Часть 3 (1/2)
Мужчина со шрамами на лице.
Ибики Морино.
Дознаватель.
Суэ наблюдает за ним краем глаза, прячет ехидство в уголках тонких, бледных губ и проходит мимо серой, незаметной тенью.
— Третья крыша справа, на пять часов, — Суэ говорит едва слышно, но этого достаточно, чтобы джонин, который привык улавливать любые крохи информации и анализировать, тут же сосредоточился в нужном направлении и принял к сведению замеченного наблюдателя.
Сама же Суэ вновь теряется в толпе, растворяясь среди людского потока рыночной улицы.
***</p>
Ибики не знает, кто этот неизвестный, что рыщет по всей Конохе в поисках чего-то. Прячется уж больно хорошо, и если бы не подсказка той неизвестной АНБУ, которую он тоже не может пока что найти, то заметить этого шустрого шпиона вряд ли бы просто так получилось.
Но зато Морино свое дело знает и незаметно доносит своим ребятам об излишне любопытном, неизвестном, хорошо маскирующемся субъекте. И когда они отлавливают Минато Намикадзе, молодой глава отдела Дознания одним своим тяжелым взглядом дает понять, что лучше бы бывшему однокласснику объясниться.
— Не расскажешь, какого хрена ты шаришься по деревне, как засланный шпион? — Ибики постукивает пальцами по своей столешнице и придавливает тяжелым взглядом знакомого блондина к табуретке, на которой тот сидит.
— Ну, тут такое дело, — Минато ерошит волосы и смущенно отводит глаза. — Я слежу за одной девушкой…
— Кушина, я так понимаю, еще не в курсе? — бесстрастно смотря на этого идиота, спрашивает Ибики.
Либо Минато самоубийца, либо отчаянный придурок, если решил сходить на сторону будучи в отношениях с Джинчуурики Девятихвостого демона.
— Да нет, она знает. Сама предложила, — тяжело вздыхает Минато.
Морино моргает. Смотрит на Минато с недоумением, после чего поджимает губы и делает вывод, что ему необходимы объяснения. Иначе он вообще ничего не понимает.
— Так, Намикадзе, а теперь четко и по делу. Быстро объяснил мне, в какую хрень ты опять ввязался.
Блондин вздыхает, активирует печать на подсумке и вытаскивает чье-то досье, протягивает его Ибики.
— Это будущий член моей команды. И за ней я слежу уже три дня, но… каким-то образом она знает о том, что я за ней слежу. Засекает меня и сбегает. Причем скрывается так, что я не могу ее найти. При этом она явно не шпион, потому что для шпиона она слишком беспечно себя ведет. За время слежки за ней я сделал выводы, что она изучает меня, анализирует и…
— Это она дала мне наводку на тебя, — перебивает речь блондина Ибики, всматриваясь в фактически бесцветную фотографию девчонки, что смотрит на него блеклыми пустыми глазами со страницы досье.
— Как? — Минато непонимающе моргает.
— Так, что я сразу заподозрил в тебе шпиона, — мрачно хмыкает Морино. — В досье указано, что она ничего из себя не представляет.
— Видимо, сведения ошибочны.
— Это подозрительно.
— Я знаю, — кивает Минато. — Но…
— Что ты собираешься делать с ней дальше? — переходит сразу к делу Ибики.
— Хотел подключить свою команду. Проверить ее навыки, а после уже делать выводы, — Минато подозрительно сощурил голубые глаза. — Ты хочешь ее забрать к себе в отдел? Допрос?
— Не мешало бы.
Минато недовольно нахмурился.
— Я сам ее проверю.
— Проверяй, — хмыкнул дознаватель. — Но учти, она уже на карандаше. И после своей проверки приведешь ее сюда. Пока я не буду ее тащить в наши застенки, но под твою ответственность.
