не передергивай... или взгляд со стороны (1/2)

— Ты как?

— Да вроде нормально.

— Ясно. Раз нормально, то домой летим вместе… утром заеду.

— А меня ты спросить не хочешь?

— А смысл… Крис, я в курсе, что ты способна решать все свои проблемы самостоятельно, но, ещё я знаю, что завтра после финальных флешек ты не сможешь даже наступить на ногу. Так что, пожалуйста, не выделывайся.

— Хорошо, предположим, что ты прав. Но, это не отменяет того факта, что…

— Я не пытаюсь тебе контролировать, просто хочу урвать пару лишних минут наедине.

— Ты невыносим. А ещё помешан на контроле. — Макс бросает короткий взгляд на пассажирское сиденье. Крис устало улыбается, смотрит в окно и по мнению голубоглазого чересчур внимательно слушает своего собеседника. Как назло, журналистка предусмотрительно уменьшила звук динамика, так что гонщику остаётся только строить предложения о сути чужого диалога.

— Но тебе ведь это нравится.

— Возможно, но это не точно. Просто… давай поговорим об этом позже.

— Хорошо. Тогда до завтра. И не засиживайся за чтением.

— Что ещё мне не делать?

— Не влюбляйся в Ферстаппена… не хочу чтобы тебе разбили сердце.

— А если я уже? — Крис отрывается от созерцания мелькающих пейзажей за окном и смотрит на своего звездного водителя.

— Ну, я, конечно, не хочу хвастаться, но я очень хорош в собирание пазлов.

— Ой, все, — звучит недовольно, но не убедительно. — До завтра. — Бастьен сбрасывает звонок и кидает телефон в сумку, а сама при этом улыбается… тепло так, искренне, почти мечтательно. И это не то чтобы бесит, но отчего-то ощутимо задевает.

— И что мне с тобою делать? — выдыхает Макс почти шёпотом, сбрасывая скорость перед очередным светофоров, а до отеля в котором остановилась брюнетка как назло остаётся всего три поворота и каких-то пара десятков метров по прямой.

— Любить, кормить и никому не отдавать… — выпаливает девушка, явно не подумав, что вообще-то ей совершенно не свойственно. Кареглазая закусывает уголок нижней губы и смотрит так, что у Ферстаппена за малым не случается сердечный приступ.

Воздух в салоне искрит. Напряжение зашкаливает. Полярности тянутся друг к другу, но на светофоре загорается зеленый и как по команде раздаётся настойчивый сигнал клаксона. Наваждение спадает.

Макс переключается на дорогу, Крис притворяется что рассматривает город за окном… молчит, но как-бы невзначай поглядывает на гонщика, а тот делает вид, что не замечает досадливого взгляда карих. Сжимает руль сильнее чем требуется, дышит через раз и думает, что так больше продолжаться не может.

— Ещё раз спасибо за помощь, — произносит журналистка на прощание и едва ли не пулей вылетает из припаркованной у отеля машины. Дверью не хлопает, хотя отчего-то очень хочется. Делает пару уверенных шагов по направлению ко входу в здание, замирает, лодыжку ожидаемо простреливает болью, но в этот мало приятный момент кареглазая вновь оказывается в надёжных руках гонщика.

— Ты невероятная упрямица.

— Какая есть. Не нравится — насильно не держу, — звучит по детски обижено, более того Бастьен хмурится и принципиально отворачивается от ухмыляющегося парня.

— Нравится. — Макс усмехается, стискивает упрямицу в объятиях и без задней мысли залепляет звонкий чмок в девичью щеку. — Очень нравится.

— Ты что себе позволяешь? — вполголоса возмущается брюнетка, смотря на явно довольного гонщика широко раскрытыми глазами. А у самой на щеках едва заметный румянец и сбитое к черту дыхание.

— Ничего. Я ничего себе не позволяю. — Ферстаппен неосознанно пожимает плечами, привычно ухмыляется, а внутри все трещит и ломается от осознания. Он так зациклился на чемпионстве, что все что не связано с гонками в одночасье оказалось под запретом. Именно поэтому на осознание чувств к Бастьен ушло так много времени.

— Макс, все хорошо? — Крис смело вглядывается в бездонные голубые, волнуется, едва ощутимо касается гладко выбритой щеки кончиками пальцев не позволяя гонщику отвернуться.

— Всё нормально, не бери в голову, просто… иногда мне кажется, что у твоих вопросов имеется скрытый подтекст.

— А у твоих ответов частенько имеется двойное дно, но я же не жалуюсь, — кареглазая лукаво улыбается, снимает форменную бейсболку с головы парня и ерошит светлые пряди.

— Можно я останусь у тебя?

— Уверен, что это хорошая идея, у тебя завтра гонка.

— В последнее время я плохо сплю, — честно признается голубоглазый. — На этой неделе мне удалось выспаться только когда ты осталась у меня.

— Хорошо, но если в итоге проиграешь желание — это не моя вина.

***</p>

На экране с десяток уведомлений о пропущенных от отца, но Макс и не думает перезванивать. Слишком хорошо знает чем закончится разговор. Набирает сообщение сестре, мол, планы изменились и на ужине с друзьями семьи он не появится. Затем также по смс предупреждает о своём отсутствии в отеле Джанпьеро и Брэда, переставляет будильник и отключает телефон.

Бесполезный «кирпич» оказывается на прикроватной тумбе, а Ферстаппен проходится по комнате и выходит на небольшую веранду. Вид конечно не панорамный, да и сам номер и рядом не стоял с его люксом. Вот только в пятизвёздночном отеле в котором его поселили нет и намёка на уют, а здесь все буквально пропитано домашним теплом.

Гонщик облокачивается на кованые перила, смотрит на вечерний город, на людей спешащих по своим делам и улыбается. Они, люди, там внизу и им определённо нет дела до того, что он здесь наверху ходит по лезвию ножа, дышит полной грудью и позволяет себе наслаждаться моментом не думая о завтрашнем дне.

— Что закажем на ужин? — интересуется Бастьен, выходя из ванной. Не получив ответа оглядывается, замечает парня за окном и нехотя хромает к двери ведущей на веранду. Подпирает косяк плечом, промакивая влажные после душа локоны полотенцем. И откровенно залипает на закат, а точнее на спину Ферстаппена на фоне малиново-красных разводов на стремительно темнеющем небе. — Красиво.

Макс оборачивается, ловит на себе тёплый взгляд карих и выдыхает: