Пролог. Все в мире творится не нашим умом, а Божьим судом* (2/2)

Мужчина молчал, смотря на небо, будто мысленно общаясь со звёздами. Казалось, он вообще не слышит своего сына и совсем забыл про его существование.

-Глаз болит, колется, - захныкал мальчик, потирая глаз сквозь повязку, - Каждый раз, когда я вижу им, то весь мир будто… - он схватил отца за рукав старой рубахи, с силой, коей было не много в маленьких тонких ручонках, потянул на себя, чтобы хоть как-то привлечь внимание мужчины, - Б-будто переполнен ненависти. Будто я переполнен ненависти к миру. М-мне страшно.

Отец так и не посмотрел на сына. Опустив голову, он смотрел на дно повозки, хмуро размышляя о чём-то своём. Его безучастие вызвало в Кэйе непонятный ему гнев. Он был готов заорать на отца, топать ногами и даже ударить его, лишь бы тот обратил на него внимание, обнял и успокоил сына. Но гнев, вдруг сменился разрывающей душу печалью, настолько сильной, что мальчик сжался в маленький ком, схватившись за грудь.

Наконец, мужчина оторвал взгляд от деревянной повозки и воззрился на сына. Он безразлично, будто трогая камень у дороги, погладил голову мальчика.

-Кэйа, ты должен кое-что понять, - начал отец, со всей серьёзностью в голосе, - В жизни тебе придётся нелегко, если ты будешь доверять людям.

-Я не… -всхлипнул мальчик, но его перебили.

-Даже мне ты не можешь доверять, – чеканя слова продолжил мужчина, повернувшись к сыну, - Ты не должен рассказывать свои видения кому-либо. Ты не можешь позволить себе такую роскошь, как доверие. У тебя есть миссия. Долг. Цель. Ты был рождён для неё и ни для чего более.

Кэйа не знал, что на это ответить. Лишь в его груди что-то окончательно оборвалось, оставив после себя гадкую червоточину. Он смотрел на знакомое и родное лицо и не видел ничего кроме бесконечной боли, скорби и жестокости. Будто отец уже давно похоронил своего сына, смотря на мальчика перед ним как на какую-то вещь, что неприятно бередило старые раны. Кэйа вновь захотел закричать и бить отца что есть силы, пока тот не возьмет свои слова обратно, пока не засмеётся и не скажет, что это было глупой шуткой. Но он знал, что это не поможет. Знал, в отличие от ребёнка из своего видения.

-Ты наша последняя надежда, - отец взял сына за плечи и посмотрел ему, казалось, в самую душу, - Надежда на то, что всё ещё можно исправить, повернуть время вспять и спастись. Помни это. Прошу, - его тихий голос вдруг наполнился такой чистой и искренней мольбой вперемешку с болью, будто он обращался не к сыну, а к какому-нибудь божеству, моля его о спасении своей грешной души.

Кэйа испугался слов отца, но ему оставалось лишь кивнуть и ответить тихое «Хорошо, отец». Где-то глубоко в душе он понимал, что надежды и чаяния мужчины подле него и людей, что когда-то были рядом с ним – бессмысленны и глупы. Как мечта наивного кролика стать настолько большим и сильным, что его будут бояться даже волки. Разве он, маленький слабый мальчик, может изменить решение Богов? Ответ, видимо, был очевиден только ему.