Часть 1 Глава 9 (1/2)
«Просто месяцы шесть, семь, восемь
Пробежали, как день в окне.
А потом наступила осень
И бежать захотелось мне.
От какой-то несносной боли,
Голых улиц и площадей.
Осень все обостряет, что ли,
Раздевает сердца людей.
Как оно без бронежилета
В листьев бурную круговерть?
Если маленькая жизнь — лето.
Значит, осень — немного смерть.
Просто месяцы шесть, семь, восемь
Промелькнули быстрее дня.
А потом наступила осень
И, похоже, что на меня».
Златенция Золотова </p>
Восемнадцатилетняя Дженни Шольтц старалась не расплакаться, глядя на перрон из вагона поезда, увозившего ее в Филадельфию — к новой жизни, которую так стремилась попробовать на вкус. Но все равно, внутри что-то щемило оттого, как грустно улыбался папа, держа на руках ее трехлетних сестер-близняшек Эмму и Джемму, и как мама старалась сохранять довольный вид. А восьмилетний Алекс не скрывал слез, понимая, что старшая сестра, которая уделяла ему так много внимания, уезжает надолго.
Дженни волновалась: впервые путешествовала самостоятельно, плюс новые джинсы явно были слишком облегающими, и казалось, что все вокруг на нее смотрят. Конечно, она же всегда носила длинные платья… Но, может быть, привыкнет, и это перестанет быть важным?
Филадельфия поразила размахом: в городе жизнь сверкала ярко и эффектно. Поначалу были сомнения: сможет ли она в нее вписаться? Тем более, живя в скромном пансионе, который посоветовала девушка, недавно вернувшаяся в общину. На взгляд Дженни, ожидающей от нового города чего-то невероятного тут же и сразу, там было слишком тихо, спокойно и прилично. Но другую квартиру еще надо найти, как и работу. Родители обещали ежемесячную сумму, достаточную для оплаты проживания, питания и самых необходимых расходов, но на развлечения придется зарабатывать.
Дженни повезло: увидев на соседней улице ателье, набралась смелости и зашла поинтересоваться, не нужна ли швея. Шить она любила и умела — пусть даже только квилты и амишскую одежду, но вряд ли принцип работы сильно отличался. Хозяйка предложила попробовать, и Дженни старалась — пришлось сказать, что не владеет автоматической швейной машиной, но научится быстро.
Как ни странно, сообщение о том, что она выросла в общине, очень помогло — соотечественники слыли людьми серьезными и ответственными, — и Дженни начала трудиться. Ей нравилось. Не прошло и нескольких месяцев, как хозяйка ателье и клиенты начали нахваливать ее на все лады за аккуратность и фантазию. Дженни успела изучить модные тенденции и осмелела настолько, что начала сама придумывать фасоны, чем существенно расширила клиентуру, и это положительно отразилось на зарплате. Хозяйка вздыхала, что ей бы учиться, но куда возьмут с бесполезным аттестатом?
Дженни пошла в вечернюю школу — оказалось, что посещать ее придется не меньше двух лет, только тогда разрешается сдавать экзамены. Но была и хорошая новость: ввиду обстоятельств, можно будет получить грант на дальнейшее образование. И именно тогда Дженнифер Шольтц отчетливо осознала, что не хочет возвращаться домой. Нет! Не примет крещение, хочет приезжать только в гости — и мысли не было, что родители откажутся от нее из-за этого. Наверняка будут убеждать остаться, не настаивая: каждый волен решать сам.
Так что днем работа, почти каждый будний вечер учеба, а в выходные Дженни бегала на дискотеки с живущими по соседству девушками. Еще они вместе ходили в кино — новые подруги были поражены, что Дженни не знакома с таким видом искусства, как, впрочем, и много с чем еще, но активно помогали восполнить пробелы. И в какой-то момент Дженни поняла, что ее жизнь становится такой, как хотелось.
Ей было восемнадцать лет, осень в Филадельфии выдалась на удивление теплой, и в то же время свежей, как все впечатления, которыми был наполнен каждый день. Осталась только одна мечта — влюбиться. И появился Кифф!
