24. Подарки (2/2)

— Преподаванием? — изогнул бровь Хеймдалль.

— Нет, я... — профессор снова глубоко вздохнул. — Я должен защитить одного человека.

— От зельеварения? — мой наставник озадаченно склонил голову набок.

— Разумеется, нет, — декан опустил голову.

— Прекрати этот допрос с пристрастием, — фыркнула я. — Ты же видишь, что профессору не нравится эта тема.

— Извини, — Хеймдалль поморщился. — Я не хотел давить.

— Если позволите, сэр, я бы хотела немного поковыряться в той же ране, — я нахмурилась. — Ваше присутствие здесь, в нашей затее, как-то связано с причиной, по которой вы остаётесь в школе? — он мрачно кивнул. — В таком случае, если эта причина будет разрешена, вы не хотели бы сменить работу?

— Для меня будет не так просто найти место, — профессор покачал головой. — В моём прошлом был тёмный период, который...

— Считайте, что оно у вас есть, — переглянувшись с Хеймдаллем, изрекла я. — В моей конторе вечно не хватает талантливых рук. И если вы готовы заниматься зельями, артефактами и исследованиями в уединении, жить в доме с домовиками и видом на море и получать хорошую зарплату, мы вас с руками оторвём хоть прямо сейчас.

— И с этой точки зрения ваше прошлое нас совершенно не интересует, — добавил мой наставник.

Повисла пауза. Профессор Снейп переводил взгляд с меня на Хеймдалля и обратно, и хотя я не могла, да и не пыталась, читать его мысли, изумление было слишком явно написано на его лице. Он выглядел, как человек, который ничего хорошего от жизни давно не ждал, и тут вдруг ему кто-то сказал, что это хорошее в принципе возможно. Он сглотнул.

— Вы действительно наймёте меня? — тихо спросил он.

— И буду считать это прекрасной сделкой, — кивнула я.

— Тогда... С чем у вас возникла трудность? — голос профессора стал чуть громче и увереннее.

Хеймдалль кратко изложил идею того, что при заключении души можно было воспользоваться теми же чарами, которые применялись для заключения осколка в крестраже. Я предложила идею с магией вуду, а профессор Снейп добавил, что можно использовать ментальные практики контроля. И следующие пять дней мы втроём занимались, возможно, самым нудным делом, какое только можно было придумать в волшебном замке — сидели и делали расчёты. Изготовление тюрьмы мы по большей части доверили профессору Снейпу, тогда как сами занимались ритуальными кругами. Распорядок дня был просто верхом унылости: пробежка, душ, еда, расчёты, еда, расчёты, еда, ещё немного расчётов, сон. Всё. Никаких там шаг вправо, шаг влево. Двадцать девятого и тридцатого, когда за окном было особенно снежно, мы так и вовсе окопались у Хеймдалля и не выходили даже в Большой зал. Однако к вечеру тридцатого, почти ко времени отбоя, всё наконец было готово. Мы решили, что перед такой работой стоит хорошо отдохнуть и выспаться, так что мероприятие наметили на тридцать первое. Профессор Снейп мрачно заметил, что это будет как раз день рождения Волдеморта.

— В самом деле? — просветлел Хеймдалль. — Это же прекрасно.

— Что именно в этом прекрасного? — хмуро переспросил профессор.

— О, это... Когда дело касается ритуалов, связанных с душой, даты имеют определённое значение, — заметила я.

— Обычно их проводят в праздники колеса года, — добавил Хеймдалль. — Для того, что мы собрались провернуть, хорошо подошёл бы Самайн или Имболк, но день рождения даже лучше.

— То есть, вы решили провести ритуал не в праздник колеса просто так? — удивился профессор. — Я имею в иду, вы сами говорите сейчас об этом, но тридцать первое декабря в колесо не входит.

— Ты прав, обычно их проводят в праздники колеса, но мы не обладаем роскошью выбора даты, — скривился Хеймдалль. — Лично я не хочу испытывать запас счастливых случайностей, оставляя всё как есть. А ты?

— Пожалуй, тоже не хотел бы, — кивнул он.

— Так что нам очень повезло, — я кисло улыбнулась. — Скажите, профессор, когда завтра всё закончится, я могу начать составлять договор о найме? В прошлый раз вы нам так ничего по этому поводу и не ответили.

— Да, я... — декан едва заметно улыбнулся. — С удовольствием приму ваше предложение, — и снова улыбка, чуть шире и, как мне показалось, с лёгким оттенком злорадства. — Ах да! Я же хотел поблагодарить вас двоих за подарок. Спасибо.

— Рад, что тебе понравился, — улыбнулся Хеймдалль. — А теперь вон из моей гостиной. Я очень устал и хочу спать.

Хогвартс был практически пуст и совершенно тих. А летом, в те два месяца, которые длились здесь каникулы, он был ещё более безлюдным. Правда, надо признать, что в холод пустота ощущалась как-то отчётливее. Так что в июле и августе здесь, возможно, не так уныло. Я старалась шагать тихо, чтобы эхо не разносилось по гулким коридорам, да и профессор Снейп почему-то не издавал ни звука. Если бы он шёл у меня за спиной и свернул в какой-нибудь боковой коридор, я бы этого даже не заметила.

