намбэр ван фэн (бокуака) (2/2)
— Ты самый… самый красивый, Кейджи, — пламенно произносит Котаро, чмокая в нос. — Самый очаровательный, добрый, милый, смешной, умный и сексуальный, конечно.
Звонкий смех в унисон.
— Кто бы говорил, мистер айдол, — фыркает Кейджи.
— О! Хочу тебя сфотографировать, — загорается идеей Бокуто. Выпрыгивает из кровати, едва не запнувшись, берет с полки камеру и плюхается обратно.
— Сейчас, серьезно?
Акааши бесконечно любит Бокуто, но иногда у него недостаточно тормозов.
— Ага, — Бокуто оживленно кивает, живее лишь стояк у него между ног, который, как и Акааши, явно разочарован резкой сменой плана.
— Нет, сначала вы обязаны трахнуть меня, Бокуто-сан. — Акааши упирается ступней в его вздыбленную промежность и потирает пальцами член. — Или я зря нарядился для вас?
У Бокуто глаза округляются от восторга: лучше чем Кейджи в развратном режиме, нет практически ничего. И все-таки он не сдается. Жмет на кнопку затвора — раз… два… три — лыбится, как шкодливый мальчишка, и не сводит с Акааши прицела. Ну, он ведь действительно для него самый-пресамый.
Злиться на Бокуто у Акааши не заложено в функциях. Он прячет в сгибе локтя лицо, сводит ноги вместе, как скромница, но Бокуто только заводится. Возвышается властно над телом Акааши, упираясь в матрас коленями, выгибает густые брови, ухмыляясь собственным мыслям.
— Хэй, покажи папочке Бокуто, что ты прячешь под одеждой.
— Прекрати, — противится Акааши и… Нет, только не эта обиженная моська.
— Ну, пожа-а-алуйста, милый, — канючит, надув демонстративно губы.
Акааши вновь думает, что вляпался основательно, но раз уж влюбился в такого безумца — шального, неукротимого, абсурдного, дикого… прекрасного, лучезарного, фееричного, да просто лучшего! — то сделает для него, что угодно. Цепляется за нижний край топа и тянет соблазнительно вверх, и фотокамера в руках Бокуто выстреливает пулеметной очередью снимков.
— Черт, Кейджи, — Бокуто облизывается, опускает камеру на пол. — Хочу тебя немедленно.
Хватает резко Акааши за щиколотки, выбивая удивленный вскрик, и тянет. Целует алчно: в ступню, в острую косточку на лодыжке и вверх до коленки. Посасывая гладкую кожу, ведет по внутренней стороне бедра, пока не упирается носом в пах. Акааши вздрагивает — язык Котаро обводит головку члена, дразнит, глотает глубже — играется, как с леденцом. Акааши сминает пальцами юбку, скулит, извиваясь. Сознание плавает на грани отключки.
С глухим «чвок» член Акааши выскальзывает изо рта Бокуто, и он тянется к тюбику лубриканта на тумбочке. Смазывает раззадоренный ранними ласками вход, вводит постепенно палец-два-три, крутит изнутри, гладит стенки. Акааши и сам инстинктивно насаживается, по сбитой простыни призывно елозит. Бокуто улыбается хитро, дарит мимолетный чмок Акааши в бедро и давит с нажимом глубже, растягивая тугие мышцы. Готовит хоть тщательно, но достаточно быстро: Акааши кусает в нетерпении пальцы и похотливо стонет.
Котаро раскатывает по члену резинку и тотчас пристраивается, тычась головкой. Вгоняет наполовину — пауза — и тут же резко до основания. Акааши цепляется пальцами в спину, корябает кожу, чертя багровые линии. В запальчивом, бойком ритме Бокуто втрахивает Кейджи в матрас, рычит несдержанно в унисон с сиплым криком Акааши.
«Мой пламенный, громкий мальчик», — проносится в голове у Бокуто.
И вслух «я люблю тебя» на репите в яростный такт толчков.
Акааши дрожит, росинки прозрачных слез собираются в уголках сомкнутых глаз. Облизывает пересохшие губы и, без лишних касаний, ярко — до мигающих звезд под веками — кончает на грудь и живот. В голове — вакуум, тело — как пластилин, лепи из него, что хочешь. Обжигающие финальные фрикции отзываются искрами. Бокуто сцепляет их пальцы до хруста, вовлекает в еще один поцелуй и с именем «Кейджи» кончает следом, опаляя дыханием рот Акааши.
— Вау… — упирается устало лбом в покрытые каплями пота ключицы. — Кейджи, ты… ты, правда, лучший.
— Просто я твой фан номер один, Бокуто-сан, — признается счастливый Акааши, гладя Котаро по взмокшим волосам.