Часть 1. Сколько стоит мечта. Глава 1. Прости и прощай (2/2)

Она ошибалась, и сильно. Из-за того ли, что империя господина Шимацу (менее влиятельная, чем владения Ороку, но все же значительная) размещалась в другом городе, по иным ли, лишь властелину Фут известным причинам, – но он таки решил скрепить отношения между компаниями. А связующим звеном должна была стать она, Ороку Караи, отданная в жены чужаку, вполне годящемуся ей в отцы.

Мужчина вызвал у нее отторжение с первого взгляда. Слишком рослый (даже выше немалого телом господина Ороку) и слишком светлокожий для японца, мрачный молчаливый господин Шимацу мало у кого вызывал симпатию, зато у многих – скрытый страх. Должно быть, не зря. Он был вдов, и среди воинов Фут ходили слухи, что жену свою господин Шимацу убил собственноручно за предполагаемую измену. Так ли это было, никто не знал наверняка, но, глядя на сильные руки нежеланного гостя и его непроницаемое, словно бы каменное лицо, Караи была склонна поверить.

К тому же господин Шимацу был довольно безобразен внешне: лишенный растительности череп, обожженная кожа левой стороны лица и шеи, неподвижный взгляд, покрытое шрамами лицо… Говорят, что шрамы на лице не портят мужчину, потому что таковых не бывает у трусов. Может быть, но только не тогда, когда за ними не разглядишь самого лица.

Во время приема в его честь господин Шимацу не обмолвился с Караи и парой слов, и та и предположить не могла, что этот случайно встреченный незнакомец предназначен ей в мужья. Отец сообщил ей об этом позже, наедине, поставив перед фактом. По его мнению, их союз должен соединить узы сотрудничества как между компаниями, так и между кланами (да-да, чужак, по несчастливому совпадению, тоже оказался главой клана ниндзя, Джуто). И, кроме того, Караи должна была стать его, Ороку Саки, глазами и ушами при новом союзнике: кто знает, насколько можно ему верить.

Все логично и правильно, вроде бы. Но если раньше Караи, хоть и скрепя сердце, выполнила бы приказ, и даже немного гордилась бы оказанным доверием, то сейчас в ее израненном сердце не нашлось места долгу и гордости. Слишком недавним и болезненным было расставание с тем, кого выбрала ее душа, кто, хоть и не мог стать ее мужем, но был ей ближе, чем этот ужасный чужак. Девушку невольно бросило в дрожь при одной мысли о том, как страшный господин Шимацу прикоснется к ней, будет владеть ее телом по праву мужа. А она… вполне может разделить судьбу его несчастной бывшей супруги, если тот прознает об ее тайной миссии.

Разумеется, далеко не все из этого она отважилась высказать отцу и не сильно надеялась на понимание. Собственный голос казался Караи звучащим жалко и ничтожно. Впервые в жизни она отважилась возразить и отчего-то надеялась на удачу.

Очередная глупость. Слова ее были прерваны самым резким и бесцеремонным образом, заставив девушку вздрогнуть и привычно склонить голову, ожидая упреков. И те не замедлили последовать, язвительные и жалящие в самое больное место. Господин Ороку был возмущен самой возможностью неповиновения и вновь напомнил о том, кем она была до встречи с ним, и что всем, даже своей никчемной жизнью, она обязана ему. Напомнил о долге куноити перед мастером и ее отвратительной неблагодарности…

Не в первый и не в последний раз… Караи слушала его молча, не поднимая головы под тяжестью обвинений и сцепив руки в замок. Ногти впились в ладони, а в груди, неожиданно для нее самой, рос тяжелый гнетущий узел протеста. И с каждой минутой все сильнее мешал дыханию и заглушал в душе чувство вины. И, даже спровоцировав обычно не опускавшегося до рукоприкладства мастера на особые меры по приведению в чувство зарвавшейся девчонки, решения своего Караи не изменила. Она никогда больше не встретится с Леонардо – но и господину Шимацу принадлежать не будет. Это ее последнее слово.

Случившееся далее лишний раз продемонстрировало куноити, сколь много значило для мастера ее мнение. Ее заперли по его приказу в ее же комнате, словно провинившуюся служанку, в наказание лишив еды и свободы. Впрочем, ни замок, который она успела изучить уже давно, ни поставленная у двери охрана не смогли удержать ее. Неудивительно: ее воспитывал и тренировал сам мастер! И вот как она воспользовалась его уроками…

Караи потерла ладонью налившийся нездоровой синевой синяк на скуле: один из нескольких следов попыток мастера образумить ее – и последний раз оглянулась на башню.

– Прости, отец, – повторила она уже тверже и выпрямилась. – Но я не могу подчиниться твоей воле. Я не смогла бы выполнить ее достойно и… – она не договорила и вздохнула. – Прости и… прощай!

Резко развернувшись, девушка черной молнией перепрыгнула на соседнюю крышу, далее еще на одну… Здание со зловещим символом скрылось из вида и более не смущало ее. Куноити огляделась на предмет возможной погони и только тут заметила, что ноги сами собой, автоматически принесли ее туда, куда стремилось ее сердце. Здание торгового центра, крыша которого была усеяна множеством антенн, дававших спасительную тень. Под одной из них, габаритами более самой куноити, Караи и остановилась.

Только сейчас девушка смогла наконец поверить, что ей удалось сбежать. Сбежать из клана и из башни, откуда еще никто из провинившихся и оступившихся не уходил живым. Она и сейчас не могла вспомнить детально, как именно удалось ей пройти мимо всей стражи, избежать известных и скрытых ловушек. Все это вспоминалось лишь урывками, отступая прочь, словно позабытый дурной сон.

Девушка устало прислонилась к бортику крыши, обхватив ладонями колени. Путь сюда ей тоже не запомнился, да и не так это важно. О другом следовало подумать теперь. Множество вопросов, малых и больших, в равной степени важных, но доселе не актуальных, окружило ее, словно пчелиный рой. И она не могла прямо сейчас найти на них ответа. Слишком вымотало ее бегство, а еще более – добровольное отречение от всего и всех, что составляло ее жизнь. Она закончилась, не сменившись пока ничем, обернувшись пустотой, и Караи было в ней мучительно одиноко. Так, как не было, должно быть, с того дня, когда кровные родители бросили ее на пороге той развалюхи. И она вновь была таким же заблудившимся испуганным ребенком. Недавняя уверенная в себе воительница тяжело вздохнула и перевела взгляд на небо, еще даже не начавшее сереть. В любом случае, решение почти всех возникших проблем придется отложить до рассвета. А сейчас… Она просила, нет, жестко велела Леонардо более не приходить сюда. И она дорого бы дала, чтобы он нарушил данную клятву.