Тот дом в Беверли-Хиллз (1/1)

Когда-то у нас был дом в Беверли-Хиллз. Вернее, это мы называли его просто «дом», потому что родились и выросли там, так что было бы странно звать его как-то иначе; для других же это был «шикарный двухэтажный особняк на Шангри Ла Драйв», неизменно полный антикварных безделушек, дорогой мебели и красивых людей. Такое впечатление мы, должно быть, производили — загадочные и утончённые, «не от мира сего». Чтобы лишний раз доказать уважаемому читателю, что мы знаем о людях лишь то, что они сами решат нам открыть (либо то, что хотим в них видеть), я позволю себе обременить его историей семьи Лазарус. В конце-концов, все же любят истории, правда? В моей короткой печальной жизни — как у Ричарда Пэйпена, хотя сравнивать себя с ним было бы довольно высокомерно — всего одна стоящая история, и она о моей семье. Не рассказать её не представляется возможным — намертво сросшись со всем моим существом, она имеет, тем не менее, собственный дух и, как мне казалось иногда в приступах особого суеверия, обладает сознанием, отдельным от моего.

Когда-то были «мы». Теперь есть «я», есть «они» и есть те, о ком либо хорошо, либо ничего. Однако, боюсь, мне придётся всё-таки опорочить память этих людей — Хилон говорил «ничего, кроме правды», а правда бывает нелицеприятна. В нашем случае — местами действительно уродлива.

Ещё до того, как на меня свалилось бремя организации похорон, когда тела были на экспертизе, я уже точно знала, что не позволю хоронить отчима в семейном склепе. Нашу фамилию он так и не взял — и Стая его отвергла. Отчасти поэтому бедняге не суждено было дожить до пятидесяти — но лишь отчасти. Сейчас, спустя почти десять лет, когда на месте дома на Шангри Ла Драйв давно стоит другой, а от Стаи остались только воспоминания, утратившие, подобно фотографиям, с годами былую яркость, тогдашнее восприятие не выдерживает критики. Однако в те дни ничего правильнее и естественнее нельзя было представить. Конечно, я могла мелочно скинуть ответственность погребения останков на родственников отчима, но сделать это, не вызвав осуждения и подозрений общественности, было нельзя, да и новой череды скандалов — одно только моё желание похоронить его отдельно вызвало негодование у отдельных лиц — я бы просто не выдержала. Так что его кости и сейчас лежат там, в отдельной могиле, увенчанной дорогим, но бессмысленным надгробием. Как и раньше — рядом, но отдельно. Это всё, чего он заслуживал в наших глазах при жизни и всё, чего удостоился посмертно. Несмотря на то, что он (хотя, впрочем, по большей части его хладное бездыханное тело) занимает определённое место в моей истории, она всё-таки совсем не о нём. Она о Стае.

Наверное, вы спросите: Какая, к чертям собачьим, стая? Мы ведь говорим об убийстве, разве нет? И, конечно, будете правы, но лишь в определённой мере. Позвольте рассказать обо всём по порядку.