Впервые Дженни увидела его, когда шла с автобусной остановки — на машину еще не накопила: высокий парень с копной растрепанных темных волос окинул ее взглядом, в котором не читалось ничего, кроме нахальства. От подобного Дженни обычно краснела, и поспешила прибавить шаг, чтобы это не было заметно. Но пришлось признать, что парень симпатичный, и она была бы не против познакомиться. Дженни удивилась собственным мыслям: никогда раньше в голову, забитую фасонами платьев и математическими формулами, не приходило ничего подобного. А через несколько дней, когда развлекалась на дискотеке, незнакомец небрежно подошел к ней и вытянул из толпы, причем так естественно, что Дженни растерялась и позволила угостить себя коктейлем. А потом пошла танцевать, удивляясь собственной смелости. И пропала…
Кифф — автомеханик в ремонтной мастерской на углу улицы, где располагался пансион - копил на открытие своего дела по ремонту автомобилей и надеялся вернуться в колледж, который бросил по глупости. Он стал частью жизни Дженни, которая через пару недель была влюблена так, как бывает лишь раз в жизни. В самый первый раз. Они практически не расставались, среди недели Кифф приезжал встречать ее после школьных занятий, чтобы погулять вместе до полуночи — в это время пансион закрывался. Дженни так и не переехала — какая разница, где ночевать? Все равно почти не бывала дома.
И тем более не думала об этом теперь, когда появился Кифф… Дженни, сходя с ума от его взглядов и тая от поцелуев, так и не решилась пойти до конца. Было ужасно страшно говорить об этом даже с подругами, не то, что с самим Киффом. Ему вроде бы нравились скромность и застенчивость — говорил же, что она настоящее сокровище. Но подружки постоянно повторяли, что если не уступит, Кифф найдет кого-то сговорчивей. Но нет — по крайней мере, пока.
Он намекал, что скоро переедет из квартиры, которую снимал с двумя приятелями, и, может быть, тогда сможет что-то предложить. Дженни надеялась, что он имел в виду брак. Но как она выйдет замуж без согласия родителей? Не приехав в общину и официально не отказавшись от крещения? Не пригласив на свадьбу? Да и нужно получить хотя бы школьный аттестат и решить вопрос с колледжем. Она же сможет учиться и работать по сокращенному графику и в свободные от занятий дни — хозяйка ателье не хотела терять лучшую швею. Но конкретно они ни о чем не говорили, даже когда Кифф начал присматривать помещение для собственной мастерской.
А потом, почти ровно через год ее жизни в Филадельфии, хозяйка ателье вошла в комнату, где Дженни заканчивала шить шторы, и сказала, чтобы она немедленно бежала в пансион: только что позвонили. Увидев на кухне пастора Бернхардта, Дженни едва не упала: он не мог приехать просто так! А через пятнадцать минут, заливаясь слезами и глотая успокоительные, наспех кидала вещи в чемодан.
***</p>
Дженни стояла на месте, которое раньше было задним двором родного дома, и смотрела на обугленные кривые стены. Понимала, что все это выглядит жутко, но ничего не чувствовала. С того самого момента, как вышла из пансиона, внутри все словно окаменело и не желало признавать, что родителей больше нет. Ее пытались убедить, что мама и папа не сгорели заживо, а отравились угарным газом во сне — наверное, не потушили керосиновую лампу, что и стало причиной пожара. И по счастливой случайности — божьей воле, как повторял пастор — сестры и брат избегли страшной участи. Мама приболела, и ее подруга с соседней фермы забрала детей. Ночью праведные труженики спят, и никто не заметил пожара, а к утру все было кончено… Сейчас полиция проводила расследование, а Дженни в доме пастора Бернхардта обнимала плачущих близняшек, не понимающих, где мама и папа, и пыталась поговорить с Алексом. Но слов не было…
Что теперь делать? Как жить? Уложив детей спать, она спустилась на кухню, где пастор молча поставил перед ней кружку с чаем, и начал разговор без предисловий: