1. Персональная атака панического характера (1/2)

Брат отвечает, когда я уже подхожу к универу: присылает селфи, сделанное в облупленном туалете. Где именно он ночевал, что встречает утро в подобной обстановке, я понятия не имею, но радует то, что на фотографии определённо его помятая физиономия.

А в моём отражении выглядел как-то… солиднее? По крайней мере, точно не походил на похмельного мертвеца.

Ян пишет что-то ещё, но я уже не читаю: время поджимает, и пара уже начинается, а я до сих пор стою в холле и пытаюсь нащупать пропуск в кармане рюкзака. Студенческого тоже нет. Бабулька за вахтой смотрит на меня пронзительно, словно душу хочет вытянуть, и я решаю пойти напролом.

— Простите, — стараюсь выглядеть как можно жалобнее, — я, кажется, студенческий забыла. И пропуск тоже. А у меня сейчас пара вот-вот начнётся, пропустите, пожалуйста…

Уже, строго говоря, началась. И не какая-то, а первая в семестре по фармакологии, за пропуск которой с меня точно три шкуры снимут. А уж как её придётся отрабатывать, я не имею ни малейшего понятия, и узнавать не очень хочу.

Вахтёрша выглядит не слишком впечатлённой. Хмурит выщипанные до ниточек брови, проходится по мне взглядом сверху донизу, и цедит, что никого с улицы пропускать не собирается.

— Но у меня пара! Я очень прошу, мне…

Мне пиздец, как надо в этом семестре получить стипендию, потому что подрабатывать вместе с занятиями до пяти вечера и зубрёжкой я ебанусь. А ещё мне не хочется включать в свои планы на жизнь конфликт с преподавателем, которого я ещё в глаза не видела.

— Раньше надо было думать, — отрезает бабулька. — И приходить вовремя, а не в половину девятого.

Кто бы спорил, в общем-то. Но мне в последнее время снятся исключительно остросюжетные кошмары, за отходняком от которых время пролетает слишком уж быстро. А отключать будильник я за время обучения научилась, не приходя в сознание, и это задачу ничуть не облегчает. Глюки ещё эти…

Возможно, в какой-нибудь лихой реальности я бы рискнула с разбегу через турникет перемахнуть, но здесь против было слишком многое: физической формой я не отличалась, и даже программу спецгруппы на физкультуре вытянуть не могла. Кроме того, с моим сегодняшним везением, я бы наверняка растянулась по полу после подобного трюка — или меня бы сходу ухватила проворная старушенция.

За спиной уже скапливается толпа таких же опоздавших, и я решаю плюнуть на всё. Обидно, конечно, в перспективе получать проблемы по самому заёбистому предмету в полугодии, но лёгкие пути, кажется, не для меня. Если универ мне сегодня не рад — быть по сему.

***

— И вовсе я не чокнулась! Это у тебя без свидания с бутылкой выходных не проходит — и слава богу, если ты из неё только пьёшь, — возмущаюсь я. Брат фыркает где-то вне моей досягаемости и наверняка закатывает глаза.

Осень в нашем городе уже разлетелась опавшими листьями по всем закоулкам, и её не выкурить из лёгких даже глубокой затяжкой. Горло немного саднит — наверняка из-за очередного подхваченного вируса, и мне отчаянно хочется выпить чего-нибудь горячего. Из телефона доносится язвительный голос брата, но его практически заглушает шум проносящихся мимо машин. Пахнет бензином и — сильно — прелой листвой, как будто бы я не возле универа стою, облокотившись на узорчатое ограждение, а шарахаюсь по угрюмому тёмному лесу.

— Я предупреждал, что ничего хорошего ты из меда не вынесешь. Там же половина студентов крышей едут — а кто не поехал, тот уже до поступления таким был. И вообще, кто тебя такой вульгарщине научил?

— Ты и научил, — бормочу я себе под нос, но брат всё равно слышит и откликается довольным смешком.

Разумеется, никаких странностей он не замечал. Чудо, если он после вчерашней пьянки вообще что-то был способен заметить, учитывая, как жалостливо он ныл об утренней головной боли. Из чего следует логичное заключение: меня просто перемкнуло с недосыпа. И, казалось бы, нет в этом ничего странного, тем более что мы с Яном действительно похожи, но что-то всё равно не даёт мне покоя.

Ведь не было у меня раньше подобных галлюцинаций. И взгляд этот… так отражения не смотрят, если это не фильм ужасов, конечно.

— То есть, ты сегодня прогуливаешь? — деловым тоном уточняет Ян. — Можем встретиться, как в старые-добрые?

— У меня нет настроения ни мыть за тобой посуду, ни платить за твою еду. К тому же, ты наверняка снова сцепишься с матерью, когда она вернётся, а мне потом её весь вечер успокаивать.

С братом наши дороги разошлись после окончания школы: невыносимый в своём свободолюбии Ян готов был убиться — но не поступать в ненавистный медицинский, который нам настойчиво предлагали родители. Устроив несколько скандалов, он устроился на подработку в какую-то сотовую компанию и сговорился снимать квартиру с малознакомым товарищем. Разумеется, мать с отцом были в гневе от такой самодеятельности, но спорить с совершеннолетним прохиндеем не выходило: для этого его, как минимум, следовало поймать. Спустя год душевных метаний и поисков не то себя, не то нормально оплачиваемой работы, Ян поступил-таки на журналистику, сообщил матери об этом по телефону, и на этом конфликт стал постепенно утихать.

Возвращаться под родительское крыло брат не спешил, но теперь хотя бы не скандалил с ними при каждом пересечении. Точнее, старался не скандалить — его способность выводить людей из себя была воистину чудовищной. Я же спокойно поступила в медицинский, чем, по словам брата, обрекла себя на безрадостное прозябание в звене отечественной терапии.