похлопывая указкой по открытой ладони. Все замерли. — Хотя, — протянул он, — я вижу, что хочет ответить Макарова. Давай. Удиви меня.

Я услышал, как Светочка громко вздохнула. Она начала ёрзать на стуле и теребить карандаш, пока ждала вопрос. А Степан Иванович, словно наслаждался своим положением и никуда не спешил.

Он подошел к нашей парте и бесцеремонно взял тетрадь:

— Вижу, что сочинение написано неверно. Грамматика хромает. А выводы! Это же смешно, — он скривился, пробежав глазами по строчкам, — но может, ты удивишь меня устным ответом?

Когда Иванович задал вопрос, Света бросила на меня испуганный взгляд. Я понял, что она не знает.

— Я… — начала Макарова, — я думаю, что…

— Думаешь?! Да судя по всему, ты не умеешь думать! Твое сочинение отлично демонстрирует отсутствие ума, — Степан Иванович разорвал тетрадь, отбрасывая на пол.

— Я… Я не поняла тему, — Света опустила глаза.

— Не поняла тему? Чтобы понять — нужно слушать и учить. Это русский язык, а не физика. Здесь не нужно понимать! Это потому что ты бог знает чем занимаешься на уроках с Царевичем! Как так можно?! Не понимаю. Даю тебе последний шанс, Макарова. Если не ответишь, то получишь два.

Все замерли. В классе было очень тихо. Казалось, я слышал, как у Степана Ивановича хрустят кости. Он ходил туда-сюда по кабинету, обдумывая самый каверзный вопрос. И когда он его озвучил — раздалось жалобное «Я не знаю».

— Отвечай! Живо!

— Я не знаю, — едва плача, повторила Света, — извините.

— А что ты знаешь?! — Иванович стукнул указкой по парте, задевая пальцы подруги, — отвечай!

— Я… — она запнулась, пряча руки под парту, — я правда не знаю.

Не понимаю, чем я думал. Наверное, во мне взыграло чувство справедливости. Я не мог допустить, чтобы этот старый хрыч бил мою подругу. Когда Степан Иванович снова замахнулся указкой, я подскочил и попытался перехватить её. Конечно же, у меня ничего не получилось. Я получил по рукам и нарвался на гнев учителя.

— Она же сказала, что не знает, — мне хотелось, чтобы мой голос звучал уверенно. Но на деле мне было до жути страшно. Я понимал, что против Ивановича у меня не было шансов.

— Что?! Нашелся защитничек? А ну сядь на место, паршивый мальчишка!

— Вы не должны бить детей, — вслух сказал я, но мысленно умолял себя заткнуться и не спросить с этим дедом.

— Да кто ты такой, чтобы меня поучать?! Я в этой школе работаю больше, чем ты живёшь!

— Так может, вам пора на пенсию? — я прикусил себе язык. Нельзя было это говорить. Нельзя! Но было поздно. Я осмелился поднять взгляд на учителя. Он смотрел на меня мутными от старости глазами. Я видел там настоящую злость, — извините. Извините, пожалуйста.

Я попыталась исправить положение. Но мысленно был готов к вызову родителей в школу и двойке по русскому языку и литературе за год.

— Малолетний придурок! — Степан Иванович огрел меня указкой по рукам. От шока я не успел среагировать. Учитель в два шага оказался рядом. Он больно схватил меня за ухо.

Я айкнул, пытаясь освободиться. Но хватка стала ещё сильнее.

— Отпустите!

— Закрой рот! Считаешь себя самым умным, Царевич? Тоже мне. Тьфу на тебя! Нашелся тут царских кровей! Я покажу тебе, что значит дисциплина, — учитель потянул меня к двери. Я бы никогда не подумал, что в теле дряхлого старика скрывалась такая сила. Ухо горело. Это было больно и унизительно.

Степан Иванович вытолкал меня в коридор. Пока я приходил в себя, он схватил меня за рубашку, заставляя повернуться к нему спиной.

— Что вы дел…

Сначала я услышал звук, рассекаемого воздуха, а потом почувствовал боль. Место удара начало гореть огнем.

— Учу тебя разговаривать со старшими.

Ещё один удар указкой пришелся по лопаткам. Я дернулся. Попытался отстраниться. Но учитель не позволил мне этого сделать, удерживая за рубашку.

Наверное, я бы смог его оттолкнуть, выхватить указку, дать сдачи. Хотелось верить, что я сильнее старого маразматика. Но я боялся пошевелиться, чтобы не сделать хуже. В школе нам говорили, что учитель — это святое, авторитет. Но разве можно бить детей таким зверским образом?

— Не надо! — но у меня не получилось его остановить. Я нарвался на череду ударов. После пятого я заскулил. Казалось, что кожа на спине трескается. Расходится, как плохо сшитый шов. А он все бил и бил. Исполосовал мою спину.

— Хватит! — взмолился я, когда больше не мог терпеть. На что получил сильный подзатыльник. Но наконец-то меня отпустили.

— Возвращайся в класс! Сейчас же! — Степан Иванович указал на дверь. А я смотрел и не верил, что он это со мной сделал.

Рискуя нарваться на очередную взбучку, я развернулся и побежал прочь. Мне было все равно, что урок не закончился. Что в классе остались мои вещи. Плевать! Я был готов сделать все, лишь бы оказаться подальше от старого маразматика. Каждый шаг отдавал болью. Спина горела. Но я упрямо бежал к выходу из школы. Оказавшись на лестнице у входа, я плюхнулся на ступеньки. Нужно было дождаться Свету.

Прозвенел очередной звонок. Но я не сдвинулся с места. Дети радостно пробегали мимо меня, спеша домой. Я смотрел им вслед. Хотелось убежать от школы, как можно дальше и никогда не возвращаться. Но я словно прилип к ступенькам. Я чувствовал себя ничтожным и разбитым.

— Лёш, — я услышал знакомый голос. Света неслышно подошла и слабо улыбнулась, держа мой портфель в руках, — ты на урок не вернулся.

— Ага.

Подруга села на ступеньки рядом со мной, стараясь не испачкать подол школьного платья. Светочка все делала аккуратно. Она прилежно писала в тетрадях, заплетала косички и была послушной девочкой. Учителя и даже родители ставили мне её в пример. Но я не обижался. Ведь Света и правда была умницей.

— Что произошло? — немного смущаясь, Света прикоснулась к моему запястью, — весь класс слышал, как орал Иванович.

— Ничего.

— Лёш?

— Говорю же. Ничего не произошло.

Я вскочил на ноги и надел пальто. По привычке я закинул портфель на спину, но она тут же заныла. Я скривился, но быстро вернул спокойное выражение лица.

— Ну, что? Пойдем?

— А разве ты не собирался провожать сегодня Иванову? — голос Светы обиженно дрогнул. Она все ещё сидела на ступеньках и смотрела на меня снизу вверх.

— Да зачем мне она нужна! Пойдем вместе, — я протянул руку подруге. Она недоверчиво на меня посмотрела, но тут же кивнула.

Мы неспешно шли по знакомым улицам. Я тащил на себе два портфеля. Пытался шутить. И каждый раз отмахивался, когда подруга спрашивала про Степана Ивановича. Мне не хотелось её пугать. Пусть лучше думает, что он только орал, надрывая связки. Но чем больше я думал о случившемся, тем сильнее убеждался, что я это так не оставлю. Глупо, но мне хотелось отомстить. Устроить этому старику такую подлянку, чтобы он запомнил её до конца жизни.

— Ну, пришли, — мы остановились возле подъезда Светы. Я протянул ей портфель. Но подруга мялась. И, кажется, не собиралась уходить, — ты идёшь?

— Иду.

— Ну, пока.

— Пока.

Мы попрощались. Но не сдвинулись с места, продолжая глупо смотреть друг на друга. Я понимал, что Света хочет что-то сказать. Поэтому я спокойно ждал и не торопил подругу.

— Я не хочу, чтобы ты провожал Иванову домой! — внезапно выпалила Света.

— Что? Почему?

— Потому что!

Я опешил, не зная, что ответить. Реакция Светы была мне не понятна. Я провожал её гораздо чаще, чем Иванову. Мы ведь друзья. А Машка так… Увлечение.

— Почему? — снова спросил я, — мне все равно на эту Машу.

Света недоверчиво на меня посмотрела:

— Ага. Как же.

— Ты моя лучшая подруга. Не она.

— Ну, какой же ты глупый, Царевич!

Я не успел среагировать, как Светочка в один шаг оказалась рядом. Она быстро поцеловала меня в щеку. Это был лёгкий, детский поцелуй. Определённо не мой первый. Но я так опешил, что не мог пошевелиться или что-то сказать. Через несколько секунд подруга отстранилась и, не оглядываясь, побежала в подъезд. Теперь-то я понял, почему Свете никогда не нравилась Иванова.

Наверное, нам нужно было все обсудить. Как там делают взрослые? Разговаривают и решают проблемы. Мама постоянно мне говорила, что любую проблему можно решить с помощью языка и обаяния.