Глава 15. Приманка (1/2)
Набежавшее облачко на миг скрыло солнечный диск, и по траве, по густой листве кустарника, полукругом раскинувшегося за скамейкой, тут же побежали причудливые тени. Воды близкого пруда тоже немедленно потемнели, налились тревожным ощущением глубины, неизвестности, таящейся в ней. На миг, не более… А после снова выглянуло солнце, усыпав волны множеством бликов. Свежий ветерок шаловливо обдал щеки, тронул выбившиеся из прически пряди; с воды дохнуло прохладой и кисловатым запахом тины. Такое знакомое, умиротворяющее чувство…
Госпожа Окото улыбнулась, поправила шляпу, укрывая полями лицо от жарких лучей. Чудесный денек, самими богами сотворенный для любования созданным ими миром. Сколько в ее жизни было таких, но все равно каждый из них — чудо, ниспосланное свыше. Коих, как известно, никогда не бывает достаточно…
Вздохнув, она нашла взглядом величественную громаду Син Якуси-дзи*, темневшую вдали. Не будь он столь велик, женщина никогда бы не рассмотрела его со своего места — почти в противоположном конце парка; добраться же не стоило и мечтать. В былые годы она дошла бы, не запыхавшись, не то что до него — до прежнего дома на самой окраине города. Сейчас же неизбежно пришлось бы беспокоить Синдзаэмона-сана, отрывать от дел, занимать его время и транспорт, наверняка более нужные ему самому, его семье. Сосед и так слишком много для нее сделал с самого дня переезда сюда. Шимацу-кун, правда, заверял, что Синдзаэмон-сан сам многим ему обязан — и возможно, не слишком ошибался. Но то он, уважаемый в своем деле и на своем месте человек. Ему и правда многие обязаны, а кое-кто просто опасается перечить. Она же прекрасно обойдется прогулкой до парка и обратно, куда может добраться и сама, без посторонней помощи; соседей же потревожит лишь по более важному поводу, например, для закупки овощей на зиму. Кто знает, сумеет ли Шимацу-кун вырваться к ней в нужный момент?
Из кустарника донесся шорох, затем, раздвинув ветви, к лавочке подошел олень. Госпожа Окото видела его не в первый раз и хорошо знала, хотя встречала множество его сородичей: самцов и самочек, взрослых животных и их резвых пятнистых малышей. Они свободно бродили по всей округе, не стесняясь заглядывать и в храмы. Встречались и в городе, но чаще их видели здесь — в парке, чьим символом они давно стали, беззастенчиво выклянчивая кушанья у туристов. Женщина знала об этой особенности и частенько покупала у торговца при входе угощение для них, отчего ей казалось, что олени тоже знают, помнят ее. Особенно этот крупный самец, не иначе вожак стада, с обломленной боковой веточкой правого рога.
Фыркнув, олень ткнулся носом ей в плечо, потом сунулся к сумочке. Госпожа Окото поспешила ее открыть — увы, сегодня она была пуста, лишь на дне остались крошки от прошлых крекеров. Их она с извиняющейся улыбкой показала зверю. Олень снова фыркнул, на сей раз явно разочарованно, укоряюще толкнул боком и снова скрылся в кустах.
В воде что-то громко плеснуло; до туфелек госпожи Окото долетело несколько брызг. Должно быть, карп, а может, проголодавшаяся черепашка. В детстве Шимацу-кун как-то поймал одну, играя в рыбалку. Женщина улыбнулась, вспомнив разочарованное лицо сына, совсем еще ребяческое, но такое серьезное, полное сосредоточения. Таким он остался и сегодня, охотясь на совсем иную, более крупную рыбу. И находил при том толику свободного времени на нее — столь редкого и оттого особенно бесценного. Если бы всемогущие боги были хоть немного более благосклонны к нему…
С пруда снова дохнуло прохладой. Надвигалась целая гряда облаков, и края ее не было видно. Вздохнув, госпожа Окото нашарила трость, тяжело поднялась, опираясь на нее. Фигура незнакомого мужчины, показавшегося у дальнего входа на аллею, на фоне клонящегося к горизонту солнца, — по виду посыльного — напомнила ей, что уже далеко за полдень, а может, уже почти вечер. Да и колено, пусть и давно зажившее после операции, понемногу начинало ныть, жалуясь на сырую погоду. Хорошенького понемножку. В следующий раз, может, удастся добраться и до храма, или хотя бы рощицы, его окружавшей, а пока покормить обитателей пруда — и можно возвращаться.
