О том, как Шут встретил Аврору (2/2)

Лишь дева повернула на восток,Туда, где ложе средь цветов и ягод,Откуда завтра, чуть лишь свет,Взлетит в своей ладье, и в вышине растает,Неся в руках багряно-золотой рассвет.Шут лицезрел, не смея шевельнуться.А девушка спустилась не спеша,И перед сном решила окунутьсяВ ручей холодный, что в траве бежал,Тот самый, где нашел пристанье Шут.И поструилась влага, замерцав,

По коже розовой, как стая пут,Что нежно обнимают тонкий стан.Стоял поодаль Шут, страшась нарушитьВсю благодать момента, скоротечность грез,Когда с щеки ее, как обнажая душу,Водой кристальною стекали капли слез.И все ж приблизился, но, сделав шаг,Он угодил в ловушку незатейливой природы -Вдруг оступился и, катясь в овраг,Располошил ручья шальные воды.Так и сидел, дрожа от холода стыдливо,

А дева, поначалу сильно удивясь,

Вдруг рассмеялась, словно диву,И из воды неспешно поднялась,Пошла по дну ручья, рождая брызги,И так, смеясь, достигла и Шута,

Что взгляда был отвесть не в силахОт дивного виденья божества,От ореола, что ее окутал силуэт,Мерцая в сумерках, плывя над лесом,Как стая светлячков, чей полусветНад тьмой горит сплошным навесом.?Кто ты, о, незнакомец дивный,Забавный, неуклюжий, редкий гость?В мою Обитель ты дорогой длиннойЗачем пришел, и не таишь ли злость?

Тот путь, которым ты пришел, запретен.Он скрыт от смертных под навесом чар.

Его не отыскать, коль ты бесчестен,Коль зол и темен лишь твой дар,Коль сердце тьмой укрыто и хранимо,Или ведет тебя лишь праздный интерес -

Тропы не отыскать; пройдешь ты мимо,И за грехи исторгнет тебя лес.Но коли ноги сами пронесли сквозь чары,Коль разум пуст, а сердце велико -То оставайся! Гостю будем рады,Тем паче, что их не было давно?.Так изрекла девица, подавая гостю руку.Ее Шут принял, как небесный дар,Поднявшись, он молчал с минуту,Но после, поклонившись, он сказал:?О, госпожа моя! Тропой запретнойВ твою Обитель, скрытую в лесах,Попал случайно я, гонимый ветромИ пеленой соленой на глазах.Я - Шут, и именем сим прозван я недаромСвоим отцом и матерью больной,

И всеми, с кем я вырос в доме старом,Кто вместе с радостью забрал и мой покой,Забрал надежду, смех и сновиденья,

Лишил мечты, и гордости лишил.Вот почему теперь я, не страшась забвенья,Навстречу неизвестности спешил.Не ведая пути, не разбирая мест и весен,Плутал я по дорогам много лет.Где только не был я! От снежных гор до сосенРаскидистых дошел чрез сотню мест.А как в твоем лесу я очутился - не известно!

Я помню, что когда поспел закат,Стоял я на опушке, как раз в том месте,Буянил где за лесом водопад.И сами ноги понесли, едва заслышавНеведомый призыв, понятный им одним.Я у ручья опомнился, где шелестел камыш,И так тебя увидел, робостью томим.И вот моя история, хозяйка вод кристальных.Узнать теперь позволь твое мне имя.Чьего великодушья я должник отсталый??Так отвечал ей Шут, клонясь поныне.?Аврора я, зари небесной отсвет во плоти.Мой лес – пристанище ночного солнца.Отсюда каждый новый день дано ему взойти,За колесницей брата моего катиться.И ты попал в Обитель жизни и огня,Но, чтоб найти здесь дом и кров,Ты должен заинтересовать меня,Владычицу священных сих лесов?.?Изволь, хозяйка. Мне приют твой нужен.В уплату стану я твоим слугой,Тебя развлечь смогу в обед и ужин,Хоть шутки, танцы – что вкус прикажет твой.Могу играть на арфе – я этому обучен.И буду ждать тебя с закатом за столом.Вина подам, перину постелю в свету излучин,И убаюкаю тебя, спровадив в сон?.Смеялась дева, выслушав Шута,И молвила: ?Все это скучно и обычно.Поет мне каждый вечер колыбельную листва,И к одиночеству в ночи привычна.Но, знаешь, я люблю веселых песен гам,А медленный напев – того сильнее.Хотела я, чтоб кто-нибудь мне пел бы по утрам,Пред тем, как я с зарей отправлюсь в небо.Умеешь ли ты петь, Шут?? - Аврора улыбнулась,И озарилось небо тысячей огней.Но Шут потупил взгляд, тихонько хмурясь,И отвечал, не утаив ни слова, ей:?Я пел всего лишь в жизни раз, моя хозяйка,И песнь моя лилась о радости былой.Такой живой мотив, что и сплясать не жалко,Ну а теперь рыдать осталось, позабыв покой.Прошли те времена, когда меня манило пение,И ныне о страданиях одних я мог бы спеть,И потому отрекся я от мук отчаяния,О них не воспою я оду впредь.Хоть дар мой не сравнится с даром Аполлона,Не возропщу я на судьбу, не буду груб.Но петь, когда печален, я не стану снова,Лишь радости напев сорвется с губ.Лишь счастье обретенное развяжет мне уста,И лишь всевластие любви накроет душу.А до того я глух, закрыты на мольбы глаза –