В гостиной Слизерина я застала Люциана. Он лежал на диване у камина и читал книгу. Я не хотела тревожить его, так что постаралась прошмыгнуть в спальню так, чтобы он не заметил. И похоже, что читал он что-то очень интересное, потому что и впрямь не обратил на меня внимания. Без девчонок в комнате было немного тоскливо и очень тихо, и я решила послушать сказки перед сном. Театр показал мне короткую, но красочную постановку «Сказки о трёх братьях», и я подумала, что если артефакты из неё действительно могли существовать, то они должны были быть изготовлены некромантом-артефактором. И надо сказать, это была тёмная, сложная и довольно жуткая магия. Некромантия вообще была запрещена практически везде, а теперь уже даже и забыта. Хотя по большей части это было невероятно мощное колдовство, никто особо не жалел о его утрате. Потому что на одно удавшееся заклятье приходилось десять неудавшихся. С этими мыслями я и уснула.

Ночь — время, когда грань между мирами особенно тонка. Так в наш разум и приходят сны. Поэтому наше мероприятие было решено начать с наступлением темноты. И хотя мы все втроём были практически уверены, что всё пройдёт как по маслу, всё равно опять отправились в кабинет Хеймдалля — лишняя проверка перед боем насмерть не может быть действительно лишней.

— Я не уверен в достаточности мер ментального контроля, — заметил профессор Снейп, рассматривая чёрный камень у себя в руках. — Всё же Тёмный Лорд был силён в легилименции.

— Он был легилиментом? — сощурилась я. — Потому что если да — у нас проблемы.

— Нет, но он был в ней действительно силён, — отозвался профессор. — Ему нравилось проникать в чужие мысли, вызывать худшие воспоминания, путать сознание... Лучше бы Круциатусом пытал...

— Он мог пробиться в ваше сознание? — я помрачнела.

— Нет, иначе он убил бы меня, — он глубоко вздохнул.

— Что ж, тогда с вашего позволения я бы хотела усилить ментальные блокировки, — я скривилась. — И это будет не самая приятная процедура.

— По шкале от «это похоже на лёгкое покалывание» до «чувство, будто сдирают кожу заживо» примерно насколько неприятно? — изогнул бровь Хеймдалль.

— «Мизинчиком об угол тумбочки», — хмыкнула я.

— Терпимо, — он пожал плечами. — Давай.

Итак, у меня появился повод и даже разрешение побывать в разумах двух человек, куда ещё не ступала моя врождённая сила. Ну, в хеймдаллеву голову она вступала когда-то давно, но только чтобы эту самую голову от меня же и защитить, так что это не считается. Я попросила их сконцентрироваться на каком-нибудь одном важном для них событии, чтобы было проще, и полезла строить стены. Хеймдалль направил свои мыслительные усилия на воспоминания о нашей первой встрече. Не на вообще первую, а на первую встречу Хеймдалля и Фрейи. Холл замка Нильфхейм в Дании был огромен — там легко можно было устроить бал на пару сотен человек. Фригг Нильфхейм, моя мать, вышла приветствовать кандидатов на ученичество в клане, их было человек пять — почему-то это плохо отложилось в памяти Хеймдалля. Датский замок в плане убранства был довольно мрачным, с тёмными, тяжёлыми украшениями, нагоняющими тоску и депрессию. Хеймдалль слушал речь матери о том, какие перспективы откроет для них даже само ученичество у Нильфхейм, даже если они не будут позднее приняты в сам клан, когда на лестницу со второго этажа выбежала я. На мне было белое платье с красным пояском и красные туфли, а волосы собраны в высокий хвостик. Я вихрем пробежала по лестнице и остановилась рядом с матерью. Хеймдалль увидел белокожую, беловолосую и красноглазую пятилетнюю девочку, которая с любопытством посмотрела на гостей. И он подумал, что она похожа на фарфоровую куколку, и только потом заметил, как стоящий рядом с ним парень поморщился, глядя на неё. Потом эта девочка в его воспоминаниях подёргала Фригг Нильфхейм за подол и указала на Хеймдалля. Та кивнула и сказала ему следовать за девочкой... Он на удивление хорошо помнил этот момент — я, например, не помнила, какое на мне было платье и говорила ли я что-нибудь. Впрочем, это было не так важно. Теперь я использовала это воспоминание, чтобы выстроить прочную стену. Процесс этот вызывал зудящую головную боль. Я была почти уверена, что никто её не пробьёт. Возможно, даже я, если Хеймдалль сам не решит меня впустить.

Удивительно, но важное воспоминание профессора Снейпа тоже было о первой встрече с девочкой. Только девочка была рыжей, зеленоглазой и в веснушках. Это произошло на окраине какого-то города, на пустыре около большого тёмного дерева. Сначала там были две похожие девочки, и та, что была помладше, показывала второй какое-то незамысловатое волшебство, к которому способны дети после пробуждения сил. Тогда та, что постарше, ударила младшую по руке и назвала уродкой, а потом убежала. И профессор Снейп — тогда ещё ребёнок — подошёл к девочке, чтобы познакомиться. Я не стала углубляться в подробности и выстроила его стену из этого воспоминания. Этого должно было хватить, чтобы противостоять любой ментальной атаке. Ну, по крайней мере, я так думала.