Заметно прихрамывая, женщина приблизилась к оградке пруда, оперлась на нее. Полезла в сумочку за приготовленным загодя кормом и, на время отвлекшись, не заметила приближения незнакомца. Он и правда был одет в униформу известной в городе службы доставки — не считая совершенно неподходящей для долгих прогулок обуви: элегантной, но слишком низкой, да еще с негнущейся подошвой. Она-то и подвела бедолагу: задев низкий бордюрчик, нога подвернулась, и посыльный запнулся. Зашатался, пытаясь сохранить равновесие, и выронил коробку — одну из многих, наполнявших его сумку.
Госпожа Окото обернулась на шум. Вряд ли она сумела бы помочь поднять потерю, и женщина отступила назад, чтобы хотя бы не мешать. Беда лишь, посыльный подался в ту же сторону и нечаянно выбил из ее руки трость.
Ахнув, женщина завалилась на бок, безуспешно пытаясь удержаться за оградку. Пальцы соскользнули, и она непременно упала бы, если бы не подведший ее незнакомец. Плюнув на потерю, он наклонился, ловко подхватив госпожу Окото под локти, и довел до лавочки, с которой та только что встала. А потом вернулся за тростью.
— Мои глубочайшие извинения, госпожа. Прошу прощения за свою безобразную неуклюжесть, — он церемонно поклонился, прижав к груди руку.
— Нет-нет, что вы, — поспешно оборвала его госпожа Окото. Потерла щеки в непритворном смущении. — Право, не стоит. Осторожно!..
Предупреждение было отнюдь не лишним: кланяясь, посыльный забыл про сумку, и та снова опасно накренилась. Про себя госпожа Окото решила, что упоминание неуклюжести было не просто данью вежливости при извинении. Но ей ли, едва не растянувшейся на ровном месте, судить?
— Спасибо, госпожа, — тот поспешно подхватил угрожающе накренившуюся коробку поменьше, запихнул в сумку, затем нагнулся за упавшей, придерживая незакрытую «молнию». Госпожа Окото наблюдала за ним, спрятав за ладонью улыбку. Несмотря на голос — низкий, с хрипловатыми нотками, голос взрослого мужчины, — внешне худощавый, с резкими чуть неуклюжими движениями посыльный казался намного младше ее сына — хотя кто бы не казался, при печальных особенностях его внешности? — и выглядел сущим мальчишкой.
— Великодушно прошу принять вашу потерю, — тем временем тот, опустившись на одно колено, поднял ее трость и с полупоклоном протянул ей. На лоб упала выбившаяся из собранных в хвост волос прядь, окончательно завершая образ.
— Не стоит, мой мальчик… — госпожа Окото оборвала себя, испуганно прижала руки ко рту, — прошу простить невежественную старуху. Я не хотела оскорбить вас.
— Никоим образом, — посыльный выпрямился и вблизи оказался заметно старше, чем показалось поначалу. Резкие правильные черты, собранные в очень похожую на традиционную прическу иссиня-черные волосы до плеч… госпожа Окото готова была поклясться, что молодой человек из хорошей семьи. Тем печальнее, что ему приходится зарабатывать на жизнь таким низменным трудом.
— Вы нисколько не оскорбили меня, госпожа, — повторил тот более уверенно. — Никто не способен на это, — он горделиво, явно привычно выпрямился, потом, вспомнив, стушевался. — Ой, простите. Мне менее всего пристало так говорить.
Госпожа Окото поздравила себя с верной догадкой и улыбнулась уже открыто.
— Пустяки. Честолюбие на самом деле похвально для мужчины… но вы, наверное, очень спешите? — вдруг вспомнила она.
Женщина вскинула голову к небу: спешно собираясь сюда, она забыла часы дома и теперь по солнцу пыталась угадать точное время. И оттого не видела совсем не добрую улыбку, прорезавшую — на миг, не более — губы ее собеседника.
— На самом деле… — вынув из кармана часы на цепочке, тот сверился со временем, — уже нет. Сегодняшние дела завершены, и я всего лишь хотел успеть на автобус. Ничего, дойду пешком. Мне недалеко.
— Ох, простите, — расстроилась госпожа Окото. Из-за нее этот симпатичный молодой человек вынужден тратить силы после долгого и наверняка трудного дня на ногах. — Но он наверняка не последний.
— Пустяки, — посыльный беззаботно махнул рукой. — Здесь не осталось ничего тяжелого, — он выразительно хлопнул по сумке. — Кроме того я даже рад, что не успел.
— Да? — озадаченно глянула на него госпожа Окото, гадая, что же случайный попутчик имел в виду. Может, где-то поблизости живет или работает его друг, и появилась прекрасная возможность навестить его? Или же невеста. Работа оставляет так мало свободного времени для по-настоящему важного…
Меж деревьями мелькнула показавшаяся знакомой фигура. Прищурившись, госпожа Окото пригляделась: нет, сходство с соседом наверняка ей привиделось. Да и скрылся из виду встреченный слишком быстро. Синдзаэмон-сан обязательно остановился бы, хотя бы поздороваться.
— Да, я получил возможность проводить вас — и тем самым искупить свой проступок, — прервал ее размышления посыльный. И продолжал воодушевленно, не давая вставить и слова: — Нет-нет, я не приму возражений. Это единственный шанс искупить вину и сохранить лицо — прошу, не лишайте меня его, госпожа…
Он прервался, с намеком — и в то же время просительно глядя на нее. С высоты его роста — явно не меньше, чем у Шимацу-куна, — это смотрелось особенно необычно.
— Дзироко, — подсказала женщина с улыбкой. — Боюсь, вы не оставили мне выбора, господин.
— Что вы, госпожа, — с легким смешком возразил тот. — До господина мне еще расти и расти. Но благодарю за комплимент. Постараюсь соответствовать ему.
Он подхватил ее под свободную руку и повел, ловко попадая в шаг, и госпожа Окото еще раз удивилась: тонкая, хрупкая с виду рука под униформой оказалась удивительно сильной. Должно быть, слишком часто ноша этого юноши гораздо внушительней сегодняшней.
— К тому же не могу упустить возможность поговорить с, наверняка, истинной матерью и хранительницей очага, — продолжал он воодушевленно, глядя на дорогу перед собой. Госпожа Окото доверила ему выбирать путь, тем более, что и дорога к ближнему выходу из парка была прямой и широкой — не заблудишься.
Чуть позже, уловив суть сказанного, она, смутившись, попыталась возразить и снова чуть было не запнулась. Молодой человек не принял возражений, заявив, что она невероятно похожа на его собственную матушку, сейчас, увы, уже покойную — и ее случайно вырвавшиеся слова порадовали его до глубины души. Правда или нет, госпожа Окото не стала спорить, весьма довольная, что он нашел такой ловкий способ выхода из неудобной для обоих ситуации.
Где-то примерно на середине аллеи случайный попутчик выразил желание угостить ее чаем в честь знакомства. Тут уж госпожа Окото воспротивилась. Как бы ни лестно было ей внимание молодого мужчины, в котором она постепенно находила все больше сходства с Шимацу-куном, позволить ему угощать себя… в этом было что-то не совсем приличное. Будь она помоложе или хотя бы привлекательнее, это еще можно было как-то понять. Сейчас же… И госпожа Окото почти обрадовалась, когда на пути у них буквально вырос Синдзаэмон-кун.
