«Особые меры» - R - ER. (1/1)
Ему хочется больше. Больше, чем просто прикосновения, больше, чем просто поцелуи, которых и так недостаточно, чтобы передать все те чувства, которые он испытывает. Ичиго хочется быть ближе, быть кожей к коже, впитывать в себя чужой запах, прикосновения, от которых идут мурашки по коже. Ичиго хочется слиться с Киске в одно целое, чтобы размылись «я» и «ты» и остались только «мы». Ичиго хочется много чего, хочется чужие руки на своей заднице, хочется ощущать губы не только на лице и шее, но и на торсе, животе, на внутренней стороне бедра и хочется быть перед ним настолько раскрытым, чтобы от жара с пылающих щек кружилась голова. Ему хочется открывать рот в немом стоне, когда длинные пальцы вытворяют что-то невообразимое, ему хочется задыхаться, когда родные ладони сожмут его бедра, когда его ноги разведут в стороны и Ичиго окажется совершенно уязвим.
Ему хочется смотреть на него из полуприкрытых ресниц, прикусить губу и позволить пожирать себя взглядом, скользить по своему телу широкой ладонью, дать ощутить каждый рельеф, каждый контур его тела. Он хочет, чтобы Киске смотрел на него с жадностью, чтобы впитывал в себя каждый изгиб, каждый судорожный вздох, который Ичиго издает, стоит Урахаре коснуться губами внутренней стороны бедра — как он и хотел, — спуститься ниже, поднять поглощающий все вокруг взгляд серых глаз, чтобы он увидел, как Ичиго мечется под ним, как готов отдавать ему весь контроль над собой без малейшей задумки. Чтобы жар от его щек соблазнял, заставлял вытворять с ним вещи, о которых раньше они бы и подумать не могли. А чего все это стоило? Ему нужно было лишь потерять свои силы, увидеть в чужом взгляде чуть больше, чем простое беспокойство, как все плотины разрушились, как укрепленная дамба «дистанции» рухнула, не оставив после себя и намека на былое расстояние между ними. Он хочет стонать, не сдерживать себя, когда Киске возьмет его, так, чтобы искры летели из глаз, чтобы подкашивались ноги, когда он попытается встать, чтобы он не мог свести колени, ему хочется ощущать силу крепких рук, царапать чужую спину, касаясь губами влажного виска перед собой, зарыться в эти светлые волосы и изгибаться, вытягиваться струной под чужими руками и искрить как оголенный провод от каждого прикосновения, которые Урахара ему дарит.
Ичиго хочет обхватить ногами его талию, обвить шею руками и никуда не отпускать еще тысячу лет, чувствовать, как в него входят, как от распирающего внутри ощущения пропадает весь воздух, ощутить горячие губы на своих и чтобы рваный темп, звук шлепков от двух тел, распространялся по комнате. Чтобы Киске наполнил его до упора, до отказа, кусал его губы, пока Ичиго будет стонать ему в рот и брал его. Брал, как бывший капитан, как тот, кто нашел способ победить Айзена, как обычный торговец, как Урахара Киске. Раз за разом, чтобы у него подгибались кончики пальцев и глаза закатывались с каждым разом как он выходит и резко проникает в его тело. Он хочет влажных поцелуев на шее, чтобы сильные ладони оставляли синяки на его бедрах, сжимали, разводили ноги шире и горячие губы шептали слова о том, как сильно он его любит. Чтобы серые глаза смотрели в его, золотисто-карие, блестящие от возбуждения и кроющих с головой чувств и…
— Ичиго, ты меня вообще слушаешь?
Куросаки дергается как от удара, когда сквозь пелену мыслей до него дорывается чужой голос. Он понимает, что сидит, подперев подбородок ладонью и закусив губу, и не отводит взгляд от чужого, полуобнаженного торса, выглядывающего из-под зеленого самуэ. Ему требуются усилия, чтобы спустить себя на землю. Киске смотрел на него насмешливым взглядом.
— Да-да, ты говорил что-то о новом изобретении…
— Я говорил об этом еще пятнадцать минут назад, — Урахара недовольно щурится. — И чем же таким интересным заняты твои мысли?
Ичиго отмахивается, словно оно не имеет никакого значения, но на самом деле он просто старается скрыть жар, исходящий от его щек. В голове это было так ярко, чувственно, что теперь, сосредоточиться на чем-то кроме этого, оказалось проблемой. Черт, он и в самом деле сидит так уже пятнадцать минут и просто фантазирует о нем? Куросаки трет свои щеки, старается сделать себя никчемной маленькой фигурой, лишь бы отвести от себя этот внимательный взгляд, но Киске все понимает слишком хорошо, чтобы у него оставались какие-то причины отшучиваться.
— Ичиго, если ты не будешь меня слушать, — у Ичиго перехватывает дыхание от этого обращения. Он смотрит на мужчину как опьяненный, не отводя взгляда. — Мне придется применить к тебе особые меры.
Это провокация, флирт, кокетство, от которого Ичиго должен увернуться и вернуть на свое лицо серьезный вид, но он только поддается ближе, слегка сощурив глаза.
— И какие же?
— Особые, — таинственно повторяет Киске и раскрывает веер, пряча за ним половину своего лица. Ичиго хочет запомнить этот взгляд во всех деталях, томный, полный желания и секретов, отчего Ичиго нервно ерзает на подушке под собой. — Если я расскажу, то они перестанут быть таковыми, понимаешь?
И этот голос. Низкий, полный чувства и чего-то такого, отчего Ичиго хочется закатить глаза, прямо как в своих фантазиях. Он представляет, как будет звучать этот полушепот в другой обстановке, как он будет обжигать его ухо, пока Ичиго будет надрывно стонать под ним. Киске, кажется, попадает прямо в точку, потому что Куросаки порывается встать, оседлать чужие бедра и не оставить и шанса для отступления. Кто же знал, что из них двоих, желающим близости окажется именно он, ничего не смыслящий в отношениях?