Часть 2 (1/2)
Парень охранник посадил меня на заднее сидение огромного белого Лексуса. Меня мутило, и всё тело болело, но тот вечер я помню чертовски отчётливо, словно это было вчера. Он сел за руль и молча закурил. А я закрыл лицо полотенцем и вдохнул его запах. Пахло мылом или кондиционером для белья. В самом салоне пахло туалетной водой охранника, его сигаретами, кофе и чем-то ещё.
”Наверное, так пахнут дорогие машины. Кожа...” - подумал я тогда, тихонько рассматривая салон. Я положил ладонь на кремовое, кожаное сидение и удивился, как цвет моей руки похож на цвет сидений. Я перевернул ладонь и подушечки пальцев зарозовели на светлом фоне. Я провёл рукой по сидению. Я никогда не сидел внутри такой машины и мне показалось, что не существует на свете вещи, которая могла бы сделать меня частью такого недоступного мне мира. Я был чужим тут. Но я не мог представить себе места, где я мог бы ощутить себя нужным. И эта машина, и всё, что сейчас находилось внутри неё, даже парень охранник в дорогом костюме, словно кричало об этом, заставляя всё сильнее верить в свою никчёмность - верить - я - товар, причём использованный. Говорят, что перед смертью проносится вся жизнь перед глазами. А моя жизнь пронеслась у меня перед глазами в тот момент. Тогда, когда я смотрел через окно на пустую парковку. Вся моя короткая, дешёвая жизнь, если это вообще можно назвать жизнью. И меня стошнило. Стошнило прямо на белоснежное полотенце, пахнущее кондиционером для белья.
- Воу-воу, ты чего? - охранник засуетился, вылез из машины и открыл заднюю дверь.
- Иди отдыхай. - приказал уже знакомый голос, и маленькая рука похлопала сзади парня по плечу, - Я сама доеду. Поезжай домой, Мун.
”Значит его зовут Мун. Интересно, как зовут её.”
Она наклонилась, стянула с сидения второе полотенце и принялась старательно возить им мне по лицу и шее. Я молчал. Она тёрла больно, но я молчал. Мне за всю жизнь ещё никто никогда не вытирал лицо. Даже таким варварским способом.
- Меня зовут Араи Нана. Это место - моё. - она бросила полотенце на пол в машине и я заметил, какие у неё тонкие запястья. Рукава её пиджака по-прежнему были закатаны, открывая предплечья, полностью зататуированные чёрным. Ближе к запястьям на обеих руках была узкая белая полоска, и потом ровно по линии рукавов рубашки такая же чёрная. На пальцах у неё в тусклом освещении парковочных ламп поблёскивали кольца, большие и маленькие. Пока она стояла рядом, я пялился на её руки. Я видел много разных женщин, но таких не видел никогда. Так близко точно не видел. Она была маленькая и тощая, с узким разрезом глаз, прямым тонким носом и на удивление неподходяще ко всему остальному пухлыми губами. Она явно была гораздо старше тридцати, но мне, четырнадцатилетнему, даже в голову не пришло бы назвать её аджумой*. Что такая женщина может хотеть от меня?
- Сколько тебе лет? Когда у тебя день рождения?
- Четырнадцать. Эм... Нуна*...
Она улыбнулась и залезла в машину на водительское место.
- Я для тебя не в том возрасте, чтобы ты звал меня сестрой. Зови меня просто по имени. Четырнадцать... - протянула она задумчиво, заводя машину. Затем она повернулась, ещё раз осмотрела меня, словно оценивая, и я не понял, понравился мне этот взгляд или нет.
- Пока едем, я придумаю тебе новое имя.
- Куда мы едем?
- Домой. - небрежно бросила Нана и зубами вытащила из пачки сигарету.
Домой? Что значит ”домой”? Если бы меня тогда спросили, что бы я мог назвать домом, я и примерно бы не смог ответить. Всё, что я помнил о доме, это грязища, вонь, побои и систематические изнасилования. И сказать, что я не расстроился, когда лишился такого дома, - ничего не сказать. Хотя по сути ничего не изменилось, но иногда мне удавалось нормально поесть. Некоторые были даже ко мне добры. В основном женщины. Конечно, те женщины даже на пол процента не походили на Араи Нану. Но их доброта была единственной причиной, почему я вообще ещё был жив. Я был им благодарен. Но это скучающее «домой» Наны вдруг показалось таким простым и естественным, словно я всю жизнь слышал это слово.
- Сегодня последний день весны. Ты любишь весну? - Нана остановилась на светофоре, открыла окно и высунула руку.
Откуда мне было знать, люблю ли я весну. Наверное, я не любил. Я вообще ненавидел жизнь, с чего бы мне любить время года, оно просто наступало, а потом проходило. Оно ничего не приносило и ничего не меняло.
- Нет. - коротко отозвался я. Мне было неловко. Хоть окна в машине и были тонированы и меня никто не видел, мне было стыдно сидеть голым, в одном полотенце в одной машине с этой женщиной. Да, мне не было стыдно ни перед одним из тех подонков, которые мне встречались, мне не было стыдно, когда они засовывали мне член в рот или в задницу. И не было стыдно смотреть им в глаза. Я ненавидел их, и знал, что буду ещё сильнее ненавидеть себя, если позволю себе сдаться такому дерьму. Если бы я хоть раз показал, что я что-то ощущаю - страх, боль, стыд, - в тот же момент можно было бы сразу кусать себе язык. Конечно, я так не рассуждал тогда, я был ещё ребёнком - чисто интуитивно ощущал. Но перед таким человеком, как она - станет стыдно, даже если ты ничего не делаешь. Просто за то, что существуешь.
- А я люблю. - продолжала Нана, - Поэтому тебя теперь будут звать Хару*.