Пролог. Разными дорогами (1/2)

В Дрезен потянулись первые купцы — в основном шли из Кенабреса, груженые всякой снедью и спиртным. У каждого в руках была подорожная с командорским росчерком, за спиной — тяжелый обоз и несколько человек охраны. Сами охранники тоже имели при себе документы, в основном это были добровольцы и перенаправленцы из тыла. Крестоносной армии нужны люди, и Мендев развернул целую кампанию по привлечению жадных до ратной славы вчерашних путешественников и следопытов. Отдельно тянулся длинный караван заключенных, жаждущих искупления — они подписали простые контракты, по которым отправлялись под начало командора Мерисиэль, и никто этому не противился: слух о том, что Дрезен все-таки взят, разнесся подобно пожару в сухом лесу. Последнее сражение едва успело окончиться, а в каждой таверне тыла уже гремели громкие тосты за здоровье командора, королевы и «того забавного рогатого парня, как же его…».

Все они думали, что служба добровольцем — это посидеть в уютном Дрезене, хорошеющем с каждым днем, помочь в обустройстве города, пока демоны забились в норы и стесняются казать голарионцам рыла. Это хвалиться родным и знакомым, что побывал «в том самом Дрезене» и остался жив. Легко же остаться живым, если под боком полубожественный командор и ее шайка, а армия на самом деле больше никуда не идет? Так и рассуждали люди, полуэльфы, шебутные хафлинги и неугомонные гномы. Их в Мендевскую армию шло особенно много — борьба с выцветанием обязывала менять обстановку как можно чаще, а в Дрезене никто из них в своей жизни еще не был. Кто был — давно лежал на кладбище либо разбежался из Мендева, уехав так далеко, как только было возможно, вместе с семьями, собаками и котами.

Кенабрес, освобожденный, отстраиваемый едва ли не более быстрыми темпами, чем Дрезен, стал невинным золотым яблоком для уличных воришек. Черви — преступные группировки, объединения культистов и наемные убийцы — успели его покинуть за время осады, и теперь Халран едва ли не лично проверял каждого, кто пытался поселиться в городе, на лояльность и крестоносный дух. «Город, который выстоял» — обозначение волей-неволей приживалось в народе, названия магазинчиков и даже крошечных лавочек тяготели к этому девизу, создавая городской страже постоянные проблемы. Булочник и бакалейщик вполне могли подраться за особенно удачное название вроде «Командорская забава» или «Улыбка белой жрицы». Такой Мерисиэль осталась в памяти горожан — эльфийкой в белом, с решительным взглядом и невероятными божественными силами.

Новый глава Орлиного дозора, тифлинг, чье имя пока не стало нарицательным по всему Речному городу, регулярно вербовал рекрутов, отдавая предпочтение отправленным в тыл с серьезными ранами ветеранам пятого похода. Молодые мальчишки и девчонки, убеленные сединами ветераны и просто крепкие бойцы попадали в его зону внимания, неизбежно получая предложение присоединиться к ордену на правах временных членов. С возможностью карьерного роста и правом занимать койку в едва восстановленном Сером гарнизоне: это особенно ценилось, ведь каждый камушек, найденный в форте, можно было выгодно продать на черном рынке, выдав за тот самый, которого касался командорский ботинок.

Но не смолкал упорный шепот — говорили в подворотнях, на маленьких кухнях и в больших столовых. Говорили о том, что ничего еще не закончено, что язва должна быть закрыта. Мерисиэль почитали как живого бога, но требовали взамен решения проблемы раз и навсегда. Любой ценой, любыми жертвами.

И лучше всего в одиночку, чтобы бесчисленные мужья и жены, дети и родители наконец-то вернулись домой. Почему-то победившая Мендевская армия не спешила распускать рекрутов по домам, продолжая вербовать все новых… интересно, почему?

***

Они все прошли по тракту — три разные судьбы, три разные силы, не понятные ни окружающим, ни им самим. Они пришли раздельно, еще не зная, что обречены встретиться. Каждый шел за ответами, каждый был одинок и оторван от прошлого — кто-то хотел узнать его поскорее, а кто-то мечтал не вспоминать совсем.

Была еще одна: ее жизнь должна была сложиться иначе, но прервалась в Утраченном святилище. У нее было прошлое, и после смерти она стремилась туда, где когда-то была счастлива. Тянулась едва теплящимся сердцем и проясненным посмертием сознанием, упрямо шагая навстречу бесконечным повозкам и караванам. Сходила с тропы, завидев очередных путников — никому нельзя было видеть ее лица, слышать голос и вспоминать имя, которым она звала себя всю жизнь.

Она хотела попрощаться с дочерью, что осталась в Кенабресе, прежде чем сделать то, для чего все еще ходила среди живых. Учитель потребовал вмешаться в крестовый поход, и Айла Ваэрис склонна была его послушаться — древний лич, почитаемый во внешнем мире как мученик, стал ее новым командиром.

***

Уголек все свободное время проводила на крепостной стене, глядя на приближающиеся к стенам новые и новые караваны. Она заканчивала работу в госпитале и спешила сюда — и Зосиэль не был уверен, что девочка вообще спит или ест. Сегодня было как раз такое утро — трое суток минуло с захвата города, и улицы все еще пахли кровью и смертью. Видеть здесь, в военном городе, столь юное и чистое создание казалось шелиниту мучительным и неправильным. Он принес плошку с простым завтраком, какой пожертвовал ему храм Иомедай в лице жрицы Абадара; сегодня Зосиэль собирался остаться голодным.

— Уголек? — он подошел к девочке. Она вздрогнула и обернулась с широкой улыбкой. — Тебе так нравится смотреть на караваны?