Не пронесется песнь Шута над сушей?.Глаза Авроры вспыхнули огнем закатным;История Шута ее влекла к нему.И поклялась себе: во что бы то ни сталоСпоет Шут песнь счастливую свою.?Решила я! Останься, Шут, в лесу моем.Моим ты будешь другом и слугой,И, коли счастлив будешь, то споемОднажды песню мы вдвоем с тобой!?Так повелела девушка-заря, и Шут остался.Он провожал ее с утра, а вечером встречал,Обрел покой, с изгнанием расстался,И так однажды сердце потерял. Роберт отложил рукописи в сторону, какой-то частью разума не понимая, к чему завел эту шарманку. Все эти слова в уме сами собой складывались в строчки, строчки – в четверостишья, четверостишья – в строфы, и так далее. Он понимал, что это грех. Отец учил этому с самого детства. Ну, ничего, никто ведь не узнает. Как и о постыдном желании продолжать, довести до конца, увидеть свое творение в полном цвете. Черт с ним, с де Вером, он и не стремился подражать ему. Просто хотел понять, что так привлекло молодую графиню, и что влечет его самого. И то, что рождалось в его душе под эти строки, это неясное волнение в груди и туманная пелена в голове – всего этого он раньше не испытывал. Не так.

Роберт расслабился, откинувшись на спинку кресла, и закрыл глаза. В ту же секунду перед ним предстал лес Авроры и образ незадачливого Шута, и вскоре он понял, что видит самого себя. Окружающая обстановка тоже преобразилась: теперь он находился в огромном зале, в котором будто пылало солнце. И все, что находилось вокруг, было Роберту знакомым. Конечно, ведь это его воспоминания. Это был бал, где он впервые встретился с Анной.август 1594 Бальный зал королевского дворца сиял светом тысяч свечей, излучающих волны удушливого тепла. Беспрестанно отовсюду лилась музыка; оркестр играл какой-то оживленный испанский танец. Звук отражался от всего, что находилось в зале: от стен, канделябров, сидений, бокалов и графинов с вином, зеркал и хрустальных люстр. По залу мельтешили фигуры дам в пышных бальных платьях и кавалеров в парадных камзолах и чулках с подвязками всевозможных цветов. Танцоры кружились, выделывали различные пируэты, смешивались друг с другом и разделялись, растворяясь в бесконечном многообразии цветов и утопая в слепящем освещении бального зала. Ее Величество Елизавета I была уже порядком стара для таких активных развлечений, и, понимая это, восседала на троне, наблюдала за веселящейся толпой, пила вино и хлопала в ладоши. В общем, тоже веселилась, насколько это позволяло ее нынешнее состояние здоровья. И, рядом с троном, как и полагалось, были они, ее верные министры - Уильям Сесил и его сын Роберт. Первый тоже был уже в преклонном возрасте, и для него вопрос об участии в основном развлечении не стоял. Роберту же только недавно исполнилось тридцать один, но и он не планировал участвовать в танцах, - просто это был человек, далекий от подобных светских развлечений. А еще он был горбуном. Вряд ли хоть какая-нибудь уважающая себя дама захочет взять в партнеры неуклюжего карлика. Собственно, никто и не хотел, так что сэр Роберт безразлично обходил танцующих стороной и упорно делал вид, что ему, в общем-то, и не особо хотелось. Зал пылал угасающими и следом вновь расцветающими красками, и среди всех ярких пятен Роберт уловил глазами одно - ало-пурпурное платье девушки, кокетливо болтающей с графом Эссексом во время очередного па с ним же. Она была черноволосой молодой особой с тонкими бледными руками, розовыми мягкими губками и заразительным смехом, делающим ее чертовски обаятельной. В танце она часто подскакивала и кружилась, отчего ее прическа слегка растрепалась, а юбка не успевала раскрутиться в одну сторону, как инерция уже направляла ее в другую. Грациозная небрежность движений молодой дамы, по-видимому, мало занимала собравшихся, потому что не все взгляды были направлены на нее, что вполне устраивало Роберта. Девушкой любовался только он. Ну, и Эссекс. Но именно это укололо младшего Сесила больше всего, и он с новой силой возненавидел бастарда королевы, признав его своим соперником во много чем еще, кроме политики. Не то, чтобы горбуну было дело до того, с кем выплясывает на балах этот попугай, но представшая картина стала ему донельзя неприятной: пусть кто угодно выкручивает с ним пируэты, но только не она. Пусть кто угодно смеется над его глупыми шуточками, но только не она. Пусть последняя лондонская шлюха принимает его руку, но только не она! Прежде скудное воображение Роберта восстало из могилы, куда всю жизнь загонял его отец, и мужчина представил Эссекса оборотнем, в ночи превратившимся из миловидного жеманного юноши в ужасное чудовище, от которого нужно спасти невинную девушку, принцессу. Самого себя же он отнюдь не воображал доблестным рыцарем, – лишь в той мере, которой хватило бы, чтобы победить монстра. Но вдруг музыка закончилась, и внезапная тишина, длившаяся всего мгновение, обрушилась на Роберта ведром ледяной воды и согнала с его разума обманную пелену иллюзий. Он снова направился в обход танцующих, и заметил у фонтанчика мужчину лет пятидесяти с кубком вина в руке. То был сэр Джеймс Рейнберк, один из английских адмиралов, участвовавших в прославленном Гравелинском*** сражении шесть лет назад. Не раздумывая слишком долго, Сесил плавучей походкой подошел к нему. - Прекрасное вино здесь подают, верно, сэр Джеймс? - А, сэр Роберт, - поприветствовал того мужчина. – Да, вино превосходное! Французское, если не ошибаюсь.