***</p>
Суэ перехватывает кунай, что стал уже привычным оружием, и приставляет его к горлу девчонки, едва касаясь, холодя кончиком заточенного железа белую кожу. Темные волосы, едва касающиеся плеч, пахнут чем-то травяным, а мурашки и легкая дрожь выдают страх неудачливой преследовательницы.
— Ты, четыре подозрительные псины и еще двое наблюдателей, местоположение которых мне не удалось вычислить, но чье внимание в последние два дня излишне назойливо, — Суэ говорит это спокойно, медленно, с расстановкой. Чужой язык еще не до конца усвоен, поэтому тараторить на нем не выходит. Девчонка, напряженная, замершая на месте, упрямо сохраняет тишину, задерживает дыхание и застывает камнем.
Суэ терпеливо ждет, продолжая держать остро заточенное лезвие в опасной близости от горла, равнодушно отсчитывая время.
Упрямая. Молчит. Ничего не говорит.
Мимо идут люди, ничего не замечают, скользя взглядом по кафе с навесом, что отбрасывает слишком темную тень, с которой Суэ фактически сливается. Куноичи продолжает сидеть на месте, которое выбрала с расчетом на большой обзор и стену за спиной, чтобы никто не смог подобраться. Впрочем, это ее не спасло.
Они могут играть в молчанку еще долго. Девушка берет чашку чуть подрагивающими руками, отпивает чай, что явно и рядом не стоял с той бурдой, которую приходилось пить Хоши. Не выдает ни словом, ни делом, что что-то не так. Волосы чуть скользят по коже шеи под действием движения гортани от сглатывания жидкости.
Суэ рассматривает ее внимательно, цепляется взглядом за фиолетовые рисунки на щеках, тонкие пальцы, обхватывающие фарфор, дрожь ресниц. Полностью лицо рассмотреть не получается, и она подается вперед, чуть склоняя голову, не приближаясь близко, но достаточно, чтобы лучше видеть профиль.
— Рин Нохара, — медленно проговаривает имя, вытащенное из памяти. Бесклановая, попавшая в команду к клановым. Из довольно зажиточной, по местным меркам, семьи. Чунин. Стала им в одиннадцать лет. Выпустилась из Академии в девять, как и сама Хоши. Талантливая как медик.
Хоши была слабее. Экзамен на чунина в их команде сдал только Иоши, чем очень гордился. Впрочем, это его не спасло.
Суэ хмыкает, замечая реакцию девчонки, что училась в другом классе с более продвинутыми и талантливыми учениками. Более перспективными, не то что пушечное мясо, которым был класс Хоши.
Она отводит кунай и уходит, оставляя свою наблюдательницу продолжать пить чай. Почему-то эта встреча заставляет разбушеваться чувства Хоши. Боль, тоска, отчаяние. Острое чувство потери и одиночества смешиваются с задушенными, но еще не убитыми чувствами самой Суэ.
Холодными пальцами скользит под ребрами к сердцу отвратительная вина.
Суэ останавливается напротив лавки с цветами и смотрит на них с наигранным равнодушием. Мимо идут люди, огибая серое пятно, которым она замирает посреди дороги, невидимая посторонним. В карманах нет и завалявшейся монетки, и даже цветы купить ей не на что, поэтому она идет на памятное место с пустыми руками.
У ее команды нет могилы. Их могилой стала та поляна, которая снилась Хоши в кошмарах. Зато место сбора — словно памятник, под раскидистым дубом на краю деревни, в лесочке, в который никто не ходит, но в котором так любила собираться команда Хоши.
Ноги ведут туда Суэ сами. Погруженная в мысли, она останавливается в нескольких шагах от старого дерева и раз за разом окидывает взглядом мощные корни, уходящие в плодородную землю, и раскидистые ветви. Старый необъятный ствол с шершавой корой. Неизменное место встречи, где они собирались, сбегая из приюта, что не так уж далеко от этого места. Иоши, Хоши, Сора, позже и Арата-сенсей.