Он тяжело дышал, как будто бежал за ними от самого пруда, но перегородил дорогу непреклонно и решительно. Женщина даже испугалась за своего спутника: вдруг сосед решит, что симпатичный незнакомец собирался ее обокрасть. К слову, возможность подобного ей самой только что пришла в голову, и госпожа Окото как можно незаметнее проверила «молнию» на сумочке.
— Доброго вам дня, Синдзаэмон-сан, — как можно приветливее начала она. Колено ныло все сильнее, но госпожа Окото набралась мужества и, освободив руку из хватки незнакомца, шагнула навстречу соседу. — Не ожидала встретить вас здесь, но очень рада вас видеть.
— И я вас, госпожа. Простите, что заставил себя ждать, — Синдзаэмон-сан отвесил им поклон, ухитрившись, однако, не спускать настороженного взгляда с незнакомца.
— Ждать? — госпожа Окото растерянно моргнула. — Простите мою забывчивость, но я не припоминаю, чтобы сегодня договаривалась с вами о встрече.
На самом деле сосед довольно часто провожал ее до дому, удачно попадаясь навстречу по пути с рынка, из прачечной или больницы, особенно если приходилось нести что-нибудь тяжелое. Госпожа Окото подозревала, правда, что случайность тут была совсем не при чем, в отличие от хорошего воспитания и желания помочь. Но и действительно непреднамеренно столкнуться было вполне возможно: по словам Синдзаэмона-сана, ему посчастливилось найти работу совсем рядом с домом. И может быть, даже не слишком преувеличивал. Но здесь… в совершенно другом районе, вдалеке от родных мест…
— Не просили — но я мог догадаться, — мужчина сокрушенно кивнул, хлопнул себя по груди. Огорченно развел руками. — Я знал о вашей прогулке — но неверно рассчитал время, чтобы встретить вас на обратном пути, как всегда. А ведь ваш сегодняшний путь много сложнее обычного. Прошу великодушно простить мою глупость, — он снова склонил голову.
Госпожа Окото немного раздраженно кивнула в ответ. Не слишком-то приятно было напоминание — особенно на глазах провожатого — о ее слабости и немощи. В конце концов, она могла дойти и сама…
Она оглянулась на попутчика и невольно передернула плечами: так непохож на недавнего словоохотливого юношу он был. Словно реально подменили или же недоброжелательность Синдзаэмона-сана передалась и ему. Женщине стало немного неловко, перед обоими спутниками сразу, и она поспешила завершить эту неприятную сцену — шагнула навстречу соседу. Тот тут же подхватил ее под руку, подошел ближе, ненавязчиво остановившись меж ней и недавним попутчиком.
Госпоже Окото стало совсем неловко. Вот такая благодарность за потраченное время и помощь. Но что сказать в такой ситуации — когда ни враждебного слова, ни жеста не было и в помине, лишь настороженное недоверие с обеих сторон, ощущаемое и спиной, — она не знала. И единственное, что могла сделать — поскорее распрощаться.
— Благодарю за помощь, — она с извиняющейся улыбкой кивнула недавнему провожатому, — но меня проводит этот господин. Нам по пути. Боюсь, сегодня я слишком устала, чтобы составить вам компанию, но благодарю вас за приглашение. Всего вам хорошего.
— И вас также, госпожа, — донеслось ей в спину. Голос посыльного тоже казался незнакомым, холодным и чужим. Госпожа Окото вздохнула и пожала плечами. Но могла ли она его винить?
***</p>
Убедившись, что остался один, «посыльный» яростно сдернул с себя сумку, потом униформу и швырнул себе под ноги. Он должен был это предвидеть! Предвидеть и предусмотреть. Все шло слишком хорошо, чтобы закончиться полным успехом, что-то обязательно должно было помешать — уж это-то он знал, как никто.