- Вы совершенно правы. Вы не планируете сегодня сплясать партию-другую? Говорят, в молодости вы были выдающимся танцором. - О, нет, помилуйте! Теперь уже я стар для этого. Очень жаль, что вы не застали меня в лучшие годы, тогда бы я показал, на что был способен, да! А вы сами, сэр Роберт, выйдете ?на сцену?? - Нет, что вы! Танцор из меня никакой, да и вряд ли я найду подходящую партнершу. - Отчего же? Боитесь, ноги передавите? – сэр Джеймс звучно загоготал, но даже его раскатистый смех потонул в какофонии окружающих их голосов и возгласов. – Тогда вам нужна какая-нибудь молодая резвая кобылка, вроде… - мужчина стал вглядываться в толпу, ища кого-то подходящего на его взгляд, и увидел ту самую молодую особу, с которой танцевал Эссекс. – А, вот же. Роберт тоже взглянул в ту сторону и замер, - девушка как раз направлялась к ним. ?Совпадение?, про себя подумал горбун, но внутри у него все сжалось от волнения. - Анна, дорогая, я все видел – ты танцевала прелестно! – жизнерадостно начал адмирал, протягивая вперед руки. Девушка задорно подбежала к ним, не переставая улыбаться. - Спасибо, дядя, на балу так весело! Я сначала боялась, а потом, когда поняла, что получается, сразу стало так легко!

- Да. А, познакомься с сэром Робертом Сесилом, дорогая, - мужчина указал ей на сгорбившегося министра, не вмешивавшегося до этого в разговор. - Очень приятно, милорд, - Анна сделала быстрый реверанс, одарив горбуна милейшей улыбкой. Однако что-то говорило Сесилу, чтобы он не особо верил женским ужимкам. - Анна Рейнберк, дочь 6-ого графа Хэленда, и моя племянница, - продолжил сэр Джеймс, на этот раз обращаясь к Роберту. – В этом году ей исполнилось шестнадцать, и это ее первый бал. - Вы танцевали божественно, миледи, - промурлыкал сэр Роберт своим обыденно любезным тоном, едва присев в ответном реверансе. При этом он вдруг заметил, что его слегка потрясывает, будто в ознобе, и он еле сдержался, чтобы не превратить приторную улыбку в предсмертную гримасу. - Анна, надеюсь, ты еще не выдохлась? Сэр Роберт хотел пригласить тебя на следующий танец. - О, дядюшка, пощади меня! Прошлые партии были слишком энергичными, и на мне ужасно тяжелое платье. Это кого угодно заморит, - девушка ни на секунду не изменила выражение лица, так что можно было поверить, что причина именно в этом, но мозг Роберта упрямо выдавал иную версию. - Что ж, очень жаль, сэр Роберт. Действительно, пусть девочка отдохнет, - сожалея, развел руками сэр Джеймс. - Конечно, - любезно согласился Сесил. Уж ему-то может не рассказывать, как она устала. Ну, вот. Очередная вертихвостка благородных кровей. Сколько же их, и не сосчитать. И пусть хоть разулыбается тут, все равно это не развеет разочарования Роберта. Разочарования в самом себе. - Впрочем, - добавила внезапно Анна, - если ваше предложение останется в силе, когда-нибудь мы обязательно станцуем менуэт-другой, вы согласны? Девушка закрепила свое туманное обязательство самой обворожительной улыбкой, на которую была способна, и Роберт в знак согласия сделал еще один короткий реверанс. А предложение это остается в силе уже пятый год.____________* Битва при Азенкуре – прославленное сражение Генриха V во Франции близ замка Азенкур в 1415-ом году, отображенное в пьесе Шекспира ?Генрих V?.** Генрих VI Ланкастер – король Англии в 1422-1471 годах (с перерывом), сын Генриха V и французской принцессы Екатерины Валуа.*** Гравелинское сражение – морское сражение в 1588-ом году к северу от Кале, закончившееся поражением испанской Великой Армады.