Суэ смотрит на дуб, но видит совсем не его. Ее знобит, перед глазами пролетает колючий мелкий снег, холодным морозным ветром треплющий черные волосы. Едва слышно скрипит пеньковая веревка, покачиваясь на этом промозглом ветру. И маленькая, хрупкая детская фигурка в многослойных одеждах.
Босые, посиневшие от холода детские ступни.
Маленький Господин.
Холодно.
Она прячет руки в карманы — пальцы леденеют даже в перчатках — и проваливается в свои-чужие воспоминания, варится в котле этих тоскливых чувств, отдаваясь меланхолии и какому-то нездоровому безразличию. Когда стоять уже нет сил, она присаживается на корни, откидывается спиной на мощный ствол, запрокидывает голову и смотрит в тусклое небо сквозь голые ветви с единичными пожухлыми листьями.
Осень.
Под пальцами — неровная кора, кривоватые кандзи имен троих друзей, заключенные в такой же кривой круг, объединяющий их вместе. Это дерево тоже хранит в себе воспоминания.
Суэ кажется, что она состоит из осколков. Себя, Хоши и ее жизни. Их жизней.
Под этим деревом странно спокойно. Почти смертельно безразлично на все вокруг. Мысли, тянущиеся, медленные, плывут в голове неспешным потоком.
Время в этом месте теряется, бежит незаметно.
Ножны вакидзаси в ее руках постепенно приобретают тугую оплетку из крепкой веревки-шнурка, которую Суэ принесла с собой специально для этой цели. Пальцы, замерзшие, с едва заметной дымкой привычной энергии, заученно облагораживают оружие, вывязывая узлы, обхватывая лакированное дерево плотными объятиями так, чтобы не соскальзывала, не мешала. Держалась крепко.
Эту веревку можно будет использовать потом разными способами. Для связывания, для других целей. Всегда под рукой, всегда с собой и места не занимает.
Это нехитрое действие успокаивает. И Суэ расслабляется, теряется во времени, рассматривая небо сквозь голые ветки до тех пор, пока в вышине не появляются звезды и холод не добирается до костей.
Прячущиеся, следующие по пятам, странные, все еще непривычные ее восприятию призывные животные, собаки, не вызывают никаких чувств. Суэ бредет по пустынным улицам, отфыркивается от противной мороси, что оседает на коротких волосах. Вздрагивает, когда плечи холодит промокшая ткань старой куртки, впитавшей влагу, что просочилась сквозь ткань.
Приостанавливается, лишь когда замечает, что в окнах ее квартиры горит свет. Смотрит пару секунд, вздыхает, поправляет эластичную ткань на шее и проскальзывает в подъезд, в котором пахнет сыростью и воздух какой-то тяжелый, неприятный. По лестнице поднимается, не скрываясь, шаги легким, едва слышным шорохом разносит эхо.
Лампочка давно перегорела, так что помощи от нее ждать не стоило. Но для Суэ тьма привычна, а от ступенек ждать подвоха бессмысленно. Пока что.
Ключи она даже не думает доставать. Просто хватается за ручку и ожидаемо не встречает сопротивления. Закрывает дверь, снимает мокрую куртку, стягивает с ног ботинки и идет прямо на кухню, замирая на пороге лишь на мгновение. После чего проходит мимо нежданного гостя и, педантично разглаживая складки, вешает куртку на спинку скрипучего стула так, чтобы она быстрее просохла.
— Ты не особо удивлена моему визиту, — молодой мужчина смотрит на нее с интересом. На столе перед ним стоит кружка со сколотой ручкой и этот противный чай. Суэ морщится, проходит мимо стола и мужчины, заглядывает в чайник, в котором есть еще горячая вода. Игнорирует чай и тянется за кружкой, чтобы налить в нее жидкость.
Садится напротив джонина, отодвигая скрипучую табуретку от стола, тянется за сахарницей и кладет две ложки в кружку.